Ядерная тень

– За несколько часов?.. Боюсь, задача невыполнима, – произнес Богданов.

– За несколько дней, – уточнил Старцев. – Сегодня на неофициальной встрече господину Никсону сообщат, что тексты договоров ОСВ и ПРО еще не до конца проработаны, поэтому их подписание откладывается. Работа американской делегации пойдет своим ходом, а вам за это время нужно выложиться по полной программе и найти провокатора. Крайний срок двадцать седьмого мая, дальше откладывать подписание документов мы не сможем. Задача ясна?

– Так точно, товарищ полковник, – хором ответили бойцы группы «Дон».

– Тогда переходим к деталям.

Старцев положил на стол папку с документами, и группа приступила к разработке предварительного плана действий. Когда спустя час в кабинете Старцева появился председатель КГБ Юрий Андропов, бойцам было что предложить его вниманию.

Глава 2

– Сокольский! Кто он вообще такой, этот Сокольский? Пустышка, ноль без палочки! И на него мы должны потратить первый день поисков!

Прапорщик Казанец ходил из угла в угол номера в гостинице, расположенной в двух кварталах от кремлевской площади, и брызгал слюной от возмущения. План, их стройный и логически выверенный план, на составление которого бойцы спецподразделения потратили целый час, был изменен до неузнаваемости «какими-то дилетантами», как красноречиво выразился прапорщик.

И ведь все же шло хорошо. Юрий Владимирович выслушал предложения бойцов, задал пару-тройку конкретных и дельных вопросов и уже собирался одобрить план без корректировок, но тут, как водится в таких случаях, младший помощник заместителя председателя КГБ решил внести свою лепту в общее дело. И как только он это сделал, высказал свое предложение по улучшению плана, за ним тут же потянулись остальные члены «свиты». Одно предложение еще можно было вынести, вставить в общий список и забыть про него, но такую лавину игнорировать стало просто невозможно. В итоге от первоначального плана спецназовцев не осталось практически ничего, а степень его продуктивности упала на порядок, что не могло не взбесить тех, кому данный план предстояло претворять в жизнь.

– Вот скажи мне, Коля, на кой ляд товарищ Андропов таскает за собой эту бестолковую толпу? Для солидности? Так он и так солиднее некуда. Для количества? На что оно ему, количество это? Дань моде? Черт, да уж лучше прослыть древним мамонтом, чем терпеть рядом с собой идиотов, которые тяжелее ручки ничего в руках не держали и дальше своего кабинета в жизни не выезжали.

– Да хватит уже тебе возмущаться, Казанец, – не выдержал старший лейтенант Дорохин. В комнате они были одни, и брюзжание товарища ему порядком надоело.

– Как не возмущаться, Коля? Как не возмущаться? Если бы не эти остолопы, мы бы сейчас делом занимались, а не в потолок плевали в ожидании новостей. Да и командиру с Дубко тоже не пришлось бы таскаться по злачным местам в поисках удачи.

– Успокойся, Юра, командир что сказал? Придется отработать каждую версию. Вот и отрабатывай.

– Я-то отработаю, только что они скажут, когда срок истечет, все их версии будут проверены, а провокатор так и останется непойманным и даже не определенным?

– Слушай, не можешь успокоиться, тогда хоть заткнись. – Дорохин сердито сверкнул глазами. – Твое нытье не дает сосредоточиться!

– Да на чем тебе сосредотачиваться? Ты у телефонного аппарата сидишь, звонка ждешь.

– Просто заткнись, ладно?

– Ладно, не кричи. – Казанец плюхнулся в кресло, закрыл глаза.

Злиться, правда, не перестал, вновь и вновь прокручивая в голове «бредовую», по его мнению, идею младшего помощника Андропова, предположившего, что провокацию могли организовать граждане СССР, недовольные правящим режимом, так называемые «диссиденты». Диссидентами, в переводе с латинского «несогласными», в СССР называли граждан, чьи политические взгляды шли вразрез с политическими взглядами коммунистической партии. Обычно диссиденты в СССР действовали небольшими группами: как когда-то коммунисты-подпольщики, они выпускали газеты и листовки, организовывали пикеты и акции протеста у административных и политически значимых зданий, но никогда не использовали в борьбе насильственные методы, благодаря чему власти относились к ним более-менее лояльно.

В официальных кругах диссидентов называли «антисоветчиками» за их стремление опорочить советские идеалы, при этом заявляя, что все, чего они хотят, это открыто высказывать свои убеждения. Единой «диссидентской организации» или «диссидентской идеологии», объединяющей большую часть диссидентов, не существовало. И все же прослеживались два основных направления диссидентского противостояния советскому режиму. Первое из них ориентировалось на поддержку СССР извне, второе – на использование протестных настроений населения внутри страны. Деятельность некоторой части диссидентов, в основном московских правозащитников, строилась на апелляции к зарубежному общественному мнению, использовании западной прессы, неправительственных организаций, фондов, связей с политическими и государственными деятелями Запада. Вот на таких «несознательных» граждан и пало подозрение младшего помощника председателя КГБ, с чем прапорщик Казанец категорически отказывался соглашаться.

Остальным членам группы «Дон» идея не казалась бредовой. С конца шестидесятых в диссидентском мире начала формироваться особая группа, члены которой называли свою деятельность «правозащитным движением». Лидеры «правозащитного движения» пытались объединить вокруг себя разрозненные диссидентские группы в единое целое. Одним из самых известных лидеров движения был бывший военный Иван Сокольский. На Лубянке считали, что Сокольский лично связан с западными спецслужбами и помогает им вербовать советских граждан для работы на Запад. Саму диссидентскую деятельность Сокольского считали своего рода профессией. И эту деятельность щедро оплачивали из-за рубежа.

Материала на Сокольского в Управлении оказалось не так много: коренной москвич, единственный ребенок в семье потомственных военных, сам отслужил полный срок и ушел на пенсию около пяти лет назад. Вернувшись в Москву, на работу устраиваться не спешил, приобретал новых друзей, налаживал старые связи. Одним словом – присматривался. На заметку правоохранительных органов Москвы Сокольский попал два года назад, когда группа диссидентов под его руководством устроила в столице акцию, посвященную памяти ввода советских войск в Чехословакию. Акция протекала мирно, длилась не более часа и большого количества сочувствующих не набрала, но с того дня за Сокольским стали «присматривать». Тогда и выяснилось, что бывший военный не так чист, как хотелось бы.

Информации, которая могла пригодиться группе «Дон», оказалось и того меньше: адрес квартиры в Марьиной Роще, куда несколько лет назад переехала мать Сокольского, да имена-фамилии пары-тройки друзей детства, проживающих в Москве. О новых друзьях сведений оказалось еще меньше, и членам группы пришлось попотеть, прежде чем они вышли на его ближайшее окружение. Навестить мать доверили Дорохину. Он выяснил, что с матерью Сокольский практически не общается и искать его там бесполезно. Проверка друзей детства легла на Казанца. Со своей работой он справился за несколько часов, выяснив, что к новой деятельности Сокольского ни один из старых друзей отношения не имеет. Он, как и Дорохин, вернулся в гостиничный номер, забронированный для группы на время проведения операции, вместо привычного места сбора, базы в Подмосковье, называвшейся «Объект Вятич». Руководством было решено город не покидать, чтобы сэкономить время.

Пока Дорохин и Казанец копались в прошлом Сокольского, командир группы «Дон» подполковник Богданов и его заместитель майор Дубко выясняли, «чем дышат» новые друзья бывшего вояки. По предварительной договоренности Богданов должен был выйти на связь почти час назад, и лейтенанта Дорохина беспокоила эта задержка. Казанец, вынужденный бездействовать, не находил себе места. Десять минут в кресле с закрытыми глазами и ртом показались ему вечностью. «Еще пару минут, и все, с меня хватит», – теряя терпение, мысленно проговорил Казанец, и в этот момент зазвонил телефон. Дорохин сорвал с аппарата трубку, быстро поднес ее к уху: