Страница 57 из 63
Сделать определенные заключения относительно времени распространения в Африке большинства мотивов континентальноевразийского происхождения было бы практически невозможно, если бы не материалы археологии и четвертичной геологии. Благодаря им в нашем распоряжении оказались две важнейших опорных точки во времени.
Первая — отсутствие в Сахаре сколько-нибудь значительного населения не только в период последнего ледникового максимума (кислородно-изотопная стадия 2, 11—24 тыс. л.н.; [Вишняцкий 2010: 97]), но и в несколько более теплую и более влажную эпоху, соответствующую кислородно-изотопной стадии 3 (24—59 тыс. л.н.). Это означает, что на протяжении длительного времени от примерно 60 до 10—12 тыс. л.н. Африка южнее Сахары оставалась отрезанной от остального мира. В эпоху ледникового максимума природный барьер, отделявший Средиземноморье и Переднюю Азию от тропической Африки, был особенно трудно преодолим.
Второй временной ориентир — датировка заселения Америки. Первые люди проникли в Новый Свет не позже (и вряд ли существенно раньше) 15 тыс. л.н., а к раннему голоцену, 10—12 тыс. л.н. или около того, процесс заселения Америки в основном завершился. Последним его эпизодом стало распространение в американской Арктике предков эскимосов или, во всяком случае, носителей культур эскимосского типа. Произошло это в первой половине или середине III тыс. до н.э.
Названные датировки крайне существенны.
В тех случаях, когда достаточно сложные одинаковые мифологические мотивы удается обнаружить в удаленных от Берингоморья областях Америки и Азии, мы вправе предполагать, что соответствующие мотивы возникли как минимум 12—15 тыс. л.н. Более точные оценки возраста зависят от локализации мотивов в Новом Свете (чем ближе к Берингову проливу, тем позже). Учитывая направление миграционных потоков, можно утверждать, что в Азии соответствующие мотивы стали известны раньше, чем в Новом Свете. И если те же мотивы сейчас представлены в Африке, то туда они могли попасть только в голоцене — после освоения Сахары и начала контактов между Средиземноморьем и Передней Азией, с одной стороны, и областями южнее Сахары — с другой. Зарождение данных мотивов в Африке ранее 60 тыс. л.н. невероятно, ибо в этом случае они должны были бы сохраниться не в континентальной Евразии, а скорее в Австралии. Зарождение этих мотивов южнее Сахары в эпоху ледникового максимума с переносом в Евразию в период не позже 12—15 тыс. л.н. также невероятно, поскольку Африка была тогда от Евразии изолирована.
Рассмотренный материал заставляет предполагать, что ни один из широко распространенных приключенческих мотивов не имеет в Африке палеолитического возраста, а среди трикстерских мотивов исключительно большую древность может иметь лишь уже упомянутая история о птице, которая подговорила другую убить своих птенцов. Зафиксированный сюжетно-мотивный состав африканского фольклора в основном сформировался на протяжении немногих последних тысячелетий под евразийским влиянием. Широко распространенных повествований, специфичных только для Африки, мало, и они порой выглядят как результат обособления местных вариантов на основе заимствованного из Евразии фабульного ядра. На последнем утверждении я не настаиваю, но нет сомнений, что оригинальных фабульных решений в африканском фольклоре меньше, чем в западно-евразийском или америндейском. Подчеркну, что речь идет о более или менее стандартных региональных версиях. Древность элементов фольклора, представленных сугубо локально, оценке не поддается.
Назовем некоторые приключенческие мотивы из числа характерных именно для Африки южнее Сахары. Ранее упоминался лишь один такой мотив — «секрет охотника». Впрочем, даже в отношении этих мотивов первичное появление в районах южнее Сахары не всегда выглядит очевидным.
«Разрезанный живот» (L106A). Антагонист выступает с формально оправданными, но, по сути, несправедливыми требованиями к герою. Герой выполняет требование либо не выполняет и наказан антагонистом. Затем антагонист берет предмет или животное, принадлежащие герою, не может вернуть и наказан столь же или более сурово. Данный мотив был упомянут в связи с мотивом «требование вернуть гарпун», связывающим Африку с австронезийским миром. Поскольку мотив «разрезанный живот» был известен в Древнем Египте, причем без фабульных элементов, указывающих на австронезийские связи, его можно считать древнейшим собственно африканским мотивом приключенческого характера, который пока удается надежно выделить. Фольклорные тексты с его использованием записаны в Западной и Центральной Африке, самые южные версии — в Замбии и Анголе.
«Тыква-людоед» (L109). Тыква оказывается чудовищем-поглотителем и/или вырастает из останков чудовища. Мотив зафиксирован в Восточной бантуязычной и Западной Африке. В большинстве случаев он является вариантом рассмотренного выше мотива «поглотитель» (L110), известного и вне Африки. С последним всегда сочетается также и чисто африканский мотив «порезанное ухо» (L110A). Антагонист проглатывает множество людей и животных, герой убивает антагониста. Вспарывая чудовищу живот, он случайно ранит одного из проглоченных. Тот обижен и, когда проглоченные выходят наружу, наносит герою ущерб или губит его. Этот мотив встречается в Кении и Танзании, откуда был, по-видимому, принесен на юг Африки, где записан у суто.
Любопытно, что африканские тексты с мотивом «тыква-людоед» повлияли на фольклор майя Юкатана. В одном из повествований, записанных среди майя-ица, рассказывается, как мать запрещала мальчику садиться на тыкву. Мальчик нарушил запрет, тыква стала его преследовать, ягуар испугался тыквы, побежал от нее вместе с мальчиком. Дело кончилось тем, что старуха разрубила тыкву пополам и внутри оказался тот мир, в котором мы живем [Schuma
Мотив «преследователь бросает превращенного беглеца» (L100A) встречается у банту Восточной и Южной Африки и реже в Западной Африке (у игбо и фон). Беглец превращается в небольшой предмет (палку, камень) или прячется в подобном предмете. Преследователь со злости бросает предмет далеко вперед, тем невольно помогая беглецу спастись.
«Вышедшая за оборотня» (L113). Девушка выходит за красавца. Он ведет ее к себе и оказывается оборотнем. Девушка с трудом спасается. Существенно, что речь идет не о любом демоническом женихе, а о таком, которого девушка, ранее всех женихов отвергавшая, восторженно выбирает, несмотря на сомнения ее родных. В Африке мотив известен шире, чем предыдущий. Он есть не только у банту и в Западной Африке, но и у нило-сахарских народов. Вариант мальгашей, несомненно, имеет африканское, а не австронезийское происхождение. В Европе есть параллели на Пиренеях, но, кажется, не дальше на север.
Мотив «вышедшая за оборотня» имеет фабульные сцепления с рядом других, являясь частью характерного для африканского фольклора тематического кластера. Среди связанных с ним мотивов — «навязавшийся в спутники» (L117). Человек идет жениться. На пути злой дух, животное и т.п. навязывается ему в спутники — обычно помогает, кормит или же просто идет следом, предупредив, что затем потребует половину жены. После свадьбы спутник забирает или пытается забрать невесту или требует ее поделить. Другой мотив — «совершенный джентльмен» (L115 — название позаимствовано мной из популярной книжки А. Тутуолы). Отвергавшая женихов девушка, наконец, находит того, который ей нравится. Он ведет ее к своему дому, раздавая по пути взятые взаймы предметы одежды и части своего тела. Все эти мотивы отсутствуют у койсанов и у самых южных групп банту.
Не исключено, что для перечисленных мотивов еще найдутся параллели за пределами Африки южнее Сахары. Так, мотив «певунья в мешке» (L116) в Африке популярен, поэтому я полагал, что он именно оттуда проник на Пиренеи и на Ближний Восток. Некий человек (в африканских текстах иногда названный людоедом, но чаще просто старик) уносит девочку, ходит с ней по селениям, заставляя петь или танцевать. Люди узнают девочку по лицу или голосу, освобождают ее. Мотив есть у бантуязычных народов Восточной и Южной Африки, у суахили, а также у хойхой, в Западной Африке он отсутствует. Испанский вариант очень близок африканским, португальский, каталонский и арабские (Марокко, Египет, Ирак) известны мне по указателям ATU и El-Shami 2004 (мотив 311B*). Однако текст, почти идентичный испанскому и африканским, записан также на русском севере [Никифоров 1961, № 84: 200—201]. В СУС он не учтен, но в ATU отмечен. Скорее всего это значит, что мотив, пусть и редко, должен встречаться по всей Европе, а центром его распространения могут быть Северная Африка или Ближний Восток.