Страница 42 из 66
С конца 30-х годов, после принятия закона «О всеобщей мобилизации народного духа», контроль правительства распространился и на другие культурные сферы: общественные науки, литературу, театр, кино [2, с. 8—13]. Под предлогом борьбы за чистоту нравов и морали» началось гонение на все иностраннос. Дозволено было лишь то, что отвечало «интересам национальмой политики», лишь те публикации, в которых подчеркивалась исключительность «японского пути развития», лишь тё произведения литературы и искусства, которые прославляли идеи «японизма» и служили целям военной пропаганды. Многие представители творческой интеллигенции стали считать своим моральным долгом поддержку борьбы Японии «за освобождение народов Азии от векового господства белых», за объединс-ние «восьми углов под одной крышей» [5, с. 130–131].
В годы войны, получившие название «эпоха мрака» (анкоку дзидай), когда культурная жизнь Японии почти полностью замерла, в относительно благоприятном положении находились лишь деятели, связанные с традиционной культурой, которая рассматривалась как одно из средств стимулирования патриотического духа. Регулярно устраивались представления таких жанров японского традиционного театра, как ноо и кабуки. Выпускались фильмы и книги, воспевавшие специфические черты японской традиционной культуры, посвященные миру театра кабуки, кукольного театра дзёрури, традиционного танца, чайной церемонии и т. д. Такие фильмы и литературные произведения рассматривались властями как факторы, объединяющие нацию и укрепляющие ее боевой дух.
Поражение японского милитаризма во второй мировой войне, продемонстрировавшее всему миру несостоятельность идеологии национализма и шовинизма, создало благоприятные условия для всесторонней демократизации страны. Но на этом пути Япония удержалась очень недолго. Уже в конце первого послевоенного пятилетия был взят курс на укрепление позиций консервативных сил, возрождение идеологии национализма. Последовательно и планомерно проводится политика, направленная на то, чтобы заставить народ забыть уроки последней войны или представить их в ином, намеренно искаженном свете, чтобы подготовить людей к возрождению того, с чего когда-то начинал японский милитаризм. По выражению председателя ЦИК СПЯ Исибаси, Япония «возвращается к тем рубежам, где она была накануне второй мировой войны» [7].
Современные теоретики японского национализма «обновляют» прежние националистические концепции путем добавления к ним распространенных в современной буржуазной социологии социально-антропологического и психоаналитического подходов к обоснованию тезиса о превосходстве японцев, при которых делается упор на иррациональное и подсознательное. Как своя особая «социальная модель» выдвигается «японский группизм», а за связывающую силу в японском обществе выдается специфическая психология «амаэ», поддерживающая так называемую «вертикальную структуру», которой она якобы отличается.
Новые концепции и теории японского национализма призваны затушевать классово антагонистические отношения в японском капиталистическом обществе, доказать неприемлемость в нем обычных буржуазно-демократических институтов, превосходство «японской формы» капитализма, преимущества специфического «восточного мышления» и т. д. Этим же целям служат и слегка модернизированный культ императора, восхваление, воспевание «необыкновенной красоты» японской природы, утверждение «особого характера» сущности японской культуры и ее исторической миссии, «исключительных качеств» японской морали. В этом отношении любопытно следующее высказывание руководителя одного из крупных концернов Японии — Идэмицу Садзо: «Современный мир может быть спасен от хаоса только с помощью японской морали — дотоку — и характера нашей нации, обозначением которой является иероглиф „ва“ (мир, покой, гармония). Японцы — единственная нация на земле, которая может показать народам путь к миру и благосостоянию. Великая миссия Японии — спасти мир» f 17, с. 1].
В этой обстановке традиционная культура оказывается на переднем плане идеологической борьбы. Отлично выполняя функции, связанные с познавательной, созидательной и коммуникативной деятельностью человека, имеющие в известной степени непреходящий общечеловеческий характер, она в то же время активно действует как формообразующий фактор в ценностно-ориентационной сфере с отчетливой политической окраской. Всегда в большей или меньшей степени целью насаждения и поощрения различных видов японской традиционной культуры в Японии и за ее пределами является воспитание и распространение идеалов японизма, пропагандирование японской модели социального и культурного развития. Причем сфера деятельности Японии в этом направлении в наши дни вышла за пределы восточноазиатского региона, которым ограничивалась в предвоенные и военные годы, и распространяется на все страны мира.
Задачу современных японских «культуртрегеров» облегчает так называемый «японский бум», связанный в основном с экономическими успехами страны. Этот бум наблюдается повсеместно, и японцы широко его используют для пропаганды «японизма». Манипулирование традиционными культурными ценностями представляет собой замаскированный метод сохранения социального господства. Оно призвано создать у масс иллюзию принадлежности к «особой», замкнутой единой этнической общности, руководимой «уникальной» буржуазной элитой и увенчанной «несравненной» монархией. Японские националистические стереотипы служат средством консервации нужных правящим кругам ценностных ориентаций и оказывают заметное влияние на формирование общественного мнения. Они обладают необыкновенной живучестью и способны придать «безобидный» вид любому политическому курсу.
Японские средства массовой информации общими фразами об «исключительной духовности» японской культуры и «великой миссии Японии» прикрывают вполне конкретные цели внутренней и внешней политики правящих кругов страны. В области ««утренней политики пропаганда национализма призвана создать иллюзию «специфически японской» социальной гармонии, единства и сплоченности нации; в области внешней политики обосновать экспансионистскую геополитику японского империализма. В этом и заключаются основной смысл старых и новых концепций японского национализма и социально-политическая роль японской традиционной культуры в наши дни.
1. Арутюнов С. А., Светлов Г. Е. Старые и новые боги Японии. М., 1968.
2. Гришелева Л. Д., Чегодарь Н. И. Культура послевоенной Японии. М., 1981.
3. Жуков Е. М. Паназиатизм как идейное оружие японской экспансии. — XXVI Международный конгресс востоковедов. Доклады делегации СССР. М., 1963.
4. Иванова Г. Д. Мори Огай. М., 1982.
5. Ивасаки А. История японского кино. М., 1966.
6. Иэнага Сабуро. История японской культуры. М., 1972.
7. Правда. 22.08.1985.
8. Радуль-Затуловский Я. Б. Конфуцианство и его распространение в Японии. М.—Л., 1947.
9. Светлов Г. Е. Путь богов. М., 1985.
10. Спеваковский А. Б. Самураи — военное сословие Японии. М., 1981.
11. Японский милитаризм. М., 1972.
12. Нарамото Тацуя. Бусидо-но кэйфу (Истоки бусидо). Токио, 1947.
13. Нихон-но дзиндзя то мацури (Японские синтоистские храмы и праздники Токио, 1970.
14. Нисияма Мацуноскэ. Гэндай-но иэмото (Современные иэмото). Токио, 1962.
15. Фурута Рёити. Гайкан нихон цуси (Общий очерк истории Японии). Токио, 1943.
16. Ballon R. Shinto: the Unconquered Enemy. N. Y., 1945.
17. Idemitsu S. Dotoku of Japan Differs Fundamentally from Western Morals. Tokyo, 1972.
18. Kodansha Encyclopedia of Japan. Vol. 1–9. Tokyo, 1983.
19. Maruyama M. Studies in the intellectual history of Tokugawa Japan. Tokyo, 1979.
20. Matsushita K. Japan at the Brink. Tokyo — New York — San Francisco, 1976.
21. Murthy N. The Rise of Modern Nationalism in Japan. New Delhi 1973.
22. Varley H. P. Japanese Culture. Tokyo, 1974.