Страница 12 из 20
Д.К.: В своей книге вы говорите, что в Петербурге до сих пор нет памятника Победе над фашизмом. И вспоминаете, как обратились к губернатору города Валентине Матвиенко с предложением воссоздать триумфальные ворота, через которые наши солдаты входили в город в 1945 году. Почему именно ворота? И есть ли перспективы у памятника Победе через 66 лет после окончания войны?
Д.Г.: Триумфальные арки – старинная традиция. Например, сохранилась триумфальная арка при входе в Петропавловскую крепость. Она до сих пор красуется. Есть Московско-Нарвские ворота в честь победы в войне 1812 года, есть Московские ворота… Петербург – город столичный, с европейскими традициями, и в 1945 году, несмотря на блокадную разруху городские власти соорудили несколько триумфальных арок для возвращающихся с фронтов воинов-победителей. Их делали наспех, из фанеры, но они были красивые и величественные – это хорошо видно на фотографиях. Я предложил нашей мэрии соорудить триумфальную арку в честь Победы в мае 1945 года. Выбрали хорошее место в конце проспекта Стачек, при въезде в город, архитектор Владимир Попов сделал проект, и город уже выделил деньги на эту арку, но зачем-то вмешался городской Общественный совет и пошли разговоры, что деньги надо беречь, лучше отдадим их на строительство квартир для ветеранов. Ни Петр I, ни наши правители в последующие годы не рассуждали таким образом. Они действовали по принципу: Кесарю – кесарево, и строили триумфальные арки как символы победы. А тут вдруг через шестьдесят лет проявили заботу о ветеранах! В общем, задробили этот проект, губернатор не захотела конфликтовать с общественностью. Ведь у нас в Петербурге, как не странно, нет памятника Победе. Есть памятник Аникушина блокадникам, а памятника Победе нет. Огорчительная история для нашего города, не нашедшего денег на триумфальную арку. Чем дальше мы уходим от мая сорок пятого, тем меньше шансов на монумент…[3]
ДК.: В ваших записках вы размышляете: «Я знал Россию, ту, что поднялась на Великую Отечественную войну, спасая свои народы от фашизма, а за ними и Европу. Знал ее и после войны, когда оголодавшая, разутая, бездомная, стала она восстанавливаться. Я хорошо знал эти две России, потому как сам и воевал, и восстанавливал разруху.
То были два прекрасных народа. Трагические испытания подняли их дух как никогда раньше. Другой России мне не надо. А мне сообщают, что России осталось жить не больше 50 лет, дальше она станет мусульманской страной, русский язык исчезнет, русские разбредутся по всему миру подобно евреям и все ее прошлое обернется мифом».
И далее никак не комментируете эти высказывания. Не могли бы поделиться своими представлениями о будущем России с читателями «ЛГ»?
Д.Г.: Конечно, пессимизм – вещь безошибочная, тем более прогнозы на пятьдесят и более лет проверить трудно. Но такие пессимистические настроения в обществе не случайны, потому что в нашей жизни отсутствует идея. В советской жизни было много показухи, но был и подлинный энтузиазм. Вспомните освоение целины, бригады коммунистического труда. Как рождался энтузиазм, на чем основывался? Была цель! Мы хотели превратить свою страну в благополучную, справедливую, в страну, где царит уважение к труду, соблюдается равноправие граждан. Сейчас мы совершили тяжелую ошибку – перечеркнули советскую жизнь. Семьдесят пять лет жизни страны! Была создана великолепная культура – музыка, театр, кино, песни, литература, поэзия – всё осуждено. «Нет-нет-нет, мы начинаем всё заново!» Это вдвойне обидно, потому что вновь наступаем на грабли 1917-го года, когда перечеркнули всё, что было при царизме. До основания. Это несправедливо по отношению к своей собственной истории, к своим родителям, предкам, да и потомкам. Несправедливо! И в то же время новая жизнь не сумела ни заместить прежней культуры, ни продолжить ее. Мы не можем перечислить таких достижений, которые создавали бы новую идею жизни. Куда мы идем, чего хотим? Ведь мы хотим всё того же – справедливого устройства общества, счастья. Если б можно было измерять количество счастья в стране, количество счастливых людей, я думаю, показатели явились бы довольно любопытные. По сравнению с Европой, которую мы всегда называли гнилой, у нас количество счастливых регионов, сословий, отдельных людей, весьма невелико. Из чего слагается счастье? Семья, работа, жилье, здоровье, возможность получить образование, уверенность в завтрашнем дне… Мы все попортили. Образование – господин Фурсенко! Что характерно – общество возмущено, критикует реформы в области образования, учителя в панике, стали напрямую говорить об отставке Фурсенко, но он безразличен к мнению общественности.
У нас все нравственные показатели сильно попорчены. Семья испорчена – наркомания, пьянство, разрыв между поколениями – порвалась цепь времён… Богатство оказалось ловушкой. С одной стороны дворцы, виллы… Поезжайте в наше Ильичёво, где Ленин перед революцией скрывался – что там за высокими заборами? Там теннисные корты, бассейны, жизнь роскошная, под стать жизни американских миллионеров. И наряду с этим – коммуналки, которые растянулись на восемьдесят лет, и кривые домишки. Таких чудовищных контрастов никогда не было! Ну, были обкомовские пайки́ – давали какую-нибудь красную рыбу к празднику, были госдачи, служебный транспорт… Но такие контрасты, как Куршевель, как заработки жен наших министров (министр получает двадцать миллионов, а жена его – сто двадцать миллионов!) мы и вообразить не могли. Откуда, почему? Никаких объяснений. Если жена такая успешная труженица, может быть, ей и работать министром на благо страны?
Будущее народов России зависит от морального климата в стране, от народного духа.
Но хочу сказать и о наших СМИ. Они в течение нескольких лет очень критично рассказывают о нашей жизни. Имеют на это право. Но от этого негатива в душах людей накапливается тяжелый металл, всё покрывается свинцовым налетом равнодушия, пеплом бесчувствия… Да, пусть сократился уровень честности в обществе, т. е. на круговой диаграмме сектор честности сузился, стал совсем тоненьким, но все-таки он есть. И что делать, чтобы он вырос? Это надо обсуждать, выносить с помощью СМИ на всенародное обсуждение… Конфуций говорил еще 2500 лет назад: “Хватит клясть тьму, лучше зажги свою маленькую свечку”. И Народный фронт должен быть не для того, чтобы избрать Единую Россию, а для того, чтобы понять, как нам наладить нашу жизнь…
ДК.: Вы считаете, Фронт создавался, чтобы наладить нашу жизнь?
Д.Г.: Нет, фронт как раз – из области избирательных технологий. А я имею в виду, что нам нужно обсудить, как дальше жить, куда идти. Нужны примеры порядочности, милосердия, терпимости, сострадания. Есть такие люди и примеры на Руси! Но о них никто не рассказывает, это не жареное, а значит, журналистам неинтересно. Почему мы не спешим рассказывать о хороших людях, которых становится всё меньше? Они и могут быть опорой современному человеку, как святые в России когда-то.
Приведу пример. Недавно я был на юбилее, отмечали 80 лет со дня рождения покойного Владимира Андреевича Алмазова. Это был очень известный кардиолог, сейчас существует огромный центр, носящий его имя. Собрался весь цвет питерской медицины, приехали москвичи, вспоминали, говорили. Я был знаком с Алмазовым – мы с ним в бытность народными депутатами сидели вместе на заседаниях, очень он мне нравился. И вот меня попросили сказать. Застали врасплох – я собирался уходить. Все уже сидят, едят, разговаривают… И я решил – скажу не им, а скажу Алмазову. Скажу, Владимир Андреевич, вы ушли из жизни, и теперь можно издали взглянуть на вашу жизнь, почему центр назван вашим именем, почему люди приехали почтить вас, что это была за жизнь? Каждая жизнь должна иметь свой узор, свою картину, которая складывается, появляется после ухода. Да, вы талантливый кардиолог, вы создали свою школу, но школ создано много. А что же было в ней своего, алмазовского? Теперь я понимаю, что это было, это очень важно для вашей профессии – сострадание. Знание – да, талант – да, преданность делу – да, но это качество сегодня почти исчезает, и поэтому она стала такой дорого́й, это – сострадание. Вспоминаю одну сцену в отделении для детей. Я был тогда в обществе «Милосердие», и Америка прислала нам полвагона одноразовых шприцов, была такая проблема. Я позвонил Алмазову: «Владимир Андреевич, хочу передать вам шприцы…» А заодно прислали детские игрушки, конфеты, сладости, консервы, но главное – игрушки. Приехали, сдали шприцы, он говорит: «Пойдемте на детское отделение». И пришли детишки с мамами, у некоторых онкология, вид такой – ужас! Я предложил: вот три девочки постарше, пусть они распределяют сами. Он мне шепчет на ухо: «Неудобно, получается, что мы не доверяем врачам…». Я говорю: врачам доверяем, но я хочу, чтобы дети сами раздали игрушки и сласти. Мы отдали, вышли, походили по своим делам, потом вернулись через час. Боже, как преобразились эти дети! Как они были счастливы! И как всё это распределилось! Без обид, они сами обмениваются, улыбаются этой в сущности ерунде. И когда мы зашли к нему в кабинет, он заплакал. И я даже не спрашиваю, почему. Я сам был в близком состоянии. Сострадание появилось не от мук, а от счастья. Вот, я думаю, одна из самых серьезных сегодня проблем – нет сострадания. Когда-то Достоевский об этом писал. Сострадания у нас не стало. Мы исчерпали сострадание к нищим, потому что нищие тоже оказались коррумпированными, мы уничтожили сострадание к больным, потому что там поборы. И не потому больные лежат по коридорам, что нет денег, а потому, что эти деньги уходят куда-то в другое место, потому что врачи тоже стали хищниками. Не все, но берут.
3
Благодаря стараниям Д. А. Гранина, к 70-летию в честь Победы в Великой Отечественной Войне город воздвиг Триумфальную Арку Победы в Красном Селе. Деньги на строительство собирали всем миром.