Свинцовая воля

– Ну, ты сам понимаешь, что это помимо того, что творится в Ярославле каждый день… ограбления, воровство, разбои, изнасилования… На фоне всех этих преступлений местный ОББ завел уголовное дело на банду, практикующую ограбления квартир эвакуированных граждан. В последнее время бандиты как будто с цепи сорвались… должно быть, почуяли, что скоро хозяева вернутся. Вот и пытаются побольше урвать, пока имеется такая возможность. Но это так, к слову, чтобы более понятна стала характерная послевоенная обстановка в городе. Впрочем, такая напряженная обстановка сейчас наблюдается повсеместно, какой крупный город ни возьми.

Копылов по-отечески положил свои тяжелые ладони на плечи Журавлева, который тотчас сделал слабую попытку подняться со стула, но под нажимом сильных рук Макара покорно остался сидеть на месте.

– А теперь, Илья, слушай меня очень внимательно. Ты человек в органах новый, еще не успел пропитаться милицейским духом, который отпетые уголовники чувствуют издалека. По характеру, по поведению ты ничем не отличаешься от обычного фронтовика. Веди себя и дальше так же естественно, как вел себя прежде.

Он замолчал, сверху разглядывая молодое, но уже с горестными складками в уголках обветренных губ худощавое лицо, тонкие паутинки морщин, собравшихся возле пронзительно темно-синих глаз, прихваченные, словно легкой изморозью, седеющие виски. Болезненно поморщившись от сознания того, что парню в его юные годы пришлось много пережить, глухим голосом с заметной хрипотцой проговорил:

– Тебе, Илья, требуется самостоятельно внедриться в одну из банд Ярославля. Легенда такая: ты приехал из тамбовского села на механический завод устраиваться на работу. Причина того, что ты сбежал из дома, заключается в том, что твой двоюродный брат Герой Советского Союза Филимонов оказался главарем банды. И теперь тебе на родине нет покоя от бдительных граждан сельчан, которые тебя презирают и относятся с предубеждением. Одним словом, жизнь там стала невыносима, и ты сбежал в другую область искать лучшей доли. Потому как прошел всю войну и достоин лучшего к себе отношения. Но если появится возможность жить припеваючи, не работая, ты, в общем-то, против этого ничего не имеешь. Мысль понятная?

Илья с готовностью кивнул, не сводя внимательного взгляда с увеличенных линзами очков глаз Копылова, вопросительно смотревших на него в упор.

– Будь очень осторожен, есть предположение, что в местном Управлении НКВД кто-то из сотрудников связан с бандой. С тобой на связь будет выходить Семенов.

Макар мельком взглянул на Леонтия, сидевшего рядом. Оседлав стул верхом, облокотившись на его спинку, тот с молчаливой сосредоточенностью прислушивался к разговору.

– Семенов у нас входит в местную группу по расследованию серии убийств. Немного позже он тебе более детально обо всем расскажет. Ближе к развязке к расследованию непосредственно подключимся мы с Игнатом Мачехиным. Ты его тоже знаешь. – Копылов ладонью вытер взмокший от долгого разговора лоб, усталым голосом обратился к Леонтию: – Семенов, введи его в курс дела… И чтоб комар носа не подточил. – Он несильно похлопал Илью по плечу, как бы напутствуя его на предстоящую операцию, которая должна, по его искреннему убеждению, завершиться благополучным образом.

Глава 4

Георгий Веретенников по прозвищу Жорик-Веретено и его закадычный корефан, известный в криминальных кругах по кличке Лиходей (что для законопослушных граждан было равносильно человеку особо опасному), а в миру имевший самое обычное безобидное имя Коля Коноплев, уже битых четыре часа безрезультатно околачивались на вокзале. Они стояли у двери и каждого вышедшего из зала пассажира незаметно провожали пристальными взглядами, стараясь определить среди них залетного простака, которого без труда можно развести на «башли» или разжиться у него более-менее ценным барахлишком.

Веретено стоял, с беззаботным видом привалившись плечом к серой стене мрачного приземистого здания, форсисто скрестив ноги в желтых штиблетах, и с беспечной ловкостью закидывал в обслюнявленный губастый рот жареные семечки; звучно разгрызал их и бесцеремонно сплевывал шелуху перед собой на асфальт. Образовывавшуюся под ногами шуршащую кучу он время от времени небрежно раздвигал носком штиблета, словно выставлял его напоказ, красуясь перед проходившими мимо пассажирками.

Из-за столь вызывающе наглого поведения у него полчаса назад произошел небольшой инцидент с пожилой дворничихой, которая по своей женской аккуратности легкомысленно решила парня по-человечески пристыдить.

– Ты не борзей, карга, – с пренебрежительной ухмылкой ответил Веретено и демонстративно сплюнул вязкую слюну на асфальт. – Не то твои мягкие булки мигом почикаю.

И чтобы рассеять у чистоплотной дворничихи всякие сомнения относительно того, что он не шутит, устрашающе показал ей из-под полы пиджака острый выкидной нож.

– Цыц, мымра!

Проворно подхватив ведро для мусора и березовую метлу, женщина поспешно ушла, поминутно с испугом оглядываясь на дурковатого парня.

Лиходей, стоявший неподалеку с независимо засунутыми в карманы брюк руками и куривший папиросу, нервно гоняя ее языком с одного уголка рта в другой, одобрительно оскалился, продолжая злобно присматриваться к пассажирам. В какой-то момент его глаза вспыхнули алчным огнем, он быстро выплюнул изжеванную папиросу и кивком, незаметно для окружающих, указал на молодого военного, одетого в вылинявшую на солнце и от долгого ношения суконную форму.

– Ништяк, – почти не разжимая губ с налипшей на них шелухой, негромко произнес Жорик.

Он ладонью стремительно вытер рот и принялся быстро озираться, выискивая кого-то на многолюдном перроне глазами, вдруг ставшими темными от едва сдерживаемого гнева. Заметив возле толстой торговки с семечками конопатого мальчишку лет семи-восьми, который, судя по его поведению, целился украсть у нее из оттопырившегося кармана кофты деньги, Веретено негромко свистнул. Мальчишка, раздосадованный тем, что его отвлекли, с неохотой оглянулся, состроив недовольную мину на худощавом испачканном в мазуте лице.

– Эй, Шкет, – окликнул его Жорик, – подь сюда!

Он отчаянно замахал рукой, следя боковым зрением за военным, который остановился от них в нескольких шагах, поставил фанерный чемодан у ног и полез в карман галифе за сигаретами, собираясь закурить.

Мальчишка окинул торговку сожалеющим взглядом, быстро смазал тылом ладони под курносым носом, где висела зеленая сопля, потом тщательно вытер руку о коричневые штаны, на одних каблуках стоптанных ботинок круто развернулся и резво побежал к Жорику, придерживая полы куценького пиджака.

– Чего тебе, Веретено? – спросил он, застыв перед известным в городе вокзальным вором, глядя на него лихими глазами. – Работенка намечается?

Не отвечая на его слова, Жорик по-отечески положил свою влажную от пота ладонь ему на затылок. Чувствуя смуглой от загара, без единого намека на мозоли кожей жесткие, спутанные волосы мальчишки, он силком повернул его голову в сторону военного, который стоял у края перрона и с удовольствием курил, с интересом рассматривая кирпичную водонапорную башню.

– Видишь вон того летеху? – вполголоса поинтересовался Веретено. – С чемоданом?

– Ну… – ответил мальчишка и тотчас, независимо отставив ногу, взглянул снизу вверх на Жорика. Жмуря в рыжую крапинку плутоватые глазенки, напомнил: – Веретено, в прошлый раз ты мне зажигалку немецкую обещал… Но так и не отдал, зажилил… Не дело это.

– Не борзей, Шкет, – опешил от подобной наглости Жорик. – Сказал, отдам, значит, отдам.

– Отвечаешь?

Глядя на ухмыляющуюся физиономию Лиходея, Веретено, которому было очень жаль расставаться с красивой зажигалкой американской фирмы Zippo, с видимой неохотой ответил:

– Век воли не видать, – и чуть подумав, зло чиркнул себя выпуклым ногтем большого пальца по кончику темного от чифиря переднего зуба, – зуб даю!

– Другой разговор, – сказал мальчишка и деловитой походкой озабоченного неотложными делами хозяйственного человека направился в сторону военного.