Страница 2 из 55
— Считай, что я спросил и про молчание неба, — добавляю дружелюбно и удобнее усаживаюсь на оленьей подстилке. Я приготовился к долгому разговору. И не ошибся — тогда мы проговорили полночи.
Сказанное тогда Ламбиным надолго запало мне в душу…
— Слушай, парень, наши отцы и отцы отцов говорили: «Земля живая, она большая, и когда захочет что-то сказать, то только начнет, и вздыбятся горы, и огонь вырвется из глубин, реки накатятся с грохотом на берега и жилье. Небо живое, оно так огромно, что боится даже шептать. Ничто живое на вынесет его шепота, поэтому оно молчит и только напоминает о себе, о своих чувствах — молнией, сполохами, сменой ночи и дня, облаками и тучами. Если шепчет небо, то загремит гром, понесется огонь, сжигая леса и тундры. На самом деле только земля обычно шепчет, а небо молчит. Пусть защитят нас духи и хозяева рек и гор, лесов и тундры, если вдруг небо начнет шептать, а земля говорить — не будет жизни на земле, находящейся под таким небом».
Шепот земли — знак людям; молчание неба — напоминание людям о том, что над ними небо и над землей небо.
Разговор, начавшийся однажды, оказался бесконечным. Он продолжался в других жилищах, в разных уголках Отчизны и за ее пределами, на страницах многих книг. Касался он народной веры в могущество неба и земли, противоборства света и тьмы, добра и зла, способности человека побеждать силой и разумом и свое бессилие, и зло, и тьму…
За три с половиной десятилетия полевых исследований, за два десятилетия педагогической деятельности на кафедре этнографии и антропологии Ленинградского университета я слышал, читал и сам рассказывал о разных сторонах народных верований, о традиционной духовной культуре народов как существенной части мировой цивилизации, проявляющейся так или иначе в сегодняшнем мире.
Мне хотелось бы, чтобы и перед читателем предстала своеобразная система древних народных знаний и верований, в которых фантастика переплелась с реальностью, здравый смысл — с невежеством и обманом, рационализм действий — со страхом.
Мы одной крови, одной веры
Человечество возникло, человечество появилось на Земле. Сначала в том месте, где были наиболее благоприятные условия: подходящая фауна, способная эволюционировать в человеческие особи; необходимая для жизни флора, обеспечивающая пищей вышедших из природы людей, прежде чем они стали охотниками и рыболовами.
Такими возможностями обладал только Старый Свет, и не было людей ни в Австралии, ни в обеих Америках. Эти континенты были заселены пришельцами из Старого Света 40–30 тысяч лет назад — как будто далекое от нас время, но если учесть, что человечество живет по меньшей мере 2–3 миллиона лет, то 40–30 тысяч — это совсем недавно. Так недавно, что родившиеся когда-то представления о природе, об окружающем мире, о самих людях и их возможностях как результате их миллионолетнего опыта сохраняются в памяти, чувствах, сознании наших современников, и не только отставших в социально-культурном развитии, но и представителей передовых в этом отношении наций и народов.
Разделение людей на своих и чужих не только по классово-социальному, но и по национальному признаку сохраняется до наших дней как имеющее значение. В наше время идет процесс интернационализации экономики и быта в мировом масштабе, формируется некая космополитичность некоторых сторон духовной жизни. Однако отдаленность как разделенность по национальному признаку реально существует, проявляя себя, например, достаточно ярко в предпочтении эндогамных браков — браков внутри родственной национальной группы, как это было 40–30 тысяч лет назад, когда брак внутри племени — эндогамия чистой воды — был правилом и условием существования первичных коллективов кровных родственников — древних родов.
Род, опирающийся на родовую взаимопомощь, не мог существовать вне племени, так как жизненным правилом функционирования рода была экзогамия — брак вне рода. Подобная ситуация неизбежно требовала, чтобы у каждого рода был род-партнер или роды-партнеры. Именно такая связь родов порождала организацию племени — естественно-исторической общности людей, где браки заключались вне рода, но, как правило, только внутри племени.
Оглянитесь вокруг, и вы увидите, что в вас и в ваших соседях еще немало осталось того, что характеризовало эпоху племенной организации. И сегодня многие предпочитают, чтобы дети женились и выходили замуж за лиц своей же национальности. Правда, если вы убежденный интернационалист, вы будете к проблеме выбора партнера вашими детьми безразличны, но среди ряда народов СССР эндогамный принцип брака преобладает. Более того, этот принцип становится строго обязательным при влиянии религии, которая может различаться у разных народов.
Три религии — буддизм, христианство, ислам — являются мировыми, потому что они провозглашают формальное равенство человека перед высшим существом — Буддой, Христом или Аллахом — независимо от национальности и имущественного положения. Иными словами, последователем сутр, Библии, Корана можно стать, а адептом иных существующих или прежде существовавших религий, таких, как иудаизм, индуизм, синтоизм, даосизм, зороастризм и т. п., нужно родиться (во всяком случае, таковы принципы, провозглашенные этими вероучениями).
Указанная ситуация превращает такие религии в замкнутые системы верований — племенные по своему характеру, так как первым очевидным разделением людей было разделение на племена. Принцип его существования предполагал замкнутость и обособленность самого коллектива племени. В ту отдаленную эпоху, когда племя было высшей формой социальной организации, человечество также решало две проблемы, с которыми были связаны два вида производства, — проблему своего существования, своей жизни, и проблему продолжения своего существования, продолжения человеческого рода. Так обозначилось производство средств существования и производство себе подобных. Труд и брак шли рядом, и рядом шли порожденные и тем и другим идеи духовной жизни людей.
Племя как основная социальная ячейка общества людей тех лет было и общностью, и выражением хозяйственных возможностей. Племя являлось хозяином территории, дававшей пищу соплеменникам — дичь и растения. Племя жило единым коллективом, одной жизнью, одной заботой. Его объединяла не только территория, но и все то, чем проявляли себя природа и соплеменники.
Постоянный поиск пищи приводил к расширению границ племени. Росло человечество на Земле, расширялась ойкумена — освоенная людьми часть земли, люди перешли из Старого Света в Новый и в Австралию. Расширять территорию племени бесконечно невозможно — небеспредельны просторы, пригодные для обитания!
Сошлись, столкнулись, встретились племена на границах своих земель. Встретились, испугались друг друга, успев удивиться тому, что не одни они на Земле.
Поскольку происхождение и свое собственное, и соплеменников не было понятным, то появление чужих сразу же воспринималось как несуразица, ошибка природы.
И мы стали «мы», а они стали «они». «Мы» — свои, «они» — чужие. И все-то у них чужое, странное, не наше, непонятное. И их язык, и их внешность, и их обычаи.
«Мы» считали дарящим жизнь Солнце, «они» — Небо. «Мы» чтили реку, «они» — лес, а если и «мы», и «они» почитали равно гром и молнию, то это тут же забывалось — у чужих ничего не может быть «нашего», то есть хорошего. Чужое всегда подразумевает что-то скверное, плохое, хотя на самом деле непонятное.
Человечеству нужно будет еще пройти путь в 40–30 тысяч лет, чтобы познать истину — незнание порождает недоверие, обособление, отстранение. Человечество должно будет пройти через кровь и огонь, чтобы оценить мир как единственную альтернативу войне, а дружбу — вражде.
Все это еще нужно будет пройти!