Волчьи тропы

– Милости богов, – поздоровалась я с одним из стариков, встретившим меня у околицы.

– Милости богов и тебе, дочка, – беззубо улыбнулся старик. – Мимо шла, или знакомый здесь кто? Ты говори, я всех знаю.

Этого старика я не видела в прошлый раз. Впрочем, даже если и видела, то вряд ли запомнила бы. Человеческие лица давно слились для меня в единый неясный образ. Увидь я кого-то на следующий же день после знакомства, узнала бы только по запаху. Но я столько запахов чувствовала за все это время, что узнать один-единственный было просто невозможно.

– Я ищу мужа, – произнесла я то, что уже набило на языке оскомину.

– Чьего мужа? – расплылся в лукавой улыбке дед и заквохтал, обозначая смех.

Он шутил, а мне было не до шуток. Устало вздохнув, я присела у забора и уткнулась лицом в колени. Старик перестал смеяться. Он навис надо мной, пошамкал губами и крякнул, кажется, подыскивая слова.

– Ты это, дочка, не плачь, а? – наконец взмолился дед. – Идем, расскажешь, может, и помогу чем.

Послушно поднявшись, я направилась за ним следом. Старик провел меня в покосившуюся старую избу за серым облупленным забором. Дом пах старостью, как и его хозяин. Каждая дощечка в заборе пахла одиночеством и угасающей жизнью. Даже от старика шел запах сырой земли, смешавшийся с запахом дряхлости и мочи. Тошноту мне удалось сдержать, и я все же вошла в дом, показавшийся мне могилой. Сумрачный, отдающий запахом сырости и плесени, как и его хозяин.

Старик обернулся ко мне и усмехнулся, должно быть, прочитав на моем лице то, что я сейчас чувствовала. Однако он промолчал, не укорив меня за брезгливость. Указал на место за столом и полез в печь, топившуюся рано утром.

– Я печь топлю только, чтобы приготовить, – заговорил старик, не глядя на меня, словно сам с собой разговаривал. – Тошно мне, когда жарко. На улице тепло, и в доме не холодно. Не обессудь, остыла уже картошка.

Он поставил передо мной котелок, достал большую деревянную ложку, после откинул тряпицу и отломал ломоть от каравая.

– Ешь, дочка, – кивнул дед и вышел прочь, но вскоре вернулся, неся крынку с молоком. – Вот, соседка мне каждый день дает. Вкусное молоко, пей, не стесняйся, мне много не надо. В огороде у меня сейчас только крапива растет, в саду репей, а последнюю курицу лиса задрала лет пять назад. Так что небогато живу, но мне хватает. Кушай, кушай. Я могу долго говорить, по-стариковски ворчать. Ты кушай да дай старику выговориться.

Я кивнула и подцепила ложкой одну из холодных картофелин, как это делали в других домах; хотела подуть, но усмехнулась и взяла ее руками. Не скажу, что мне хотелось есть, тем более траву, но силы таяли, а Идар все еще был далеко от меня, и я, уже привычно за этот месяц, очистила вареный клубень и откусила от него кусок. Рот тут же наполнился слюной, желудок отозвался неприятной болью и урчанием.

– Когда ты ела в последний раз, дочка? – спросил старик, присаживаясь напротив.

– Я не помню, – я пожала плечами.

Ночами я уже давно не охотилась, перебивалась только тем, чем угощали люди. Если бы не угощали, то, наверное, не ела бы совсем и сдохла под каким-нибудь деревом от тоски и голода, даже не заметив этого.

– Ты ешь давай, а я пока к знахарке нашей схожу, травку какую возьму. Ты же вон бледнючая какая, смерть и то румяней будет.

Старик поднялся с места, прихватил свою клюку и заковылял к двери. Я проводила его равнодушным взглядом, доела свою картофелину и растянулась на лавке, на которой сидела. Осознав, что я голодала все это время, я почувствовала, насколько стала слаба. Мне было тяжело сидеть, тяжело ходить, даже говорить было тяжело. Не будь мне так тошно, наверное, я бы ужаснулась тому, что оборотень стал безобидней котенка. Но мне было все равно. Кажется, и я уже пахла, как старик и его дом: скорой смертью.

– Идар, – прошептала я, закрыла глаза и провалилась в тяжелую дрему.

Каждый раз я мечтала увидеть моего волка хотя бы во сне, но я так мало спала, что, проваливаясь в редкий и короткий сон, почти ничего не видела. А сегодня увидела. Мне приснился ночной лес и далекий волчий вой. Неведомый товарищ звал меня, и я знала это, потому что наконец-то разобрала его песню. Тогда сердце мое забилось сильней. Мой волк! Это все время был он! Он звал меня, а я не понимала! И я вскочила на лапы…

– Тихо-тихо, дочка, – услышала я, и теплые, по-старчески слабые руки обняли меня за плечи, помогая встать с пола, куда я скатилась с лавки.

Сердце пропустило удар, сжалось в груди в маленький тугой комочек. От неожиданной боли туман укрыл от моего взора старика, кряхтящего рядом. Мгновение я продиралась сквозь эту режущую боль, не имея возможности вдохнуть полной грудью. Но вот воздух просочился в грудь, я сделала порывистый вдох, и крик сам собой сорвался с моих уст:

– Идар! – Вцепившись в старика, я тряхнула его, едва не рыча. – На тебе его запах! Старик, где ты видел его? Где ты был, старик?!

Он испуганно попятился от меня, оступился и полетел на пол. Но я вновь нависла сверху, выкрикивая сквозь слезы:

– Где ты видел его? Где, старик?! Откуда ты пришел?!

– От знахарки, – чуть заикаясь, ответил дед. – Она за деревней живет. Там!

Сухонький палец куда-то в сторону, и больше я не медлила. Когда дом старика остался за спиной? Откуда взялись силы? Я не знаю. Меня несло туда, где пахло моим волком. Идар! Неужели я нашла тебя?! О Лесной Дух, благодарю тебя! Велик ты и мудр в своих испытаниях. Нет, я не ропщу, я не смею, ведь ты вернул мне жизнь! Идар!!! Мой волк, мой избранник, мой муж, мой вожак, моя жизнь! Как же долго моя тропа петляла. Ты с самого начала был рядом, а я скиталась по городам, селам и деревням, разыскивая твой след. А ты все время был здесь!

О Лесной Дух, дай мне силы, дай мне добежать до него, дай выдержать и не умереть от счастья сейчас, когда он уже так близко. Я не могла ошибиться, не могла! Аромат счастья я помню столь ясно, словно вдыхала его еще мгновение назад. И вдруг старик принес его на себе. Мой волк…

Не помня себя, я выбежала к добротному срубу. Он не был огорожен, потому я могла сразу подойти к крыльцу, подняться на три ступени и толкнуть дверь, за которой меня ждет мой волк. Я могла… но ноги словно вросли в землю. Ладонь прижалась к груди, стремясь унять безумный бег моего измученного сердца. Голос отказывался повиноваться мне. Лесной Дух! Ну где же ты? Мне нужно сделать всего лишь шаг, чтобы сдвинуться с места. Всего шаг…

Неожиданно дверь открылась и на крыльцо вышла молодая пышногрудая женщина. Она остановилась и внимательно посмотрела на меня.

– Ты что-то хотела? – спросила она.

Сглотнув, я кивнула и… ноги сами понесли меня к ней, потому что от нее пахло моим волком. Пахло столь умопомрачительно, словно он…

– Нет, – я мотнула головой, снова принюхалась и отскочила назад.

Этого не может быть! Неправда! Он не мог прижиматься к ней, не мог касаться губами ее кожи, не мог любить ее так же, как любил меня, нет! НЕТ!!! Так не бывает! Ярость закрыла от меня дом, женщину, крыльцо. Первородная сила заструилась по жилам, выпуская на волю истинную сущность. Шерсть вздыбилась, я пригнула голову к земле, следя взглядом за мерзавкой, посмевшей пахнуть моим волком так, будто он принадлежал ей.

Шаг, еще шаг. Лапы ступают мягко. Пасть ощерена, и нет жалости в душе зверя. Зарычав, я приготовилась к прыжку. Тело взвилось, подобно разжавшейся пружине… Удар в бок был столь сильным и неожиданным, что я с визгом покатилась по траве, но тут же вскочила на лапы, глядя на оскаленную пасть белого волка. Тут же вновь упала на брюхо и заскулила, глядя на него. Голова сама потянулась к самцу, я хотела лизнуть его, но Идар уклонился. Я попыталась положить голову ему на лапу, но он сделал шаг назад и не позволил прикоснуться к себе.

– Идар, – позвала его женщина.

Волк настороженно наблюдал за мной, закрывая своим телом знахарку. И тогда я вновь вскочила на лапы и зарычала. Волк прыгнул ко мне, придавил лапой и зарычал в ответ. Лесной Дух! Он угрожал мне! Мне!!! В глазах Идара была ярость, шерсть его топорщилась. Он готов был вцепиться мне в глотку! Он готов был убить меня за эту женщину, на которой остался его запах!