Вечность и Тлен

Дэва и вправду почувствовала себя той, кем её назвал Самаэль. Ведь прозвучавший ответ в самом деле был слишком очевидным.

– И что? Что это меняет?

После её вопроса взор дива стал ещё уничижительнее. Самаэль со вздохом обогнул стол, подошёл к шкафу в самом углу, куда она недавно переложила бутылки пятилетнего вина. Она спрятала его для коллекции. Див так беспощадно уничтожал весь её товар, что из старых урожаев почти ничего не осталось.

– Подумай хорошенько, дорогая. – Последнее слово он произнёс обманчиво мягко, после шумно втянул носом воздух и наклонился. Прежде чем рубиновые, с лёгкой волной, волосы свесились вниз, накрыв его лицо, Айвен разглядела торжествующую и немного плотоядную улыбку. – Если от излишка тьмы у монстров появляются зачатки разума, разве не логично, что, когда энергии Серого мира станет ещё больше, они и вовсе перестанут быть безмозглыми тварями?

Дэва сглотнула. Она никогда не размышляла об этом с подобной точки зрения. Точнее, раньше не было причин думать об этом.

– Разум – это не то, что можно обрести по щелчку пальцев, – всё же возразила она, воспроизводя упомянутый жест, а после невольно потерла рукой плечо противоположной руки, которое нагрелось от жара печи.

– Нельзя обрести опыт, а вот разум вполне можно, – не согласился с ней Самаэль, открыв дверцы, а после с ожиданием оглянувшись на неё. Вздохнув, Айвен кивнула, и тот стал складывать себе в сумку спрятанные бутыли с вином. – И если вновь подумать, то возникает предположение… Раз теневая сила копится в человеческих телах, а ревенантами становятся люди, то у них уже имеется накопленный годами опыт.

– Слишком много ты предполагаешь, – резко ответила Айвен, складывая руки на груди. Её уже стали злить эти разговоры. Слова дива были лишь догадками. Но и они вносили сумятицу в и без того беспокойные мысли.

– Лучше не станет от того, что ты закроешь глаза. Можешь попробовать заткнуть уши или вовсе никуда не плыть, – цинично сказал он, закрывая дверцу шкафа и распрямляясь. Даже на вид его сумка изрядно потяжелела. Кажется, див что-то выложил, чтобы поместилась лишняя бутылка с напитком.

– Я лишь говорю о том, что не надо беспокоить меня страшилками, которые наверняка никогда не случатся, – упрямо отозвалась Айвен, всё равно задумавшись, где лежат её кинжалы и необходимо ли их все взять с собой в дорогу. За прошедшие годы у неё их скопилось много, и почти все были выполнены из магического металла.

Самаэль оскалился, его глаза блеснули алым.

– Не важно, что я говорю. Но главное, чтобы твоя подруга не попала в ловушку и добралась в целости и сохранности. В нынешние неспокойные времена может произойти что угодно. Уж поверь мне.

– Об этом я не волнуюсь, – небрежно отмахнулась Айвен. – Люций Моран скорее сам погибнет, чем позволит ей умереть.

– Самопожертвование во благо мира? – с нескрываемым скептицизмом спросил Самаэль.

– Нет. Точно не оно, – твёрдо качнула головой дэва. Если бы кто-то постарался убедить её в том, что действиями Люция руководило волнение о благополучии Дэвлата, она бы не поверила ни на йоту. Нет, он наверняка желал закрыть портал. Но как бы странно и эгоистично это ни звучало, был в его жизни кто-то, кем он дорожил больше всего остального мира.

– И что же тогда? Ведь все мы думаем лишь о себе. Когда есть разум, появляется желание жить. Даже если не хочется, инстинкты самосохранения и страх всё равно берут верх. Мы так безумно боимся стать ничем. Что может заставить кого-то добровольно пойти на этот шаг?

«Ему было бы полезно познакомиться с Сарой…» – пронеслась мимолетная мысль в голове Ларак.

– Ты ведь знаешь, что говорят светлые даэвы о теневых? – вымолвила она, невидящим взором глядя перед собой, и сразу же сама ответила на свой вопрос: – Душа и тело теневых изначально отравлены тьмой. Они порочны. Они ближе к монстрам, чем кто-либо. Даже их способности… Мортемы воплощают тела существ, мёртвую плоть которых когда-то наполнила их сила. Скарды способны практически видеть смерть глазами нечисти и проживают чужую гибель раз за разом. Но, как ни посмотри, они всё же остаются даэвами. Магии внутри них не хватает, чтобы повлиять на их решения. Поэтому все светлые, которые их в чём-то обвиняют, лишь пытаются очернить остальных и превознести себя.

Когда Айвен вновь перевела взгляд на Самаэля, он скрёб носком ботинка пол, оттирая пятно на плитке.

– Ты слушаешь?

– М-м-м, да. Конечно. – Оба его уголка губ были приподняты. – Ты говоришь, в теневых так мало силы тьмы, что на их характер она не влияет, – небрежно бросил он. – К сожалению, поэтому и их дар ужасно слабый.

Айвен рассеянно кивнула, слишком задумавшись о том, что собиралась сказать. Ей хотелось верить, что она ошибалась. Но только она так или иначе больше двадцати семи лет наблюдала за Люцием Мораном, чтобы примерно понимать, о чём говорит. Если Сара Сорель проснулась, то всё началось заново. Потребовались десятилетия, чтобы надежда стала угасать. Глава Северного ордена может выглядеть спокойным и терпеливым, но внутри у него горит такое пламя, которое не потушат и воды всех морей. Это было одновременно и прекрасно, и зловеще.

– Дело в том, что в Люции Моране много тени, и он столько раз пересекал грань… что лишь благодаря Саре в нём осталось что-то светлое. И вообще есть чувства.

– Зависимость? – предположил Самаэль – похоже, его заинтересовала новая деталь истории.

– В какой-то степени, но не совсем. Так или иначе, она у них обоюдная, – стала рассуждать дэва. – Раньше они дополняли друг друга, то, чего не хватало одному, компенсировалось другим. Между ними столько всего… Сколько я живу, а никогда больше не встречала подобного. Может, если бы судьба сложилась иначе, если бы сражение не было нашей сутью, а жизни не висели бы на волосок от смерти столько раз, то и не было бы той привязанности. Ведь наши чувства без испытаний слабнут и угасают. Не только воин закаляется в бою…

– У тебя хлеб подгорает, – бесцеремонно прервал её Самаэль. И она вздрогнула, а мысли, унёсшиеся куда-то в философские дали, вновь вернулись на привычное место. От печи, успевшей нагреть всю комнату, и правда шёл запах гари. Она кинулась к камню, взяв широкую лопатку, и поспешила вытащить форму с хлебом, верх которого знатно подзолотился.

– Готов? – спросил див, заглядывая ей через плечо.

– Да. Насколько это возможно.

– Тогда мы можем идти.

– Куда? – удивлённо оглянулась на него Айвен, с подозрением прищурившись.

– На корабль. Он скоро отплывает.

– Откуда?.. – ошарашенно начала она.

– Ну, в отличие от некоторых, когда спрашиваю я, мне рассказывают о всех судах, а не только о тех, которые платят налоги в казну.

– Почему ты молчал всё это время?! – воскликнула она и зашипела, нечаянно обжёгшись о форму, в которой стоял свежеиспечённый хлеб. И после начала спешно отряхивать руки, даже не предполагая, сколько времени у неё ещё осталось, чтобы собрать самое необходимое, не говоря уже о защите, которой необходимо было окружить жилую часть дома и таверну.

Но Самаэль ничего не ответил. Лишь невозмутимо бросил, что у них есть полчаса на сборы и ещё столько же, чтобы добраться до судна. Пока он уходил, решив подождать на свежем воздухе, Айвен смотрела ему в спину, мимолетно подметив, что страж ни капли не согнулся под весом сумки, скрывающей в себе не менее десяти бутылок вина. Для неё оставалось загадкой то, как он собирался довезти их до континента. Когда-то див обмолвился, что старается не пить в плавании, и на её вопрос почему так ничего и не ответил. Айвен же разлила напиток в стекло, совсем не предполагая, что вину предстоит проделать столь длинный путь.

Спустя оговорённое время Айвен выскочила на улицу, мучительно перебирая в голове всё то, что должна была сделать перед уходом, и гадая, будет ли достаточно тех защитных печатей, что дэва оставила внутри дома. Она безмерно злилась, лихорадочно ища Самаэля взглядом. И озадаченно застыла, увидев, как тот сидит на корточках в переулке между двух домов, у кучи мусора.