Страница 3 из 15
Может, дело было в потребности проявить себя после спада и вялости в прошлой команде или просто мне хотелось быть лучшим. Как бы там ни было, именно тренер Ярас вернул меня на землю.
Я на собственной шкуре узнал, что быть лучшим на льду ничего не значит, если тебя не уважает команда. Иначе они не последуют за тобой. Это понимание и было причиной, почему во второй половине своего первого сезона я впахивал, добиваясь именно его. Потом, во время второго сезона, я заслужил привилегию носить заветную «К» на своем свитере.
Я счастлив признать, что все усилия того стоили, учитывая, что этот сезон я закончил лучшим бомбардиром юношеской лиги.
Кто-то плюхается на землю рядом со мной, тихо ворча. Меня удивляет запах травки, но я замечаю между пальцев Андре тлеющий косяк.
– Скажи мне, что ты не прячешься на собственной вечеринке.
Встречая разочарованный взгляд Андре, я пожимаю плечом:
– Тебе не перепало веселья наверху? Что-то ты быстро вернулся.
– Смена темы. Учтем. – Он отпивает из своего стаканчика и ставит его на землю рядом с собой. – Во сколько ты завтра уезжаешь?
– Рано.
Слишком рано.
Андре хмыкает.
– Жесть. Тогда, наверное, скоро уйдешь?
Я киваю, и между нами повисает тяжелое молчание. Понимание грядущего причиняет боль. Мы с Андре с малых лет были друзьями и товарищами по команде. Я чувствую себя виноватым, что разрушаю это.
– Кончай заморачиваться, Оукли. Ты рожден играть в профессиональной лиге. Используй свой шанс, не задумываясь. Мы выживем.
– Просто кажется неправильным играть в команде без тебя.
Андре фыркает и, затянувшись косяком, выпускает клубы дыма.
– Ты знаешь, что хоккей не является моей целью. Но всегда был твоей. Эта новая команда приведет тебя к ней. Не ной, а?
Я откидываю голову и смеюсь.
– Вот оно. А я гадал, сколько времени тебе потребуется, чтобы растерять всю любезность?
Он озорно улыбается:
– Просто не забывай о нас, когда станешь зарабатывать миллионы.
– Как будто я смогу.
Или захочу.
В доме раздается грохот, и Андре вскакивает на ноги. Из открытых окон и двери доносятся громкие голоса.
Я машу на дом.
– Иди. Мне тут хорошо. Убедись, что никто не умер.
Он виновато улыбается:
– Я вернусь. Клянусь, если что-нибудь сломали, я надеру кому-то задницы.
– Удачи.
Андре разворачивается и направляется в дом, а я откидываюсь на спинку и смотрю в небо. Вечер облачный, но я все равно выискиваю звезды. Созвездия не моя тема – черт, я даже не помню свой знак зодиака или как их там называют, но есть что-то успокаивающее в ясном, усыпанном белыми точками небе.
– Рыбы? Близнецы?
Боже, Грейси отчитала бы меня за то, что не помню.
Мое внимание привлекает шорох травы и раздавшийся следом мягкий голос:
– У Рыб день рождения в конце февраля или марте. У Близнецов в конце мая и июне.
Я дважды моргаю.
В мою сторону идет высокая брюнетка, нервно обхватив себя руками. Чем ближе она подходит, тем проще разглядеть ее в темноте.
Пронзительные зеленые глаза не отрываются от меня, но вокруг них слишком отчетливая краснота, чтобы игнорировать. Ее узкие щеки раскраснелись, и я знаю, что не из-за погоды. На улице достаточно тепло.
Я прочищаю горло.
– Значит, Рыбы. А у тебя?
Она останавливается рядом со мной и проводит носком своей белой кроссовки по траве. Мне приходится сглотнуть, чтобы увлажнить пересохшее горло. Она красива, даже с размазанной чернотой под уставшими глазами.
– Овен. День рождения в конце марта, – отвечает она, отводя глаза и осматривая двор. – Моя лучшая подруга любит знаки зодиака.
– Моя сестра тоже.
Она кивает, но не пытается сесть. Почему-то это меня беспокоит. Я хочу, чтобы эта незнакомка посидела со мной хотя бы несколько минут.
– Присоединишься ко мне? – спрашиваю я. Она мнется, глядя в землю. – Можешь рассказать мне, почему плакала, или посидим молча. Однако у меня есть шестнадцатилетняя сестра, и мне говорили, что я умею слушать.
Она на минуту задумывается.
– Почему ты один на улице?
– Честно?
– Честно.
– Я не любитель вечеринок.
– Да, я тоже.
Я сцепляю руки в замок и кусаю губу.
– Хочешь на стул? Я могу посидеть на земле.
В ответ она сокращает расстояние между нами и садится на траву, прижав коленки к груди. Я медленно поворачиваюсь лицом к ней и понимаю, что она тоже смотрит на меня. Мое сердце сильно бьется.
– Ты хоккеист.
Это не вопрос.
Я сглатываю.
– Это плохо?
– Мой бывший – хоккеист.
Ее слова полны яда, и мое любопытство растет.
– Он здесь?
– О, он здесь. Я нашла его в ванной, с членом в горле какой-то девушки.
– Блин, – морщусь я.
Она смеется, но мрачно, невесело.
– Ты когда-нибудь делал что-то подобное? Приводил девушку в ванную за отсосом, когда в другой комнате тебя ждала та, которая любит?
Мои ладони чешутся от желания обнять эту девушку, но я вытираю их о бедра.
– Нет. Парень не должен так поступать.
– Ты прав. Не должен.
– Ты поэтому плакала? Из-за того придурка?
– Жалкое зрелище, верно? Если бы Морган была здесь, она меня встряхнула бы.
– Это твоя лучшая подруга? – спрашиваю я.
Она кивает.
– Похоже, хорошая. Я мог бы тебя встряхнуть, но не думаю, что это будет то же самое, – говорю я, сохраняя легкий тон.
Она невольно улыбается, и я тоже расплываюсь в улыбке. Живот крутит от незнакомых ощущений, когда она пристально смотрит на меня с любопытством.
– Думаю, со стороны это выглядело бы ужасно. Ты намного больше меня.
Мозг моментально наполняется картинками разных способов, которыми мы могли бы исследовать эту разницу в размерах, и мой член напрягается. Тряхнув головой, прогоняю эти мысли.
– В тебе сколько? Пять футов шесть дюймов? Это не мало, – говорю я.
– Почти. Пять футов и шесть с половиной дюймов.
Я смеюсь.
– Без половины никак.
Она закатывает глаза:
– Не у всех есть лишние дюймы. Оставь мне мою половину. Дай угадаю, шесть футов три дюйма?
– Шесть футов и три с половиной дюйма, – хитро отвечаю я.
– Врунишка.
– Не-а. Будь мы получше знакомы, ты могла бы измерить меня прямо сейчас.
Ее щеки алеют, и я захожусь смехом. Удивительно, что не сбежалась толпа.
– Я не это имел в виду, – заверяю ее.
– То-о-очно, – тянет она, расплываясь в улыбке.
От бассейна доносится всплеск, и мы оба поворачиваемся в ту сторону. Пьяный парень с голым торсом и торчащими во все стороны светлыми волосами нарезает круги в забросанной красными стаканчиками воде и орет смутно знакомую мне песню. Звучит ужасно.
– Это… песня из «Моаны»? – бормочет она.
– Типа мультик со Скалой?
– Он самый.
Прищурившись, я узнаю Брэдли Каплана, мощного форварда «Сторм», и смеюсь.
– Это Брэд. У него младшие сестры-близняшки. Им четыре года.
– Логично. Мы с друзьями каждую субботу устраиваем вечер кино. Несколько недель назад смотрели «Моану».
Я не успеваю подавить вспышку ревности.
– Вы все близки?
Она хмыкает.
– Да. Мне с ними повезло.
– Ты рассказала им о том, что произошло сегодня?
Если бы я был ее другом, то уже ехал бы сюда, чтобы навалять этому парню. Черт, если бы я думал, что она скажет мне, кто этот придурок, то пошел бы в дом и сломал ему нос.
– Боже, нет. – Она давится смехом. – Это была бы катастрофа.
Я выгибаю бровь.
– Они тебя оберегают?
– Очень.
Я улыбаюсь ей.
– Хорошо. Значит, они позаботятся о тебе.
Должно быть, мои искренние слова ее удивляют, потому что она ничего не отвечает. Изумрудные глаза внимательно смотрят на меня, как будто пытаясь проникнуть мне в голову. Они сверкают даже в темноте.
Я стучу костяшками по подлокотнику и выпаливаю:
– Как тебя зовут?
Она кривит уголок губ.
– Я едва тебя знаю.