Большие Надежды

Артур медленно выпрямился. Без шансов. Он фыркнул от собственной глупости, подобрал с ржавой полки валявшийся там огрызок мыла, принюхался, а потом в бешенстве швырнул его в стену. Вот твари! Хант с отвращением посмотрел на тут же начавший растекаться кисло пованивающий кусок жирной массы. Интересно, знали ли эти борцы за добро и справедливость, что именно своровали? Или, как вездесущие бессмертные тараканы, тащили всё, что попадалось им под руку? Скорее, именно так. Иначе как бы выжили и те, и другие? К тому же, откуда им было знать… Артур прикрыл глаза и вновь подавил приступ тошноты.

Если честно, он и сам знал лишь потому, что однажды его заставили присутствовать при варке очередной партии. После этого ему целый месяц казалось, что вонь кислоты, в которой медленно растворяли последнюю партию «милосердных», пропитал его полностью. Кожу, одежду, волосы, даже лёгкие… Он снова взглянул на ставший бесформенным кусок мыла и со вздохом поднял его, чтобы убрать обратно на полку. Нет. Этим себя он отмывать точно не будет. Уж лучше сдерёт кожу заживо! Подставив лицо прохладным струям воды, от которых начинала уже бить мелкая дрожь, он провёл рукой по волосам и нащупал полустёртое клеймо.

Реальность – дерьмо, а он полный дурак.

Разумеется, ему сразу нужно было понять, что Флор не смирится так легко. Это не в её характере. Не в её принципах.Господи, Хант! Она защищала перед тобой даже Джонса! Так чему же ты удивляешься?Наверное, ничему. Просто надеялся хотя бы на понимание, потому что молча смотреть, как Джонс или Канцлер уничтожают Город в угоду своим личным прихотям, Артур не мог. Однако его слова… Он снова шарахнул кулаком по стене и выругался. Уж ему-то отлично известно, что у Флор тоже не было иного пути. Чёрт возьми, он знал об этом лучше всех её идиотов-сопротивленцев! Так что подлый упрёк, разумеется, попал в цель, как же иначе. Впрочем, как и её…

С тяжёлым вздохом Артур провёл ладонями по лицу, чувствуя, как саднит кожу на подбородке. Он снова открыл громыхнувшую створку, прошлёпал босыми ногами до сваленного кучей доспеха и вынул из ножен клинок. Так себе способ, но другого пока не нашлось. Так что, вернувшись, он уставился в мутное, пошедшее кислотными пятнам зеркало.

Лезвие оказалось достаточно острым, но собственное расплывавшееся отражение больше мешало, чем помогало не перерезать себе неловким движением глотку в попытке избавиться от щетины. Однако он справился. Артур нехорошо усмехнулся, и в этот момент, несколько раз препротивнейше булькнув, струя воды прервалась. Он поднял взгляд, и сепаратор, фыркнув в последний раз застрявшим в трубах воздухом, наконец-то затих. Что ж, видимо, лимит на чистоту на сегодня исчерпан.

Выйдя из покрытого ржавым налётом угла, Артур подхватил грубую ткань и первым делом осторожно промакнул изорванную плетью кожу спины. Разумеется, безрезультатно, ведь тряпка отказывалась впитывать воду. И, разумеется, с полным ощущением, что сейчас с него слезут все до единого куски мяса. Было оглушительно больно, и следовало бы наведаться за обезболивающим, но вместо этого он кое-как натянул тут же прилипшие к телу штаны, проигнорировал наливавшийся нехорошей свинцовой тяжестью бок и откатил в очередной раз громыхнувшую дверцу с намерением поспать хотя бы пару часов, но замер, а потом вовсе привалился к холодной влажной стене.

Похоже, наблюдать вот так за Флор становилось привычкой. Артур даже не мог объяснить, почему это настолько его завораживало. Но её движения явно обладали какой-то собственной магией, потому что даже то, как аккуратно она раскладывала принесённые из медблока знакомые паутинные бинты, походило на ритуал. И хотя Флор слышала грохот, с которым Артур вывалился из душевой, она не подняла головы. Так и стояла, уставившись в мутную от времени металлическую столешницу, и теребила край упаковки.

– Я принесла обезболивающее, – тихо проговорила она, и Артур с трудом отлепился от такой уютной стены. Было бы неплохо одеться…

– Вижу, – бросил он, хотя, на самом деле, даже не собирался разглядывать, что там валялось на этом дурацком столе. Его интересовала лишь Флор.

– А ещё бинты. Надо обработать все раны.

– Хорошо.

– И Артур…

– Да?

Он подхватил найденную здесь же, в комнате, чистую рубашку, но замер, заинтригованный повисшей неловкой паузой. Флор старательно не смотрела в его сторону, но Артур видел, как побелели от напряжения тонкие пальцы, которые всё сильнее стискивали острый край стола. Захотелось немедленно отодрать их оттуда и проверить, не оставил ли порезов грубый металл, но Хант заставил себя отвернуться. Он нарочито шумно встряхнул будто слипшуюся от времени рубашку, и в этот момент ощутил, как особенно мерзкого рубца на спине коснулось что-то прохладное. Ладошка Флор накрыла тлевшую, словно уголь, рваную рану и стало легче.

– Я пять дней пыталась прийти в себя. А тебе будто бы всё нипочём, – с удивлением и будто бы восхищением прошептала она, и Артур едва не расхохотался. Действительно… всё нипочём… Наверное, он даже мёртвым будет ещё полдня идти, если у него будет цель. Но ей, конечно, неоткуда об этом знать.

– Нас тренировали терпеть боль, – коротко отозвался Артур. А ладошка тем временем скользнула чуть дальше, к другому рубцу. Тот пришёлся аккурат на лопатку и при каждом движении цеплялся коростой за волокна одежды. – Поверь, с опытом это не так сложно.

– Они выглядят ужасно, – едва слышно прошептала Флор, и он замер, почувствовав, новое прикосновение. На этот раз то было тёплым, словно… Да ладно, она вряд ли бы стала так делать! Но в следующий миг воспалённую кожу окутало лёгким дыханием, и Флор осторожно прижалась губами чуть выше рубца.

– Флор…

– Джуди сказала, что тебе могло достаться и больше. Я… прости меня… – Её голос прервался, и Артур хотел уже повернуться, но тут вокруг него обвились тонкие руки, и он застыл. – Я не хотела, чтобы так вышло.

– Флор, ты уже всё сказала.

– Нет! – перебила она, и Артур почувствовал, как напряглись её руки. Они неизбежно соскальзывали с влажной кожи, но Флор упрямо сжимала их всё сильнее. – Нет. Я хотела извиниться, потому что это неправда… Я была неправа.

– Это не так, – вдохнул он, попробовал расцепить едва ли не до судороги стиснутые пальцы, но не смог и просто накрыл своей ладонью. – Я могу говорить, что угодно. Приводить тысячу аргументов, убеждать, что я не хотел, но ведь это не изменит сам факт. Верно? Я пытал тебя.

– Нет!

– Я. Тебя. Пытал. Нарушил собственное обещание, и уже только этого более чем достаточно, чтобы поставить под сомнение приемлемость хоть какого-то общения между нами.

Руки на его талии сжались сильнее. Казалось, вся Флор напряглась так, что тронешь и зазвенит, как те самые колокольцы.

– Неправда, – вдруг с нажимом произнесла она. – Я вернула тебе твоё обещание, помнишь? Потому что осознавала, что меня ждёт. Возможно, не до конца. Возможно, я в чём-то действительно просчиталась, но сомнений у меня не было. Артур… я знаю, что значит долг.

Он всё-таки обернулся и теперь смотрел на неё сверху вниз, едва не захлёбываясь в синеве глаз. А те в полумраке единственной лампы казалась настоящим подобием неба. Ночного. Полного ярких, неизведанных всполохов от далёких звёзд. Артур никогда их не видел, но отчего-то впервые не сомневался, что они должны выглядеть именно так – искрами на тёмном полотне мироздания. И когда Флор заговорила, он скорее почувствовал, чем услышал самые важные для них обоих слова:

– Мой долг – это ты. А ты – это мой Город.

И Артур не понял, в какой момент к ней потянулся. Как так вышло, что его рот накрыл уже знакомо потрескавшиеся губы, а пальцы сами запутались в коротких вьющихся волосах. Всё случилось как-то само, потому что казалось совершенно естественным чувствовать тепло её рта, ловить осторожные поцелуи и с каждым всё более нетерпеливым ударом своего сердца хотеть ещё. Всего этого – объятий, касаний, дыхания – было уже отчаянно мало. Но Флор чуть отстранилась, а потом доверчиво ткнулась прохладным лбом прямо туда, где в груди громко бухало сердце.