Страница 7 из 20
…Скончавшегося в Германии Чехова перевезли в Россию и с почестями упокоили на Новодевичьем кладбище в Москве. Останки Аркадия Аверченко до сих пор покоятся на чужбине – на Ольшанском кладбище в Праге.
Раздел II. Наставники, коллеги
1. Даниил Гранин. За все благодарю!
Даниил Гранин подарил мне двадцать лет дружбы. В моих дневниках есть записи о наших встречах-разговорах. Еще больше – не записано, но осталось в памяти. Есть несколько интервью, которые Даниил Александрович дал в разное время, но с неизменным накалом мыслей и чувств.
Делюсь.
20 мая 1997 г. Открыли «Центр современной литературы и книги»[1] на углу Набережной Макарова и Биржевой линии.
В день открытия помещение со сводчатыми потолками и бронзовыми люстрами еще пахло краской.
Даниил Гранин сказал хорошую речь – книга, дескать, не умрет, Интернет ей не помеха, книгу можно взять на ночь в постель, а Интернет не возьмешь. Речей было много. Илья Штемлер назвал меня русским Соросом.
Знал бы он, сколько денег оставалось у меня на расчетном счете! Слезы – даже налоги не заплатить.
6 февраля 1998 г. Сегодня был в концертном зале «Октябрьский» на отчете Правительства Санкт-Петербурга о выполнении плана 1997 г. В отделе печати Раиса Владимировна Романова, которая работала еще в Союзе писателей, дала мне билет, и спросили, не отвезу ли я после собрания Даниила Александровича Гранина домой. С удовольствием, сказал я. Мне хотелось поговорить с классиком о пассивности творческой интеллигенции и работе «Центра». А также вручить ему клубную карту.
Без пяти четыре подъезжаю к «Октябрьскому». Гаишник машет полосатой палкой, торопит высадку и отъезд автомобилей. Еще несколько милиционеров помогают ему создавать суету и ажиотаж, без которого немыслимо появление высокого начальства. Темно-синие «Вольво» вице-губернаторов, джипы финансовых магнатов, искрящийся в морозном воздухе мех шуб и манто. Останавливаюсь напротив входа, приспускаю окошко и, дождавшись яростного взгляда замерзшего капитана, подзываю его жестом руки. Обалдев от моей наглости, он подходит.
– Приветствую! Я из Союза писателей. Где бы мне встать, чтобы потом увезти Даниила Гранина?
– Либо на Басковом, либо вон там, за углом, – сменив внутренний гнев на внешнюю милость, распоряжается он.
– Надо где-нибудь поближе. Не идти же потом пожилому классику по морозу.
– Ладно, вставай вот тут, за «скорой помощью».
Встал напротив главного входа. Уважают еще литературу!
После доклада сели с Граниным в машину. Едем. Адрес знаю.
Заговорил о собрании. Заметил, что в тезисах нет раздела «Культура» – он включен в раздел «социальная сфера». Там упоминаются новые памятники Гоголю и Достоевскому, открытые в минувшем году. Посетовал, что хотел воспользоваться открытым микрофоном, но смутила очередь.
– А о чем, Дима, вы хотели сказать?
– Об общей идее. Про то, что наш великий город не должен оставаться без великой нравственной идеи. Сидели, как на партхозактиве – городское хозяйство, транспорт, жилье… Проблем много, но флаг – должен быть общий.
– В принципе, генеральный план развития города есть… – неуверенно сказал Гранин.
– Я не совсем об этом… – И сказал, что давно хотел сказать Гранину. Про то, что происходит со страной, и про нашу пассивность. Ведь сейчас не тридцать седьмой год – чего мы боимся? Дети и внуки спросят потом: как вы допустили? Мы упрекаем тех, кто молчал в годы сталинизма, а сами? Почему молчит интеллигенция, молчат писатели – не выступают единым фронтом? Сказал про Толстого, который от отчаяния стал писать публицистику – напрямую обращаться к обществу…
– Ведь сейчас валовой национальный продукт составляет сорок процентов от того, что выпускалось в 1989 году. Нас порабощают, пытаются стереть с карты мира…
– Да, – грустно сказал Гранин, – я был недавно в детских тюрьмах – ужас, ужас…
Помолчали. Мне показалось, Гранин не готов с ходу браться за серьезную тему.
– Дизель? – Гранин кивнул на капот машины.
– Дизель! А вы в танке по какой части были?
Гранин сказал, что был командиром роты.
– Рота – это что в танковых войсках?
– Рота – это девять танков.
– Ого! Такая команда может взять штурмом город среднего размера.
Гранин скромно промолчал.
– У нас была рота тяжелых танков – «ИС».
– «Иосиф Сталин», – показал я свою осведомленность. – Их, кажется, с сорок второго года выпускать начали?
– С сорок третьего. До них «КВ» были.
– «Климент Ворошилов»…
– Да.
Хороший все-таки мужик Данила Саныч. Именно мужик. Иногда я представляю его в танке – ладный, убористый, в шлеме, с вылезшей на лоб челкой, спокойный внимательный взгляд – и не верю, что ему скоро восемьдесят.
– Работа в «Центре» у вас много времени отнимает?
– С утра до вечера. Часов в десять домой прихожу. В таком режиме уже больше года.
Гранин оживился, стал рассказывать, сколько времени и сил он отдавал Союзу писателей, когда был его председателем.
– Но хочу тебя предостеречь, – он неожиданно перешел на «ты». – Писатели всегда были пассивными в общественном плане! Ругать, осуждать – да! А создавать – единицы.
Я рассказал, как прошел последний вечер, где мы вручали клубные карты. И, вспомнив, про них, торопливо вручил Гранину его карту у красного светофора. Извинился, что в такой обстановке вручаю.
– Писатель должен не осуждать, а понимать… – Гранин убрал клубную карту в бумажник.
– Да, «Пахарь должен пахать», – процитировал я своего пассажира. – Но иногда нужно и кричать во весь голос. Кроме писателей этого никто не сделает. Одно дело, когда шахтеры стучат касками на Васильевском спуске в Москве, требуя зарплаты, и другое дело, если писатель вашего масштаба постучит авторучкой о стол и скажет власти: так нельзя, кончай безобразие!
– Если вы сделаете в «Центре» буфет, то народ, думаю, потянется. Водочки попить, повстречаться… А библиотеку Дома писателей туда разместить не удастся?
Я рассказал историю с библиотекой. Про то, как Чулаки перед встречей с губернатором попросил меня не заикаться о резервных площадях. Пусть, дескать, власть сама что-нибудь предложит.
Гранин задумался.
– Я поговорю с Мишей…
– Ведь там книги с автографами Чехова, Куприна… Из частных писательских собраний, которые они передали библиотеке Дома писателей… Камер-фурьерские журналы царей! Раритеты!
– Да, я поговорю с Чулаки, – повторил он обещание.
15 сентября 1998 г. Составляю план работы Центра. Вчера звонил Д. Гранину. Спросил, не хочет ли он провести в «Центре» свой творческий вечер.
– Дима, вы, наверное, заметили, что я не люблю этой шумихи… Ну что мне вечер? Если бы какой-то повод был – книга бы вышла… А так, я этого не люблю. Нет, спасибо большое, но не буду.
Я похвастался, что за лето почти закончил роман, 560 стр.
– Каждый день, как проклятый, сидел с одиннадцати вечера до пяти-шести утра.
– Почему же, как проклятый? Это такое удовольствие – работать!
– В общем, да, я снова почувствовал себя человеком, – пошел напопятный я. – Удовольствие от работы получал.
Я спросил, что он думает о создании в нашем «Центре» читальни для писателей.
– По-моему, это неплохо будет.
1998 г. 14 октября ходил по приглашению Гранина во дворец Белосельских-Белозерских на общественные слушания «Россия во мгле: уныние или оптимизм?». Выступил Гранин – чувственно, проникновенно. Была видна боль за страну.
Гранину долго хлопали.
Потом началась хрень собачья. Бывший ректор Архивного института, мелькавший в телевизоре во времена перестройки – Юрий Афанасьев – говорил непонятно о чем.
Зато куда понятней выразился некий Даниил – мальчик с длинными завитыми волосами: «Чем быстрее перестанет существовать это страна, тем лучше будет для всех».
1
Некоммерческое партнерство «Центр современной литературы и книги» (ЦСЛК), учрежденное в 1997 году писателями Дмитрием Каралисом, Александром Житинским, Борисом Стругацким и Ильей Штемлером, через пять лет после пожара в Доме писателя на Шпалерной улице, приведшей к окончательной потере шереметевского особняка как места общения литераторов города.