Не мой типаж

Даня в наушниках сидел на диване, открыв ноутбук. Увидев Григория, хотел встать, но тот приложил палец к губам и прикрыл двери.

Они пожали друг другу руки.

— Когда приехали?

— Позавчера.

— На праздник, или…?

— Или. Мы уже документы в школу сдали вчера.

— Узнаю Маришу, — тепло улыбнулся Григорий. Он настолько не верил во всё происходящее и волновался, что у него дрожали руки. Надо успокоиться, прежде, чем показаться Марине.

— А почему ничего мне не сказал-то?! Партизаны!

— Это было одно из условий нашего переезда. Моё молчание.

— Как тебе удалось уговорить?

— В твою квартиру начали заезжать новые соседи. Прихожу домой — мама сидит вся в слезах. Ну я и сказал: всё, хватит, поехали!

— Молодец! — Григорий потряс руку Дани.

— Но мама сомневалась, потому что ты ей не писал. Пришлось сказать ей, что ты мне пишешь. Она, естественно, потребовала телефон, и всё, считай, прошедшие две с половиной недели ты общался не со мной, а с ней.

Григорий беззвучно хохотал. Вдруг музыка на кухне смолкла.

— Дааааняяя! Иди, посмотри, не пойму, прямо или нет! — крикнула Марина.

— Иду, мам! — отозвался Даня, и хотел встать, но Григорий положил ему руку на плечо.

— Я сам, — он подмигнул Дане и скрылся за дверью.

Она стояла на табурете спиной к нему и пристраивала на стекло узор, изображавший еловую ветку, украшенную шаром.

— Смотри, так или чуть выше эту сторону?

— Чуть выше эту сторону.

Марина выронила узор из рук, резко обернулась, потеряла равновесие и начала падать.

Григорий подскочил и поймал её, прижал к себе что было силы.

— Где ты был в марте, когда я летела со стремянки в галерее? — сквозь слёзы спросила она.

— Чёрт его знает, где меня носило. Но я запрещаю тебе подниматься на высоту, когда меня нет рядом.

* В тексте использован отрывок из песни "Сердцебиение", автор В. Самойлов

— Мой любимый свитер, — она потрогала серый мягкий воротник крупной вязки. — Ты был в нём, когда я впервые тебя увидела.

Потом запустила руки в его буйную шевелюру, и он закрыл глаза. Погладила щёку:

— Похудел. Когда я открыла твой холодильник, мне захотелось убивать! Совсем нельзя оставить без присмотра!

— Вот и не оставляй. Надо было не уговаривать тебя, а шантажировать! Вот я не сообразил! Ну теперь знай, шаг вправо — шаг влево, и я объявляю голодовку.

— Буду знать. Всё, иди переодевайся, буду тебя кормить!

— Слушаюсь, — улыбнулся он, но продолжал стоять, обнимая её, как будто боялся выпустить.

— Даня! — позвала Марина.

— Целуйтесь- целуйтесь, я тут посижу, — донеслось из комнаты.

— Некогда пока целоваться, надо Гришу кормить, да и нам пора обедать.

— Быстро все руки мыть и за стол!

Марина высвободилась и подтолкнула Григория к двери.

Когда пили чай, Григорий сказал:

— Сейчас пойдём в мебельный. Я тут присмотрел поблизости, можно пешком прогуляться. Надо Дане полностью комнату обставлять. И ты подумай, что нам нужно.

Весь вечер они гуляли по мебельному, споря, выбирая. Купили Дане кровать, компьютерный стол, стулья, шкаф, книжные полки. Марина выбрала журнальный столик и комод, а Григорий настоял ещё и на покупке легкомысленного туалетного столика для неё. Ему хотелось, чтобы в их комнате стояла какая-нибудь определённо женская вещь, постоянно подчёркивая присутствие хозяйки этой вещи в его жизни.

…- Как, опять? Который раз? — смеялась Марина.

— Мне необходима компенсация, — он гладил и массировал ту часть её тела, которой всегда уделял особое внимание. — Мм, какие… И вообще, у нас тут не урок арифметики. Сама виновата, держала меня целый месяц на голодном пайке во всех смыслах.

…Она гладила и перебирала его волосы, и он не давал ей останавливаться, повторяя: "Ещё!"

— Ты как кот.

— Твой личный домашний кот.

— Да. Развод не дам, Гриша. Всё, поезд ушёл.

— Вот и прекрасно.

— Более того, я намерена рожать тебе детей.

— Ничего прекраснее не слышал никогда, — он открыл свои сказочные глаза, перевернулся и потянул её на себя. — Передумать не дам. А сколько детей?

— Много уже не успею, но двоих надеюсь осилить.

— Прекрасно!

— Гриша!

— Что, Мариша?

— Какого цвета у тебя глаза?

— Понятия не имею, — рассмеялся он.

* * * * * * * * * * * *

Спустя 11 месяцев.

Григорий сидел в светлом, стерильном и каком-то будто блестящем коридоре. Он очень нервничал и жалел, что Даню не пустили с ним в родильное отделение. Дане только через месяц восемнадцать, и он считается ребёнком ещё, переносчиком детских инфекций. Пришлось отправить его домой.

Григорий достал телефон, чтобы позвонить Дане, но тот тут же позвонил сам, первый.

— Ну что там? — голос у Дани был уже совсем взрослый, мужской. Ребёночек…

— Сижу, жду. Всё ещё в операционной. Поговори со мной, а то я тут скоро по стенам побегу. Даже не думал, что это так напряженно.

— Думаешь, я не переживаю? Всю жизнь мечтал о брате или сестре, а тут сразу две сестры. Дождался на старости лет. Мама никогда в больнице не лежала. Может, и хорошо, что меня не пустили.

— Умеешь ты успокоить, — рассмеялся Григорий. — Но мне на самом деле полегчало.

— Всегда к вашим услугам, — усмехнулся Даня.

Из двери вышла пожилая акушерка:

— Так, это у нас папа. Вы будете в палате с женой, чтобы помогать первое время?

— Да, конечно, я! — Григорий вскочил и быстро сказал в трубку: — Всё, Даня, отключаюсь.

— Жду фото на вайбер! — крикнул тот.

— От наркоза отошли, всё нормально. Пойдемте в послеродовую, потом в палату. Маска, шапочка, бахилы?

— Да-да, всё при мне.

…Был уже поздний вечер, когда они обосновались в палате. Для Григория там тоже стояла кровать, ему предстояло пару дней находиться рядом с Мариной, ухаживать после кесарева.

Марине пока не разрешали есть. К вечеру разрешили немного попить. Обещали, что завтра можно будет встать и сходить в душ.

Девчата вели себя на редкость спокойно, ели и спали. Григорий сидел рядом с кроватью Марины. Она выглядела уставшей, но совсем не осунулась, улыбалась.

— Природа разбила в пух и прах миф о том, что тёмные глаза доминируют. У обеих твои глаза — и у Нины, и у Тани, — она протянула руку, скинула с его волос медицинскую шапочку и запустила пальцы в шевелюру. Он закрыл глаза.

Они решили дать дочкам имена своих мам.

— Ну ничего, отдохнешь пару лет, и снова в бой, — Григорий касался губами её волос. — Нам же нужен черноглазый мальчик. Даня-то уже вырос, совсем мужчина. Кстати, как проснутся, надо сделать фото, Даня просил.

…Григорий держал в руках двух малышек, а Марина фотографировала его.

— Григорий Янович! — улыбнулась она. — Годы идут, а ты не меняешься! Стабильность — признак мастерства. Самые красивые девочки, и не меньше двух!