Мой любимый враг

Мы обе упертые в этом плане. Никто никогда не даст заднюю. Никто никогда не извинится. Но у каждой из нас есть желание жить в мире и согласии. Поэтому до открытых конфликтов стараемся ситуацию не доводить. Но если уж не задалось, то все…

— Форточку бы закрыть надо, — вдруг говорит мне. – Сейчас комары налетят. Тимурика покусают.

— Они летят на свет, а его здесь нет, — чуть с сарказмом отвечаю, одновременно укладывая ребенка под покрывало. – А вообще, у меня есть фумигатор с пластинами. Но здесь опять же нет электричества.

— Пойду по участку прогуляюсь, — заявляет деловито мама.

— Хорошо, что здесь туалет сейчас везде, — внезапно выпаливаю. – Да, мам?

Мама кривится, что я вижу благодаря фонарю от телефона, и уходит. Чуть посидев рядом с Тимуриком и подложив под него еще небольшую подушку, отправляюсь на поиски воды и дров для растопки печки. Поздно сейчас или не поздно, но сделать смесь на ночь все же нужно.

Уже в траве встречаемся с мамой. Обустроенных ранее грядок не видно. Только под ногами ощущаются выложенные плитки. Я не собираюсь засаживать огород, но вот просто привести его в порядок придется. Не будем же мы жить в зарослях.

По памяти пробираюсь до колодца. Он закрыт. Причем прибит. Приходится отправиться еще и на поиски гвоздодера. Вспоминаю, где у бабушки хранились инструменты, и иду туда с телефоном. Но там теперь ничего нет. Мама куда-то уходит в сторону дома. На секунду мне кажется, что она с кем-то разговаривает. Но, наверное, только кажется. Понимая, что ничем не смогу открыть колодец, решаю съездить в магазин. Пока совсем не поздно стало. В этом городе даже магазины допоздна не работают. Надо бы успеть. Если уж не повезет, придется ехать к одной из теть. Хоть ведрами, хоть канистрами, но воду придется набирать у них.

А может быть, здесь есть колонка? Вот чего-чего, а этого я не помню… Как мне кажется, я ни разу не пользовалась ею, когда бегала с местной детворой.

На входе в дом выключаю фонарь на телефоне, поскольку свет в доме имеется. Точнее тусклый блик. Только уже войдя с веранды в дом вижу, что мама держит фонарь и направляет его на автомат, где нужно подключить электричество. И его даже кто-то подключает. Но я не успеваю рассмотреть кто…

— Ой! – слышу крик и тут же зажмуриваюсь от полетевших искр.

На секунду меня контузило. На несколько секунд ослепла совсем. Но вскоре в глаза пробивается свет. Не от фонаря. А от лампочки, которая висит тут же в комнате на длинном проводе. На кровати лежит мужчина. Звездой. И все бы ничего, но только по сильному плачу Тимурика понимаю, что недоэлектрика отбросило именно на кровать, где спит мой ребенок. Глаза постепенно расширяются от осознания, что он лежит на том самом дорогом мне бугорке…

Глава 6. Катя

Крики Тимурика будят во мне зверя. Тигрицу, львицу, разозленную пантеру… Мой же дикий крик можно было сравнить лишь с визгом обезумевшей женщины, запертой в психлечебнице. А скорость сродни возможностям вампира. Я никогда так быстро не реагировала, как сейчас. Подлетев к кровати, мертвой хваткой вцепилась в плечо мужчины и буквально отбросила его в сторону. Я хрупкая от природы, что и позволяло заниматься мне профессионально танцами. А откуда у меня взялось столько сил после двух суток скорби и физической усталости, неизвестно. Но кричала я знатно:

— Ты что творишь?! Уйди отсюда! Придурок! Урод!

От моих криков незнакомец даже уши прикрыл ладонями. Он не ожидал такого поворота событий. Проявив вежливость, помогая двум одиноким женщинам, ему было невдомек, что в доме есть грудной ребенок. Что я положила его спать именно на эту кровать. Умом понимала, что невозможно было предугадать появление искр из автомата. Тем более нельзя было заранее спроектировать траекторию полета мужчину, который все же не является электриком по профессии. Но эмоции… Наложенные друг на друга – полученные и пережитые сегодня днем – сделали свое дело.

Я била его по всему, куда попадала. По спине, по плечам, по голове. Била ладонями, кулаками. Била до жжения ладоней. Даже стали болеть кости с тыльной стороны кулака. У меня началась настоящая истерика, на которую мужчина не реагировал. Или реагировал должным образом. Он просто прикрывался и пытался что-то сказать. Сквозь слезы и истерику слышала периодически:

— Извините… Я не специально!

Не знаю, как долго я пребывала в такой истерике, но мама нашла верный способ. В один момент почувствовала крепкий захват моего локтя, потом произошел быстрый разворот, лицо матери и жжение щеки. Перед глазами на какое-то время становится темно. Когда пелена спадает, вижу маму. До меня не сразу доходит, что она попросту влепила мне пощечину. Понимаю это лишь после ее слов:

— Успокойся. Еще больше Тимурика напугаешь.

Тут же в сознание врывается крик сына. Я мгновенно переключаюсь на него, мысленно благодаря мать за такой жесткий поступок. Она никогда меня не била. В детстве даже шлепка по пятой точке ни разу не получила. Поэтому принимаю ее пощечину только в качестве способа привести меня в чувство.

Прильнув резко к Тимурику, слыша его крик, испугалась брать его в руки сразу. От мысли, что псевдоэлектрик мог сломать что-то моему ребенку, по спине пробегает очередной холодок. В груди в буквальном смысле сердце падает в пятки. Но убрав покрывало, вижу, что Тимурик с бока перевалился на спину и просто кричит, подняв ручки. Он словно почувствовал меня, поскольку сразу же приоткрыл глазки и на мгновение перестал кричать, вглядевшись в мое лицо. Убедившись, что это мама, ребенок поджал обиженно губки. Словно обидевшись, что его оставили одного. Разумеется, он не понял, что произошло сейчас в комнате. Но испугался шума. Аккуратно беру его на руки, присев на кровать, прижимаю к себе, поглаживая по голове. Тимурик успокаивается.

— Может скорую вызвать? – из угла раздается робкое от мужчины.

— Заткнись лучше! – тут же рявкаю, чем пугаю Тимурика опять и он слегка всхныкивает, но под укачивания засыпает.

— Андрюша, ты в порядке?

Оборачиваюсь на тихий женский голос. Еле живой, но очень взволнованный. В дверях стоит женщина возраста мамы, которая смотрит испуганно в мою сторону. Периодически она кидает взгляд на мужчину и на маму. Реакция матери же меня совсем обескуражила.

— Зина?

— Люба?

Мама кинулась обнимать незнакомую мне женщину. Она неестественно бледна, глаза красные и опухшие. То ли аллергия ее мучает, то ли плакала много. Но сейчас обе рыдают. Пытаются что-то сказать друг другу, но получаются лишь короткие обрывки.

— Зин, как же так? – спрашивает, всхлипывая, мама.

— Люб, я виновата.., — еле произносит сквозь всхлипывания женщина.

Пока они обнимались, побитый мной мужчина осмелел и даже подошел ко мне.

— Вы извините. Я не знал, что у вас здесь ребенок…

— Это вы меня извините, — сгорая со стыда, все же прошу у него прощение. – Просто я сегодня уже хоронила одного ребенка… И если бы опять… Я бы не пережила.

— Вы с похорон мальчика? – смотрит на меня с интересом.

— Да. Это племянник мой. Сын двоюродного брата.

— Понятно, — как-то совсем сник мужчина после моих слов.

Мне не было дела до него. Меня больше интересовало состояние матери, которая просто заливалась слезами, продолжая стоять без отрыва от непонятной мне женщины. Пока я только задумывалась, не станет ли ей плохо, мужчина уже среагировал. Но как-то странно…

— Мам, успокойся, — он делает к ним шаг, но не решается подходить ближе.

Значит, это его мама… По всей видимости наши мамы знакомы. Возможно, это мамина подруга. Она больше тридцати лет назад уехала отсюда, выйдя замуж за моего отца. Но старые знакомые, которые иногда встречались ей, пока мы гостили у родственников, всегда вызывали бурю эмоций и слез. Никогда не понимала, что маму держит там. Здесь у нее все. Все родственники. Да она душой до сих пор здесь находится. Всегда рассказывает мне о своих местах, вспоминая свое детство и молодость.