Последняя надежда

– А что произойдёт, если мы всё-таки отдадим часть силы сейчас? – поинтересовалась девушка.

– Если кого-нибудь из вас отдельно лишить магии, то она лишь уйдёт в Поле и разрушит другого, – ответила ведьма, – нам нужно этого избежать не из доброты душевной, а чисто из практических соображений – тогда будет гораздо сложнее передать силу Аиду.

В голове Элеонор зашевелились сомнения. Что бы Антуан с ней не сделал, она не хотела его убивать. Но и возражать Арабелле не пришлось – колдунья тоже не собиралась этого делать.

– Я хочу, чтобы Антуан понял, к чему привели его фантазии, – сказала девушка, – чтобы он отказался от фиолетовой силы.

– Хорошее решение, – промурлыкала Арабелла, – сила Древних принесла вам с ним лишь горе и страдание.

– В детстве мы с Антуаном играли в Брата и Сестру, – начала рассказ Элеонор, – мы близнецы и ровно на сто лет моложе Эрнста и Изабеллы Мирейро, так что это неудивительно. Игра помогала нам. Это был наш уютный уголок в суровой действительности, где мы не могли доверять даже родителям, которые любили нас, но мало понимали, чего уж не скажешь об остальных. Но Антуан однажды захотел, чтобы игра стала действительностью. Он говорил, будто чувствовал Поле. Будто ему снились видения. Он был идеалистом и романтиком, который считал нашу детскую дружбу выше и лучше отношений, принятых между людьми. А я когда-то всему этому верила. Сама верила. И когда мы в реальности обрели фиолетовую силу, то была счастлива как никогда.

Она разрывалась внутри себя. С одной стороны, воспоминания из прошлого были приятными и радостными. С другой, теперь она изменилась. И реальность показала ей истинную цену фиолетовой силы.

– Но теперь я поняла многое, – заключила Элеонор, – я повзрослела, я выросла. И мне больше не нужна опора в виде странного Брата. Я этому рада. Не будь его, в школе меня бы считали нормальной. Пьер не издевался бы надо мной, и я бы дружила с Катрин и остальными, которые ушли от меня из-за упрямства Антуана. И не стала бы к шестнадцати годам настолько травмированной, чтобы согласиться на магическую силу, которая якобы решила бы мои проблемы!

– Но теперь ты всё осознала, – вкрадчиво ответила Арабелла, – и у вас обоих есть шансы обрести счастье.

– Да, – хмыкнула девушка, – теперь я сама научилась решать. Поздно, но лучше, чем никогда. Антуан мне не нужен, как и фиолетовая сила.

– Хорошо, – пропела ведьма, – но поначалу магия тебе всё же понадобится. Нелегко тебе придётся без неё в сражении с Гранд-Альянсом.

Элеонор вздохнула. Ей не терпелось избавиться от силы Сестры, но рассудком она понимала, что в данный момент дар как раз поможет ей добиться своего.

– Я согласна, – решительно сказала девушка, – я готова сделать всё, что от меня понадобится!

– Отлично! – широко улыбаясь, воскликнула Арабелла, – ощути, как тьма наполняет тебя, как придаёт тебе новые силы!

Трёхглазая ведьма провела левой рукой в воздухе, и из тонкой когтистой ладони вырвались клубы чёрного дыма. Они окутали Элеонор, и её фиолетовые костюм и плащ стали такого же угольного цвета, как и стены Ледяного Бастиона. Девушка потрогала ткань на запястье – такую же прочную и приятную на ощупь, как прежде, но чёрную. Вся одежда Элеонор почернела – и костюм, и плащ, и даже ботинки.

– Благодарю тебя, Арабелла! – бодро произнесла она, – теперь я вижу, что должна сделать!

Девушка испытала чувство уверенности и прилив сил. Неизвестно, сделала ли с ней что-то Арабелла, или она сама ощущала себя лучше, сменив тот глупый фиолетовый костюм, в котором будто бы впала в детство…

Через день после ухода Изабеллы в Гранд-Альянсе почти ничего не изменилось. Свинцовые тучи так же тяжело нависали над крепостью и её обитателями, которые готовились к следующему, неминуемому нападению нежити.

Эрнст почти не покидал свою комнатку в башне с фиолетовой крышей. Он мог часами сидеть на табуретке у нового окна и смотреть в одну точку. В комнате к нему никто не приставал с глупыми расспросами. Но всё в ней напоминало об Изабелле. Двухъярусная кровать с фиолетовым постельным бельём, стойка с посохами, куда их принесли стражники – с двумя…

От усталости Брат закрыл глаза. В его голову подобно щупальцам лезли гнетущие мысли, отравляя и разрушая его изнутри. Перед ним возникла Арена Страха. Высокие белые стены озарило алое марево. Эрнст и Изабелла стояли друг напротив друга. В их руках были магические посохи. Брат так надеялся, что они мирно встретятся и обнимутся…

Но этого не произошло. Изабелла и Эрнст побежали навстречу друг другу, выставив посохи и руки, в которых накапливалась фиолетовая сила. И они вот-вот сразятся не на жизнь, а на смерть… Это был главный страх Брата, а не какие-то осьминоги с щупальцами или пауки. Эрнст считал, что и Изабелла боялась того же, но теперь это было неизвестно. И если бы он мог сразить этот страх на Арене, как вместе с Сестрой раньше одолел Арахноктопуса…

Эрнста вернул в реальность стук в дверь.

– Кто это? – хриплым голосом спросил Брат.

– Это я, Люциус, – ответил ангел за дверью.

Эрнст забеспокоился. Он почти сутки ни с кем не говорил и сейчас не хотел. Но рано или поздно ему придётся вылезти из комнаты, чтобы продолжить бой с демонами, и лучше это сделать сейчас – прежде, чем Аид оставит от крепости одни руины.

– Ладно, входи, – вяло протянул Брат.

И медленно встал, а затем открыл деревянную дверь.

– Как ты? – спросил хранитель, войдя внутрь.

Его ангельское лицо выглядело добродушным и понимающим.

– Спасибо, что спросил, но, видишь, неважно, – печально ответил Эрнст.

Люциус тяжело вздохнул, взволнованно глядя на своего подопечного. Фиолетовый маг долго молчал, а затем заговорил:

– Изабелла перед… уходом напомнила мне папины слова. Он в детстве говорил мне, что мальчики не плачут, – в голосе Эрнста слышалась горечь, – он не был плохим человеком – не д’Обстер и не Пьер Коссак. Но он был властным и тяжёлым, и я его боялся. И ни за что в жизни не хотел вырасти таким, как он. Я стал сейчас собой, потому что осознанно и целенаправленно не хотел стать им. Ещё с раннего детства. Я был чувствительным мальчиком и хотел стать более чутким и отзывчивым, чтобы показать, что сильный человек не обязан быть толстокожим и властным. Хотел доказать, что могу быть хорошим человеком, даже если не стану таким, каким меня видели в своих мечтах родители.

Люциус смотрел на Эрнста с сочувствием и грустью.

– Отец гордился своей мужественностью, – сглотнув, продолжил юноша, – а я не понимаю, как можно гордиться полом – это же не от самого человека зависит. Не моя заслуга, не моё достижение, что я парень. А ещё не понимаю, как можно гордиться своей родиной – особенно когда она не может предложить ничего, кроме баек о собственном величии, зато требует шагать в ногу с кучей неприятных мне людей и считать их близкими. Поэтому я и нашёл куда больше родственных душ тут, на чужбине, чем там…

Ангел внимательно слушал Брата.

– А Изабелла… была единственной родственной мне душой и по крови, и по духу, – начал всхлипывать Эрнст, – я не могу представить своей жизни без неё. Сколько себя помню, столько и свою Сестру. С малых лет между нами возникло поразительное взаимопонимание. Это было чем-то большим, чем обычная братско-сестринская любовь. Мы были словно единым целым в двух телах. В подростковом возрасте я был готов поклясться, что чувствую её своим нутром. Когда мы были рядом, я ощущал гармонию и прилив сил. А когда что-то нас разделяло, мне становилось грустно. И это было ещё задолго до Поля. А потом… началась фиолетовая сила, – голос Брата сорвался, – мы наконец-то нашли подтверждение своим фантазиям о Брате и Сестре, которые помогали выживать нам в ужасном и враждебном мире. Магия только укрепила нашу связь. На войне мы всегда были рядом, несмотря на все трудности. А теперь… мы порознь, – его слова были полны боли и безысходности, – Поля больше нет.

– Изабеллы нет с тобой, но теперь ты больше не тот беспомощный мальчик, – тепло сказал Люциус, – ты стал сильнее. Ты действительно стал хорошим человеком, который имеет право на место в этом мире!