Страница 8 из 39
Правдивые мужественные строки. Прочитав книгу «Трагедия в Ледовитом океане», вышедшую на русском языке в Москве в 1962 году, я снова вспомнил о ней спустя три года в Праге, когда пришел к Франтишеку Бегоунеку, теперь академику ЧССР, с приветом от его давнего друга Б. Г. Чухновского.
— Борис Григорьевич, Боречка… — тихо произнес маститый ученый.
Однако не буду больше забегать вперед, вернусь к событиям 1928 года. Вынужденная (из-за густого тумана) посадка «Красного медведя» близ северного побережья Шпицбергена, походный быт воздушных робинзонов на припайном морском льду, их отказ от помощи корабля, покуда не были приняты на борт итальянцы, — все это стало сенсацией для прессы многих стран. Факты упрямая вещь! Те самые буржуазные борзописцы, которые еще недавно годами поносили «варваров-большевиков», теперь волей-неволей рассказывали правду о благородстве и бескорыстии русских советских людей.
Наше человеколюбие было особенно разительно на фоне трусости и цинизма фашистских офицеров, бросивших в беде товарища шведа. Да и сама держава Муссолини вместе с его ближайшим подручным, маршалом авиации Бальбоа, вела себя не лучше. Итальянские власти фактически отстранились от поисков второй группы воздухоплавателей, исчезнувших вместе с остатками дирижабля. Вся вина за провал разрекламированной вначале экспедиции на «Италии» сваливалась теперь на изувеченного при катастрофе и без того несчастного Нобиле.
Свертывали спасательные работы и базировавшиеся на Шпицбергене другие экспедиции: шведская, норвежская, финская.
Чухновцы же пока жили в палатках на шпицбергенском берегу и ожидали «Красина», ушедшего на ремонт в норвежский порт Ставангер. По распоряжению Комитета помощи было решено продолжить поиски в августе и сентябре. Пока морской корабль отсутствовал, авиаторы готовили к полетам свой корабль — воздушный.
Любопытные записи содержит толстая исчерканная карандашом общая тетрадь — один из экспедиционных дневников Бориса Григорьевича, относящийся к июлю-августу 1928 года:
«31 июля. В 16 часов переставили самолет к плоту. В 20 часов поставили стабилизаторы. Для этого на плоту соорудили клетку высотой 2 метра. Затем самолет закрепили к берегу концами за штопоры. Клепали дырки на плоскостях, исправляли бензиновую помпу.
3 августа. Вечером Анатолий Дмитриевич и Страубе проявляли фотоснимки. Я был в гостях у доктора на берегу. Много играл на рояле — все, что помнится. Хозяин дома разразился дифирамбом, пошли разговоры о значимости русского искусства».
Стоит процитировать и другую запись, не помеченную точной датой:
«Кажется в пятницу или может быть в четверг был вечер у доктора. Дочь директора угольных копий Нью-Олесунда прекрасно исполняла Грига, особенно удались ей «Свадебные песни». Кроме того, она много играла Шопена, Сибелиуса, Чайковского, Брамса… Потом всей компанией пошли пить чай к нам в палатки и проболтали до шести утра…
4 августа. До восьми часов вечера собирали самолет.
7 августа. Подготавливали машину к полетам.
8 августа. Весь день с утра наши палатки осаждались европейскими туристами, которых немало на Шпицбергене в это время года. Поздравления, фотоснимки, автографы без конца. В 18.20 — полет!»
Многое сказано этими скупыми строками. Сказано о времени и о себе. Сколько «открытий» сделали в те дни люди буржуазного Запада, впервые увидевшие советских людей не на страницах своих газет, а лицом к лицу, в повседневной жизни. Вот он каков этот Чухновский, спаситель итальянцев! Не только мастер пилотажа в воздухе, но и музыкант, самозабвенно проводящий часы за роялем. Кроме того, он еще и увлекательный собеседник, свободно владеющий французским, немецким! Достойны своего командира и остальные авиаторы «Красного медведя». Дружным членом этого небольшого коллектива стал и Николай Кабанов — корреспондент «Комсомольской правды», оставшийся на Шпицбергене вместе с летчиками. Три палатки близ норвежских угольных копей не одну неделю были как бы «советской колонией» в зарубежной Арктике.
В дневниках Чухновского и радиопереписке, которую вел Алексеев в те дни, отражены и вести из внешнего мира. Рассказывается о том, как в Италии фашистские иерархи готовили расправу над Нобиле, о том, как одна за другой иностранные экспедиции, участвовавшие в поисках, свертывали свои работы, покидали район Шпицбергена. Все прогрессивное общественное мнение мира было приковано теперь к советским морякам и летчикам. «Красин» и «Малыгин» — названия кораблей, Чухновский и Бабушкин — фамилии наших авиаторов — с уважением произносились на многих языках. Правда, экспедиция на «Малыгине» не смогла из-за тяжелых льдов пробиться непосредственно к лагерю бедствовавших итальянцев, но базировавшийся на этом корабле пилот Михаил Сергеевич Бабушкин 15 (пятнадцать!) раз вылетал на поиски. Десятки часов провел он в воздухе и на вынужденных посадках, когда, пережидая туман, опускался на любое мало-мальски пригодное ледяное поле.
Наступила осень. По распоряжению Комитета помощи из Москвы «Малыгин» с Бабушкиным на борту возвратился в Архангельск, а «Красин», приняв на борт отремонтированного «Красного медведя», снова пошел на север, во льды, чтобы продолжать розыски. Они, увы, не дали результатов. Никаких следов итальянцев, унесенных остатками изувеченного дирижабля, обнаружить не удалось. Не оставалось надежд и на спасение Амундсена после того, как в Баренцевом море рыбаки нашли поплавок «Латама» — исчезнувшего французского гидроплана.
Тем не менее второй поход «Красина» принес существенную пользу географической науке. Корабль под флагом СССР поставил рекорд свободного плавания во льдах, достигнув широты 81°41' норд, проник к северу дальше, чем все суда предшествующих экспедиций. Попутно была разгадана тайна, волновавшая не одно поколение путешественников: гипотетическая «Земля Джиллиса», присутствие которой предполагалось между Шпицбергеном и полюсом, как выяснилось теперь, после похода «Красина», в действительности не существует.
В актив экспедиции справедливо занесено и достижение Земли Франца-Иосифа. Там, в западной части огромного архипелага, — на мысе Пиль — красинцами был создан продовольственный склад. На всякий случай, как говорится. Кто знает, он еще может пригодиться кому-либо из итальянцев или спутников Амундсена, если только посчастливилось им уцелеть?!.
О походах «Красина» и «Малыгина», явивших всему миру пример советского гуманизма, были сняты документальные фильмы, выпущены десятки книг и в нашей стране и за рубежом.
Высшей по тем временам награды Родины — ордена Трудового Красного Знамени удостоились руководители обеих экспедиций и отдельные наиболее отличившиеся моряки. Но особо торжественно прозвучал оглашенный 8 октября в Москве на заседании в Большом театре приказ № 201 по Военно-Воздушным Силам Рабоче-Крестьянской Красной Армии:
«Отмечая исключительные заслуги перед трудящимися работников Военно-Воздушных Сил РККА, участвовавших в полярных экспедициях, Центральный Исполнительный Комитет СССР по ходатайству Реввоенсовета СССР и Осоавиахима постановил наградить орденами Красного Знамени: командира корабля эскадрильи Чухновского Бориса Григорьевича, младшего летчика авиаотряда Страубе Георгия Александровича, летчика-наблюдателя Алексеева Анатолия Дмитриевича, авиатехника эскадрильи Шелагина Андрея Степановича, летчика Добролета Бабушкина Михаила Сергеевича, бортмеханика Добролета Грошева Федора Ивановича».
Для Чухновского и Алексеева общественное признание их заслуг было драгоценно вдвойне. В походе «Красина» на помощь бедствовавшим итальянцам они продемонстрировали огромные возможности авиации и радио в Арктике, а также результаты совместного применения самолета и ледокола.