Стилист. Том II

— А я не сомневался, что вам понравится, — довольно потирает ладошки Лапин. — Давайте, Алексей Михайлович, перерабатывайте сценарий, и через недельку — недельки вам ведь хватит? — приносите новую рукопись. И тогда уже мы будем решать вопрос с киностудиями.

Я не стал отнекиваться. Впереди было обсуждение оригинального сценария на «Мосфильме», и в случае неудачи можно было зацепиться за лапинский вариант.

Михалков позвонил мне неделю спустя после моего визита к Лапину.

— Ну что, старик, я тебя поздравляю, сценарий комиссией принят. С тебя ресторан!

— Да легко! — говорю я, чувствуя, как рот сам собой расплывается в широкой улыбке. — А что с бюджетом? Где и когда начнутся съёмки? Есть мысль, кого пригласишь на главную роль?

— Завтра в шесть вечера, к концу рабочего дня, нас ждёт у себя Сизов для обстоятельного разговора. Там всё это дело и обсудим.

В назначенное время мы с Никитой сидели в кабинете Сизова, который предупредил, что после утреннего совещания в Комитете по делам кинематографии у него совбодного времени навалом. Под звук прихлёбываемого чая и хруст сушек мы неторопясь обсуждали перипетии будущего сериала. Сначала зашла речь о месте съёмок, Сизов предложил дагестанское побережье, как в фильме «Белое солнце пустыни», только без участия морских пейзажей. Я же вспомнил предложение Лапина насчёт Прибалтики или Калининградской области. Минут десять споров, и пришли к консенсусу, что Прибалтика к Москве ближе и пески там имеются: на память пришло название «Долгая я дорога в дюнах», правда, в сетке телеэфира не попадался, значит, ещё не сняли. Плюс архитектура более цивилизованная, нежели во всяких дагестанах и Средней Азии в целом, и даже имеются бары, где можно снимать какие-то сцены.

Когда перешли к актёрам, Михалков сказал, что ему импонирует Донатас Банионис, по возрасту он как раз подходит, тем более тому сниматься удобно, рядом Вильнюс, где он сейчас проживает. Сейчас, правда, снимается на четвёртом творческом объединении «Мосфильма» в ленте «Бегство мистера Мак-Кинли», но вроде бы уже должны скоро приступить к монтажу.

— Тоже, кстати, про Америку фильм, — сказал Сизов и к чему-то добавил. — Только там Баниониса Гердт озвучивает.

— Олег Борисов как вариант, по возрасту тоже где-то рядом, — говорю я.

На память почему-то приходит его Джон Сильвер в картине «Остров сокровищ», хотя по идее ближе должен быть Рафферти в одноимённом фильме, но «Рафферти» я смотрел один раз в детстве и то как-то мельком.

На роль жены главного героя возникают кандидатуры красавиц советского кино Руфины Нифонтовой, Натальи Фатеевой, Элины Быстрицкой…

— А может Аллу Ларионову попробовать? — обводит нас взглядом Сизов. — Она в последнее время редко снимается, мается без работы, а зритель-то её помнит.

— Может быть, может быть, — кивает Михалков. — Список расширим, сделаем фото и кинопробы, посмотрим, кто больше подходит. А музыку Артемьев напишет.

— С основной темой, думаю, он справится, а музыку современной Америки кто писать будет? — спрашиваю я. — Даже, скорее, мексиканскую. Может, обратиться за помощью к каким-нибудь современным музыкантам? Кстати, я же знаком со Стасом Наминым, может, его ребята и накидают несколько вариантов.

С этим тоже соглашаются, далее Сизов говорит, что остальные вопросы можно решить в рабочем порядке, осталось прикинуть смету, но этим пусть занимается директор картины. Предлагает кандидатуру Аллы Жаворонковой, уже занимавшей эту должность в сериальных лентах «Операция «Трест», «Адъютант его превосходительства», «Тени исчезают в полдень» и «Вечный зов».

— Женщина серьёзная, она и мужиков в кулаке держит, — уверяет Сизов, для наглядности тоже сжимая пальцы в кулак.

Михалков кряхтит и дёргает себя за усы, видно, побаивается, что молодые побеги его авторитарности может растоптать какая-то тётка.

Полные творческих замыслов, около 8 вечера покидаем кабинет Николая Трофимовича. Михалков вновь, как и в прошлый раз, обещает подвезти до дома. Рабочий день потерян, на всякий случай я отпросился со второй смены, а полевачить я успел ещё с утра. Так что с чистой совестью можно отправляться домой.

По пути Никита тормозит у «Праги», предлагает зайти отобедать, глядя на мой сомневающийся вид, обещает за обед заплатить сам.

— Прекращай, деньги у меня есть, — говорю я и обречённо машу рукой. — Ладно, полчаса ничего не решают, если что, скажу жене, что на «Мосфильме» задержался.

На дверях ресторана висит вечная табличка «Мест нет», но швейцар за стеклом при нашем появлении кивает: сейчас открою. То ли меня признал, то ли Михалкова, который, принадлежа к числу «золотой молодёжи», наверняка бывал тут с отцом, а может, и нас обоих сразу. Опережая Никиту, сую немолодому швейцару «пятёрку», тут же подбегает администратор, ему уже червонец суёт Никита, и для нас моментально находится свободный столик в углу, у большого окна, по соседству с пальмой в большой кадке. Со столика исчезает табличка «забронировано», а на смену появляются холодные закуски, мясо по-французски, ростбиф и жюльен из кур, официант с аристократическим профилем важно разливает по стаканам коньяк цвета жжённой карамели. Никита, мастерски пользуясь ножом и вилкой, отправляет в рот кусок мяса, захватывая одновременно пучок петрушки, и говорит:

— Слышал я, что завтра в Кремле пройдёт внеочередной пленум ЦК КПСС. В программе «Время», думаю, в записи покажут. Поговаривают, Брежнев на пенсию собрался.

— Да ты что? — изображаю искреннее удивление.

Михалков довольно шевелит усами:

— У меня информация из первых рук — утром от отца услышал. Он у меня как-никак депутат Верховного Совета. Как думаешь, если Лёня уйдёт, кого на его место посадят?

Я пожимаю плечами, предпочитая отмалчиваться, и накалываю на вилку маринованный грибочек.

— По большому счёту, какая разница, — как бы соглашается со мной Никита, который успел опустошить первую порцию коньяка и теперь делал знаки официанту, требуя добавки. — Выберут кого-то из своих, а партия как была нашим рулевым, так им и останется. А цензура в кино, вообще в искусстве так никуда и не денется. Знаешь, как хочется снимать то, что хочется?! Нет, не знаешь, ты же не имеешь отношения к кино… Андрон вон уже на Голливуд поглядывает, того и гляди сорвётся на пару с Тарковским.

— Хочешь сказать, Тарковский уже навострил лыжи? — спрашиваю как бы между прочим с совершенно незаинтересованным видом.

— Да он чуть ли не на каждом углу свистит, что ему тут снимать не дают. Что при первой возможности, как окажется за границей, сразу попросит политического убежища. Но это между нами, — качает Михалков у меня перед носом указательным пальцем.

— Никит, ты ж за рулём, может, хватит уже тебе?

— Чего хватит? А, коньяка-то… Ну да, пожалуй, достаточно. Да и ехать пора.

Домой я возвращался, как в общежитие или небольшой цыганский табор. Всё-таки наличие в скромной «двушке» маленького ребёнка вносило свои нюансы: если раньше тут жили трое, то теперь, учитывая присутствие взявшей отпуск за свой счёт тёщи и новорожденной дочки, уже пятеро. Так что домой я старался приходить вечером, принять душ, поужинать со скучавшей по мне женой, пока Любовь Георгиевна занимается младенцем, а потом лечь спать к ней под бочок. К счастью, Марта росла спокойной девочкой, и ночью давала нам поспать. А утром я отправлялся либо на основную работу, если выпадала первая смена, либо на подработку, дававшую мне главный доход.

Назавтра я заявился домой под вечер со второй смены. С некоторых пор на нашей кухне стоял компактный телевизор «Philips», купленый напрямую у дальнобойщика за вполне сходные 450 рублей. Он у нас работал как бы фоном, смотреть на отечественном ТВ обычно было нечего. И вот сейчас, пока Лена разогревала ужин, началась программа «Время». Ведущие Нонна Бодрова и Игорь Кириллов невозмутимо объявили о состоявшемся в Кремлёвском Дворце съездов внеочередном пленуме ЦК КПСС. Ну да, Никита же упоминал, а я уже успел забыть. Прибавив звук, я весь обратился в слух. На экране появился член Политбюро Михаил Андреевич Суслов, сидевший по центру сразу позади трибуны. Вид у него явно был недовольный, он поднялся и, словно нехотя, по бумажке прочитал: