Подруги

В Алиной жизни оказалось так мало подобных признаний в любви и нежности. А ей именно этого не хватало. Она любила и порой пересказывала рассказ Бориса Зайцева, русского писателя-эмигранта «Аграфена», где он пишет, как простая русская крестьянка на пороге смертного часа, испив всю горькую чашу своей жизни, думала о безмерном, божественном океане Любви, который претворяется в свет души любящих, они становятся Ангелами-Хранителями живущих. Так и она сама думала.

Какая же жуткая и суровая досталась всем нам жизнь, «детям» Иосифа Виссарионовича, детям войны, да – не одной войны, а и «мирной» жизни 50-х… 60-х, всех последующих десятилетий, со сменами режимов сталинского на хрущёвский, будто бы «оттепель», а потом брежневский «покой-застой»… А либеральную «революцию» с перестройкой, потом с чубайсовской приватизацией и реформами! Они и сейчас идут. Их все надо было пережить, выдержать, не сломаться вместе с войной на Украине, с ковидом, со всеми испытаниями, доставшимися нашему поколению.

Ну и жизнь нам с Алиной досталась! И всё-таки мы всегда умели радоваться малому. Друг другу мы тоже радовались и были счастливы. Когда успешно сдавали сессию за сессией, жадно впитывали новые знания, гордились своими профессорами, любили ходить на праздничные демонстрации, все вместе, на 1 Мая и в очередную годовщину Октябрьской Революции, радовались жареной картошке, квашеной капусте, которую кто-то из родителей заготавливал на зиму… небогатым студенческим компаниям и застольям… и романам, романам, дружбам, бракам, очень рано, чуть ли не сразу же на первом курсе начавшимся в нашей юной студенческой среде.

Аня вскорости вышла замуж за Петю. Алина – за Валентина. Ко второму курсу в молодых семьях уже появились наследники, дети, девочка и мальчик, оба оказались – Жени, неспроста, как вскоре оказалось.

Самой добросовестной из нас студенткой всегда была Вера: занятия, записи в идеальном состоянии… Всегда – староста. Отличница. Начальница. Потом на всю жизнь – радио России. Голос России. Её тоже уж нет.

Но многие занятия приходилось пропускать. Дети часто болели. Да и заработки приходилось искать, стипендии – 22 рубля или 33 у отличников, конечно, не хватало. Прочитать лекцию от общества «Знание» – 5 ре наличными; заработок, тогда в моде были лекции «о дружбе и товариществе», мы с ними выступали, зарабатывали…

Лекции, семинары, курсовые и дипломные работы, зачёты, экзамены – сколько было прожито вместе за пять студенческих лет. И уже появившиеся дети с их капризами, характерами и болезнями. И почему-то главная на те времена проблема – няньки, где их взять, на кого оставить детей? Они менялись со скоростью света. У меня одна сбежала, оставив ребёнка одного в кроватке и почему-то прихватив с собой наши семейные фотографии. Другая оказалась на учёте в психдиспансере. Алинина нянька зачем-то давала мальчику играть подушечку с иголками.

Вдруг неожиданно даже для самой Анны Валентин Кузнецов, чего уж там?! самый талантливый, по нашему общему мнению, с той же энергией первооткрывателя и самого себя и окружающего мира, с какой он бросился совсем недавно строить свою первую семью, вскорости стал рушить её и отправился на завоевание новой девочки, кем оказалась Анна, он и сына, как сказал, назвал тоже, как и она, свою дочь. Евгений и Евгения – благородный, в переводе с греческого. Это и было первое трагическое испытание, тоже общая боль, которую должна была пройти наша дружба. К тому времени мы уже кончали университет, начинали трудовую жизнь. И тут уж о благостности, благородстве, просто доброте говорить не приходилось. Общий устоявшийся быт, отношения, дружба – всё разбилось вдребезги, пошло вразнос.

До сих пор не знаю, приезжал ли тогда Яков Ермолаевич в Горький или просто позвонил, по правилам тех лет в горком партии, но пробовал вмешаться – точно! будто бы был звонок в горком комсомола: что за б… у вас там работает, а я была инструктором – убрать немедленно. Письма с доносами на меня писали и подруги Вера с Алиной. И это было. И меня не просто выгнали с работы, а ещё собирались исключить из комсомола «за моральное разложение», «за разрушение семьи»… Сейчас уж и не помню как, но друзья сумели «погасить» скандал, «замять дело» с исключением, а если бы оно состоялось, на карьере молодого специалиста можно было бы поставить «жирный крест», как тогда же говорили. Перевели, спрятали меня тогда на работу в областное управление культуры, а потом в Горьковское театральное училище. А Алина от горя и отчаяния уехала, куда можно подальше, тогда это был Сахалин, с маленьким сыном, оставшимся без отца. И чтобы никогда больше не видеть разлучницу, которая теперь через семьдесят пять лет после их тогдашнего горького расставания сидела у её последнего земного ложа, держала её руки в своих, как Алина сама тогда захотела. Это была её воля. Я простила тебя, – сказала она мне. Никто из нас не виноват. И ты тоже. Я читала твою книжку, где ты о нашем пережитом написала. Сама себя судишь. И сама же расплатилась. И тебе по христианским правилам не удалось быть счастливой на моём несчастье. Отнимешь у другого – сама отдашь втридорога… Конечно, она была права. Моему новому браку с Валентином, хоть и начинался он со страстного романа, но не довелось стать семьёй на всю жизнь, и в Москву когда-то вроде бы переехали вместе, но срок нашей вместе жизни судьбой отмерен был всего на девятнадцать лет, до двадцати не дотянули, и так всё, отчего Алина настрадалась, и мне досталось – загулы, измены… «весёлая», не признающая обязательств и очень нелегкая супружеская жизнь. Никому из нас не судить друг друга. Каждый сам расплачивается и за свои страсти, и за слабости.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «