Страница 37 из 66
Значительную роль в обосновании и развитии тезиса о превосходстве японской культуры сыграли ученые школы национальной японской ориентации в науке, которая носила название «кокугаку» или «вагаку». Представители этой школы вели активную научную и политическую деятельность в XVIII — пер- j вой половине XIX в. Их труды стали идеологической платформой сил, выступивших против сёгуната, и оказали значительное влияние на подготовку незавершенной буржуазной революции 1868 г. и становление национального самосознания.
Школа кокугаку представляла тогда качественно новое направление общественной мысли. Она сделала резкий поворот or китайской классики, считавшейся прежде основой всей учености, в сторону классики японской и занялась поисками подлинно японских ценностей в отечественной литературе и истории далекого прошлого. Ученые этой школы (кокугакуся) стремились путем филологического анализа японских исторических книг уяснить, в чем состоял «путь Японии в древности», до проникновения китайской культуры, до того, как он получил искаженное толкование под воздействием китайской буддийской идеологии. Они провели грандиозные научные исследования, но оторванность от реальной действительности и погруженность в поиски трудноуловимого «духа Японии» нередко приводили их к иррациональному мистицизму [6, с. 169–171]. Самыми крупными представителями этой школы были Камо Мабути (1697–1769), Мотоори Норинага (1730–1801) и Хирата Ацутанэ (1776–1843).
Первые кокугакуся начали филологические исследования древних японских поэтических текстов «Манъёсю» и «Кокинсю» с применением методики конфуцианцев-синологов, использовавшейся ими при изучении древних манускриптов. Им удалось достичь известных результатов, привлечь внимание общественности к своей работе и возродить интерес читающей публики к классической японской литературе.
Продолжил эту работу Камо Мабути. Он был синтоистским священником, но порвал с традиционным синто и посвятил себя изучению древнейших памятников японской культуры, стремясь восстановить старый японский язык, очистив его от наслоений камбуна (китайского текста, предназначенного для чтения японцами). Он завершил исследования, начатые его предшественниками, и на их основании провозгласил превосходство этических ценностей Японии над моральными принципами Китая [21, с. 56].
Последователем Мабути был Мотоори Норинага, происходивший из горожан. Он изучал конфуцианство и медицину, был одним из образованнейших людей своего времени и всю жизнь посвятил исследованию японской классики. Досконально изучив роман «Гэндзи-моногатари» и поэтическую антологию «Синкокинсю», он объявил их прекраснейшими плодами японской цивилизации. Пытаясь раскрыть истоки японской традиции, он углубился в исследование «Кодзики», первого исторического памятника Японии, составленного в VIII в. Мотоори Норинага потратил почти 35 лет (с 1764 по 1798 г.) на анализ и аннотированный перевод этого памятника. Основной целью самого известного его труда — «Кодзикидэн» («Комментарий к „Кодзики“») — было доказать отсутствие китайского влияния на эту древнюю японскую летопись.
В своем исследовании Мотоори Норинага полностью привел как якобы действительную всю легендарную историю Японии с ее культом императора и древней синтоистской религией. Начав с исторической и культурной сферы, он перешел в сферу религиозную, представив «Кодзики» как основное священное писание синтоизма. Мотоори Норинага отвергал буддизм и вес средневековые школы синтоизма, сохраняя неизменную преданность древним японским богам — «ками». В его трудах соединились конфуцианская ученость и идеология синтоизма [22. с. 146].
После Мотоори движение приверженцев кокугаку продолжало развиваться в разных направлениях. Часть ученых по-прежнему занималась японской литературой и историей, другие уделяли больше внимания разработке синтоистских элементов о кокугаку, а самые активные перешли в сферу политики и первыми заговорили о реставрации монархического строя.
Наиболее энергичным продолжателем линии Мотоори Норинага был Хирата Ацутанэ, деятельность которого вплотную сомкнулась с движением неосинтоистов. В отличие от своего предшественника он считался принадлежащим к воинскому сословию, так как был усыновлен самураем. Он также получил конфуцианское воспитание и занимался серьезным изучением истории и старой японской литературы.
Усилиями Хирата сочетание конфуцианской учености и сии-тоистской идеологии эволюционировало в воинственную расистскую доктрину. Основные положения этой доктрины Хирата изложил в работе «Тамадасуки» («Драгоценные узы»). Он ут-верждал, что все японцы одной крови, что императорский дом произошел от верховных небесных богов, что предки сёгуна и крупных даймё были ответвлениями семьи императора, что более мелкие феодалы произошли от своих родовых богов (уд-зигами), что каждый японец произошел от какого-нибудь бога и потому страна священна. Это — синкоку (страна богов) и ко-коку (страна императора), что делает ее исключительной и ставит над всеми другими нациями и народами. В работе «Кодо тайи» («Сущность древнего пути») Хирата ставил вопрос об опасности, угрожавшей священности Японии со стороны иностранцев.
Хирата считал своим долгом донести эти идеи до широких масс. Он писал много популярных работ, в которых выступал проповедником синтоистских мифов, пропагандировал анти-иностранные настроения, старался повысить престиж императора. Так, политическая направленность кокугаку привела к перенесению акцента со страны на императора. Если предшественники Хирата Ацутанэ стремились лишь к пробуждению национального самосознания путем возрождения интереса к исконно японской культуре, то Хирата сконцентрировал этот интерес на патриархальных традициях древности, отождествив их с императорскими традициями. Его стараниями стали распространяться представление об императоре как о живом божестве (арахитогами) и убеждение, что ни один японец не может считаться настоящим японцем, если не следует этим завещанным предками традициям [21, с. 58–59]. Так как учение Хирата Ацутанэ явно противоречило позиции бакуфу, в 1841 г. ему было запрещено заниматься политической деятельностью, а также научным и литературным трудом. Он вынужден был уехать к себе на родину, в Акита, где в скором времени умер.
Таким образом, учение кокугаку вело к идеализации японской древности, усилению влияния синтоизма и шовинизму, что особенно ярко проявилось к середине XIX в., когда изменение обстановки на Дальнем Востоке поставило на повестку дня внешнеполитические проблемы.
Взгляды Ямадзаки Ансая и Ямага Соко, а затем Мотоори Норинага и Хирата Ацутанэ получили дальнейшее развитие в трудах ученых школы Мито (Митогакуха). Эта школа сложилась в княжестве Мито, правители которого, хотя и принадлежали к роду Токугава, находились в оппозиции к сёгунату. Представители этой школы в связи с политическими задачами, которые перед ними были поставлены, уделяли основное внимание этико-политическим вопросам, и особенно японской истории.
Один из князей Мито, Токугава Мицукуни (1628–1700), повелел начать труд по составлению многотомной истории Японии «Дайнихонси» («История великой Японии»), Этот труд был далек от подлинной научности, он создавался по типу китайских официальных династийных историй, призванных возвеличить императоров. Его основное содержание составляли сильно приукрашенные биографии императоров и императриц, деяния богов, генеалогия знатных родов и т. д. Реализация этого грандиозного замысла потребовала огромных усилий. Работа началась в 1658 г. и завершилась лишь через 250 лет, в 1906 г., когда вышел последний, 397-й том [6, с. 150–151]. Но даже в незавершенном виде «История великой Японии» сыграла большую политическую роль: она была использована для теоретического обоснования свержения сегунов и реставрации правления императоров.
Наиболее выдающимися деятелями школы Мито были Фуд-зита Юкоку (1774–1826) и Токугава. Нариаки (1800–1860). Преданный вассал князей Мито, Фудзита Юкоку в своих трудах выдвинул лозунг «Сонно хайки» («Почитайте императора, низвергайте узурпатора!»), который был с энтузиазмом встречен в кругах враждебно или недоброжелательно настроенных по отношению к сёгунату. Несколько позже с усилением пропаганды националистических идей в связи с деятельностью Токугава Нариаки был выдвинут лозунг «Дзёи» («Изгоняйте варваров!»). Соединение этих двух лозунгов в один «Сонно дзёи» («Власть императору, изгнание иноземцам!») сыграло заметную роль в дальнейшем развитии событий.