Страница 6 из 66
Содержание «теории о японской культуре» менялось в зависимости от исторической обстановки, в которой она становилась предметом внимания официальных идеологов. Амплитуда ее значений колеблется от основанного на мифологии культа императора и веры в особую миссию японской нации, от специфического взгляда на японскую государственность как воплощение некоего постигаемого лишь интуитивно божественного начала до этнографических, культурно-исторических и иных кои-цепций идеалистического толка, пытающихся выделить особенности социальной организации японского общества как нечто изначально заложенное в нем и не подверженное историческим изменениям. Эта «теория» в основном повторяет концепций социальной структуры японского общества, распространявшиеся буржуазными идеологами в 20—30-х годах. Тезис об «особом характере» отношений внутри социальной системы японского типа восходит к патерналистским теориям и является основой мироощущения, имеющего свои корни в идеологии сельской общины, как она трактовалась правящими кругами. Иными словами, эта «теория» созвучна концепции «японского духа», которая лежала в основе идеологии японского империализма до второй мировой войны.
В новейшей японской научной литературе утверждается, что специфика японской модели бытия заключена в особенностям познания действительности, образа действий и принципов социальной организации. Не отрицая наличия таких особенностей, Марксистская наука в отличие от буржуазных идеологов усматривает их источники не в неких изначальных свойствах «японского духа», а в специфике исторического развития страны. Однако концепция, утверждающая наличие неких изначальных специфических черт социальной организации Японии, ныне опять становится краеугольным камнем всей идеологической Деятельности японских правящих кругов. Больше того, в настоящее время последние стремятся придать особенное общественное звучание данной концепции и на этой основе сконструировать новую интерпретацию современного экономического, общественного и политического развития Японии.
В противоположность «эпохе модернизации» новая доктрина провозглашает наступление в Японии «эпохи культуры». По утверждению ее авторов, эта эпоха будет ознаменована рождением общества, воплощающего в себе национальный идеал социальных отношений, принципиально отличающегося от западного и преодолевающего на этой основе недостатки, присущие евро-американскому капитализму.
Доктрина повторяет традиционные для «теории о японской культуре» оценки характера японского общества. В ней, в частности, утверждается, что с древних времен его пронизывает «уникальный, не имеющий себе равных в мире принцип межче-ловеческих отношений», означающий, что все его члены объединены на основе «кровных, земляческих связей», а также «связей, сложившихся в период учебы, работы в компании» и т. д. Такое общество толкуется как «общество друзей», «общество-семья» и противопоставляется западному обществу, якобы основанному на «индивидуализме и тоталитаризме» [1, с. 20].
Авторы доктрины подчеркивают при этом, что в годы «модернизации» в результате заимствования западных ценностей «отрицалась либо игнорировалась традиционная культура» и господствовал такой образ действий, который вел к «ее регрессу». Лейтмотивом доктрины является призыв к «преодолению модернизации» на основе восстановления «японского взгляда на вещи» путем «возвращения к традициям» [1, с. 20].
Таким образом, провозглашенная еще в середине 60-х годов идеологическая линия на реанимацию отживших социально-политических представлений получила в настоящей доктрине свое «законное» выражение и теоретическое обоснование.
В качестве альтернативы «модернизации» по американскому образцу с ее негативными последствиями для японского общества новая доктрина выдвинула широкую программу социально-экономических и политических мероприятий, основанных на экономической и социальной практике японского типа.
В области социальных отношений она предлагает вместо западного «индивидуализма» ввести отношения «товарищества», вытекающие из концепции «японской культуры». Классовому взгляду на структуру общества противопоставляется так назы-i ваемая «вертикальная» система социальных связей, основанная на патернализме, представляющем собой японскую разновидность идеологии «социального партнерства», что практически означает отказ от демократических завоеваний, от провозглашенного принципа политических свобод, наступление на права трудящихся.
В сфере морально-этической в противовес «веку машинной цивилизации» и материальной культуры, сложившейся на осно-j ве западной модели «модернизации», авторы доктрины выдви-’ гают тезис о наступлении эпохи «восстановления человечности», исходя из содержащихся в концепциях японской культуры восточных, «специфических» представлений о гуманизме и достоинстве человека. На практике это приведет к пересмотру прогрессивных ценностных ориентиров в сфере межличностных связей и установлению отношений господства и подчинения традиционного толка.
В сфере экономической деятельности провозглашается превосходство японской формы менеджемента.
Весьма симптоматичным является то, что в доктрине четко просматривается линия на возрождение тезиса о «преодолении ценностей нового времени», включающего в себя совокупность экономических, морально-этических и идеологических форм, сложившихся на Западе в период промышленных революций и проникших в Японию в процессе ее индустриализации. В годы подготовки и развязывания второй мировой войны именно этот тезис настойчиво выдвигался некоторыми наиболее националистически настроенными группами японской буржуазной интеллигенции. Призывая к «преодолению ценностей нового времени», некоторые идеологи ориентируют общественность на гальванизацию докапиталистических форм в сфере общественных отношений.
Итак, можно сделать вывод, что выработанная в начале 80-х годов японскими правящими кругами программа является не чем иным, как воплощением в сегодняшних условиях традиционного для буржуазной идеологии принципа, утверждающего превосходство «японского пути» решения социальных проблем.
Идеологическая стратегия японского буржуазного национализма в настоящее время заключается не только в возрождении категорий и понятий, относящихся к довоенному периоду, но и в привнесении в него новых элементов, способствующих использованию в идеологических целях быстрого экономического роста Японии. На смену традиционной формуле довоенного периода, состоявшей из дихотомии «вакон — ёсай» («японский дух — западная техника»), выдвигается «вакон — васай» («японский дух — японская техника»). В отстаивании данного тезиса японские правящие круги зашли настолько далеко, что в 80-х годах в официальной пропагандистской деятельности стала отчетливо прослеживаться линия, заключающаяся в попытке провозгласить вместо евро-американской «модели модернизации» ее японскую «модель», которая якобы в состоянии оздоровить мировую капиталистическую систему.
Как бы развивая и углубляя данную линию японских монополий, культурный фонд концерна Сантори провел в 1982 г. в г. Осака международный симпозиум по теме «Станет ли Япония моделью для мира?». Уже сама тема симпозиума красноречиво свидетельствует о том, какие мысли ныне занимают правящие круги этой страны, стремящейся стать лидером капиталистического мира. В симпозиуме приняли участие известные японские и иностранные ученые и общественные деятели, попытавшиеся в своих докладах и выступлениях осветить вопрос о специфике развития Японии за послевоенные десятилетия. Симпозиум продемонстрировал возросшие амбиции японских монополистических кругов возглавить технический прогресс в лагере капитализма: по существу, все его японские участники открыто высказались за то, что «японский тип модернизации» может и должен стать альтернативой ее западной модели. В ходе симпозиума даже подчеркивалась мысль о том, что «Япония в большей степени верна принципам модернизации, чем Запад», что она «опрокинула обычные представления современной экономической науки об условиях, необходимых для успешного завершения модернизационного процесса», что у нее «есть скрытая энергия стать моделью» мирового развития [5, с. 34, 68, 72]. Иными словами, формула «японский дух — японская техника» сейчас начинает приобретать характер законченной политической линии японских властей.