Большие Надежды

– Бесполезно, – донеслось из глубины кабинета, очевидно, подразумевая глупость подобных потуг.

Канцлер сидел за столом и сосредоточенно что-то читал. Он хмурился и то перекладывал пару бумаг из одной стопки в другую, то потом возвращал, что-то черкал, хмурился ещё сильнее, а потом всё же оторвал взгляд от документов. Какое-то время его маленькие глазки внимательно изучали замершего у стены Ханта, который с наигранным интересом разглядывал свою страшную маску, но затем Канцлер выпрямился, откинулся на спинку кресла, и его тяжёлая мантия вспыхнула в фиолетово-алых лучах заходящего солнца искрами золотого шитья.

– Будь добр, в следующий раз оставь своё недовольство за порогом или не приходи вовсе, – процедил он.

– Я молчал, – хмыкнул Хант и пожал плечами. Однако в этот раз лёгкая дерзость вызвала не улыбку на губах Канцлера, а раздражение.

– Слишкомгромко. В твоём положении это следует делать потише.

– Вот как? – Хант выпрямился и в два больших шага достиг стола Канцлера, громыхнув по нему маской. Свинцовые грани, что походили на контуры черепа, вспыхнули жёлто-фиолетовым переливом, придав шлему ещё более отвратительный вид. – А каково моё положение?

– Мне казалось, эта тема на сегодня закрыта. Я ошибся? – Канцлер поднял в наигранном недоумении брови, но Хант видел, как стянулись в едва заметную нить и без того по-старчески тонкие губы.

– Считаю, что обсуждения были недостаточными. Хотелось бы уточнить.

– Зачем?

– Чтобы в следующий раз быть готовым…

– А ты был не готов? – перебил Канцлер. Он бросил на Ханта насмешливый взгляд, а затем вернулся к бумагам. – Что же, тогда следует поднять вопрос о твоей компетентности.

Артур длинно выдохнул, пытаясь усмирить вызванный пренебрежительным тоном гнев, выпрямился и сцепил за спиной руки. Спокойствие.

– Моя работа требует осторожности. Если я начну направо и налево отрезать головы каждому провинившемуся, то…

– Разве ты не делаешь именно так во время своих патрулей? Разве кто-то из твоих людей поступает иначе? Десять пойманных нарушителей в этом месяце, и среди них ни одного, кто дожил бы до камеры. К чему это двуличие, Хант?

– Я цербер, а не палач!

– Ты будешь тем, кем я скажу! – неожиданно заорал Канцлер, и швырнул на стол очередной документ. – Цербером, палачом, пресмыкающимся или никем! Я здесь решаю. А ты, всего лишь высшее звено в службе Исполнения приговора, и будь добр, вспомни об этом в следующий раз, когда решишь отнять моё время!

Канцлер замолчал, какое-то время сверлил взглядом застывшего Ханта, а потом поднялся и подошёл к окну, за которым уже темнело мутно-красное небо. Повисла тишина, нарушаемая лишь гулом преобразователя воздуха, а потом послышался вздох.

– Вот поэтому я до сих пор не ввёл тебя в совет Канцеляриата. Ты слишком молод, импульсивен. Со временем твоя горячность перейдёт в ценную способность быстро принимать самые сложные решения, но пока рано. И потому ты обязан следовать мне, и букве закона, которую я несу.

Голос Канцлера был тих, а сам он не отрывал взгляда от поднимавшейся вдалеке Бури. Она стеной вставала меж Городом и садившимся солнцем, искажая и без того неестественный свет до оттенков какой-то неведомой грязи, а потом длинно взвыла сирена. Канцлер повернулся.

– Объяснись, чем я обязан этой… пубертатной выходке?

Хант на мгновение стиснул в кулак сцепленные за спиной руки, но промолчал.

– Артур? Я разрешаю тебе говорить.

– На площади я почувствовал взгляд.

– Вот как? – кажется, Канцлер был удивлён, но не сильно. – Значит, наши крыски лично пришли посмотреть.

– Мало того, они были где-то в первых рядах.

– Похвальная смелость, – хохотнул Канцлер. – Но я по-прежнему не вижу оснований для твоих истерик.

Ханту потребовалось несколько секунд, чтобы молча проглотить оскорбление и не сорваться. Он дотронулся до своей маски, провёл пальцем по свинцовому контуру около визоров и зло щёлкнул по респиратору. Но это было единственное, что Хант себе позволил. Наконец, он проговорил:

– Они не будут ждать и копить злость, как вы считали, наставник. В них нет ни страха, ни сомнений. Взгляд, который я ощутил, скорее, говорил об интересе, чем о… – Хант махнул рукой в попытке подобрать нужное слово. – Это было любопытство, Канцлер. Холодное. Расчётливое. В их головах есть чёткий план, которой им предстоит воплотить. И сегодняшней казнью мы не смутили их, а всего лишь внесли несколько коррективов. Теперь за мной будут следить, и это свяжет мне руки. Я не смогу больше легко использовать свои методы.

– Методы? – с насмешкой переспросил Канцлер.

Он снова отвернулся к окну, наблюдая, как вдалеке исчезает сизое небо за тяжело поднимавшимися пластинами Щита. Его слегка ржавое тело постепенно накрывало Город, оставляя единственный зазор для шпиля Башни. Ещё пара часов, и Буря будет неистово бить в окна этого кабинета. Не так сильно, конечно, как близ земли, но достаточно, чтобы нагнать тоску. Свет мигнул, сообщив, что здание перешло на автономные генераторы, и со скрежещущим лязгом Щит замкнулся в усечённую полусферу. Убедившись, что Город под защитой, Канцлер повернулся.

– Так, что там с методами? Ты говоришь об облавах? Или о бедолагах, вышвырнутых за пределы Щита прямиком перед Бурей? Если ты взялся оспаривать решения Канцлера, будь готов обосновать чем-то получше, чем просто чутьём. Что ты не можешь сделать сейчас, чего делал тогда?

– Я не могу действовать тихо и незаметно. Вся моя агентурная сеть окажется под угрозой, потому что они теперь знают, кто именно будет искать.

– А раньше они, по-твоему, не догадывались?

– Раньше они не знали, что мы ищем сообщников. Теперь эти люди будут готовы и станут вдвойне осторожней. У нас нет ни времени, ни возможности перепроверять генетические карты каждого жителя, чтобы найти тех, кого скрыла Мессерер.

Канцлер задумчиво прищурился, не сводя взгляда с Ханта, а потом опустился в своё кресло. Несколько секунд он разглядывал лежавшую на столе маску, прежде чем открыл один из ящиков стола и достал металлическую банку. Артур знал, что за мазь в ней находится. Искалеченная радиацией кожа требовала особенных мер, но об этом знали немногие. Как и о том, что в своё время Канцлер дважды участвовал в ликвидации последствий падения Щита. И Хант готов был поклясться здоровьем Суприма, что ни один из совета Канцеляриата не входил в число избранных. Жизнь Города превыше всего! Однако, наблюдая, как глава Города втирал белёсого цвета дрянь в огрубевшие, как кора дерева, руки, Хант впервые заметил, насколько Канцлер был уже стар. А тот сжал пальцы в кулак, проверяя, насколько эластичной стала вновь кожа – шершавая, вся в буграх и застарелых трещинах на сгибах между фалангами.

– Ты думаешь, они знают друг о друге? – спросил он после молчания. – Это не похоже на Мессерер. Весьма опрометчивый шаг, который легко может привести к катастрофе. Упадёт один – рухнут и все остальные.

– Или, наоборот, ещё больше сплотятся. Мне не даёт покоя, как легко мы поймали предателя. Словно, нам нарочно подсунули все улики и заставили действовать так, хочется им.

Канцлер немного помолчал, прежде чем хмыкнул.

– Это всё тебе рассказал один взгляд?

– В нём крылось достаточно, чтобы мои инстинкты сработали. Мы зря раскрыли все карты.

Послышалось недовольное цоканье, и Канцлер тяжело поднялся. Подойдя вплотную к Ханту, он положил руку ему на плечо.

– Таково было желание Суприма, и не тебе его оспаривать, Артур.

– Но… – начал было Хант, однако оборвал себя, когда перед лицом замаячил чуть кривой палец Канцлера.

– Не тебе и не сейчас. Дело сделано. Глупо сейчас спорить верным было решение или нет.

Эти слова были сказаны таким тоном, что Ханту оставалось только смириться. И всё равно он какое-то время сверлил взглядом невозмутимого Канцлера, прежде чем шумно выдохнул и закатил глаза. Послышался смех.

– Не пытайся меня обмануть, Артур. Я знаю тебя с младенчества. Двадцать пять лет, с тех самых пор, как забрал тебя из Интерната. Как увидел в тебе то, о чём остальным можно только мечтать. Ты совершенный набор генов, Хант, поэтому у тебя нет права на ошибку. Ты должен поймать всех щенков Мессерер и покончить с этой угрозой, не дожидаясь, когда поднимется волна бунтов. Жизнь города превыше всего, а они трещина в нашей защите.