Страница 7 из 11
– Чш-ш, королева моя, это я… твой верный паж… Всё хорошо, просто мы с тобой сейчас… Так, блин, как это у тебя тут расстёгивается вообще? – его ледяные руки шарят по моей груди, не просто под курткой, но и прямо под кофтой. – Приподнимись, слышь? Неудобно так…
Глава 5
Когда я наконец понимаю, что надоедливое «тюк-тюк-тюк» прямо по мозгам – это мой будильник, тут же подскакиваю как ужаленная. А зря. Голова начинает противно пульсировать, к горлу подкатывает мучительная тошнота. Кошмар какой-то! Ни разу у меня такого ещё не бывало. Но самое ужасное – я не помню, как оказалась дома. Вообще.
На стуле возле кровати стакан, таблетка и записка. Кидаю аспирин в воду, и пока он шипит, растворяясь, читаю: «Побудь сегодня дома. И можешь хоть голая ходить, Артём всё равно не придёт»
Смотрю на время – ну, блин, замечательно, первый урок в пролёте!
С трудом поднимаюсь, ползу умываться. Дома я сегодня побыть не могу, потому что химия, а её пропускать нельзя, даже если приспичит умирать.
Буквально заставляю себя хоть что-то съесть, параллельно изводясь попытками вспомнить финал вчерашнего вечера. Бесполезно. И от этого меня раздирает жуткое ощущение беспомощности пополам с презрением к себе. Как я вообще до этого опустилась? Какого чёрта, зачем?!
Постепенно возникает ощущение, что в провалах памяти есть что-то связанное с Тарасовым, что-то, чего я хотя и не помню, но отчего становится жутко стыдно даже на подсознательном уровне.
Ну нет, только не это. Ну пожалуйста!
И всё-таки, как я оказалась дома? И почему ещё жива, если Машка явно в курсе моего состояния?
Пока иду к школе, морозный воздух немного приводит в чувство, но едва захожу в помещение, как тут же становится душно, и в голове словно снова включаются маленькие молоточки: тюк-тюк-тюк – прямо по мозгам!
Господи, да чтобы я, да ещё хоть раз, хоть глоток! От одной только мысли об этом накатывает тошнота и адское чувство вины.
– Здрасти, Ольга Николаевна, – прячу взгляд от идущей навстречу физички, но мне почему-то кажется, что она смотрит на меня с пристальным вниманием и осуждением. Аж между лопаток чешется от этого взгляда.
Воровато оборачиваюсь… Но нет, Ольга Николаевна идёт себе дальше и до меня ей нет дела.
– Здрасти, Иван Петрович… Здрасти, Нина Ивановна…
Забегаю в туалет, прижимаюсь лбом к кафелю. Кошмар какой-то, почему их всех приспичило ходить именно сейчас и именно здесь?
– О, Крылова! – раздаётся вдруг за спиной. – Живая ещё?
Я оборачиваюсь, там Абрамова, хозяйка вчерашней попой… вечеринки и Катька – одна из гостий. Причём, свеженькие такие, как ни в чём не бывало.
– Привет, девчат. Есть жвачка?
Янка протягивает мне пару подушечек и, привалившись к стене, наблюдает, как я тру мокрыми ладонями лицо.
– Что? – не выдерживаю я.
– Да ничё, просто пытаюсь запомнить тебя такой.
– Какой?
– Живой! – смеётся Катька, Янка подхватывает. В целом это звучит беззлобно, им скорее забавно. А вот мне – нет.
Набираюсь смелости. Нет, так-то можно, конечно, и отдаться на волю амнезии, как там Фёдоров говорил – если в твоей личной реальности чего-то нет, значит этого и вообще не существует… Но я-то знаю, что это не так работает! В настоящей реальности всё с точностью до наоборот – ты можешь быть вообще не в курсе что над тобой сгущается инферно долбанной катастрофы, а часики уже тикают обратный отсчёт. И чем дольше ты не в теме, тем меньше шансов разрулить по-хорошему.
– Девчат… что там вчера вообще было?
Они переглядываются, Янка заинтересованно подаётся вперёд:
– Серьёзно? Нет, реально не помнишь?
– Ого, Крылова, – таращит глаза Катька, – да ты же с Фёдоровым целовалась! Взасос! Вся тусовка видела!
Они с хохотом скрываются в кабинках, а я тупо смотрю на себя в зеркало и понимаю, что это какая-то лажа. Фёдоров? Да ну нафиг, просто не может этого быть! Это просто не бьётся, как не бьётся пять на три без остатка. Нет в этом ни логики, ни внутреннего ощущения правды.
– А если серьёзно? – снова пытаюсь я.
– А если серьёзно, – отвечает из кабинки Янка, – то лучше не попадайся на глаза Смирновой. – Выходит, споласкивает руки, подкрашивает губы. – Нет, мои-то гости не сольют, не переживай, но вот сам Тарасов…
– А что Тарасов? – холодею я.
– Ну ты же не думаешь, что он с тобой серьёзно? Ему просто Аньку позлить надо было, поэтому он без неё и припёрся вчера. А она сделала вид что ей пофиг, и не поехала за ним. А он сделал вид, что ему тоже пофиг и подцепил тебя. Врубаешься теперь?
Звенит звонок и девчонки спешат из туалета, но на выходе Катька оборачивается:
– Это тебе, Крылова, не учебники зубрить. Это жизнь, тут понимать надо!
На урок я опаздываю добрых минут на пятнадцать. Нет, я не боюсь истерик Смирновой, но по-прежнему не помню, что там с Тарасовым и не знаю, как себя вести. Поэтому просто стою в опустевшем коридоре и пытаюсь вспомнить… Ну болтали мы с ним, да. Ну даже потанцевали пару раз. Ну и всё, вроде.
Или нет?
– Вероника? А ты почему не на уроке? – окликает меня выглянувшая из соседнего кабинета историчка, и я поспешно скрываюсь в классе.
В итоге, Смирнова всё ещё явно находится в блаженном неведении, а Тарасов вообще отсутствует, и следующие два урока проходят в относительном, не считая назойливой головной боли, спокойствии.
А вот на пятом в класс неожиданно заявляется завуч. Вся какая-то взъерошенная, словно за ней собаки гнались, она сканирует парты злым взглядом и шипит:
– А Тарасов, голубчик, значит, даже не соизволил явиться? Ну ничего, ничего, далеко не убежит… – И вдруг переходит на крик: – А ты, Крылова, чего сидишь? К директору, быстро!
Возле директорской уже топчется вся наша вчерашняя честная компания, за исключением Фёдорова и, собственно, Тарасова. Все порядком напуганы, ибо состав присутствующих не оставляет сомнений в причине кипеша.
Запустив всю толпу в приёмную, за дверь к самой директрисе нас, однако, вызывают по одному. Что там происходит никто не знает, но лица выходящих полыхают алым кумачом и глаза опущены в пол. И что интересно – они не уходят, а остаются здесь же, в приёмной, но словно отдельной стайкой от тех, кто ещё не ходил на ковёр.
Я иду последней. При виде меня весь присутствующий административный состав – завуч, директриса и школьный психолог синхронно издают тяжкий вздох. В комнате душно и словно наэлектризовано. Мне хочется нервно сглотнуть, но сушняк, зараза.
Вот блин, а ведь ещё вчера я знала истинное значение этого состояния лишь по рассказам…
– Ну а с тобой-то что делать, Крылова? – первой нарушает звенящую тишину завуч.
Директриса бросает на неё раздражённый взгляд и зажимает виски пальцами.
– Елена Викторовна, Наталья Сергеевна, вы идите пока… Я сама поговорю с Вероникой. Если что, я вас вызову. И этих там, остальных, предупредите, чтобы помалкивали, иначе я им сама такую вписку устрою!
Но даже оставшись с директрисой наедине, мы молчим. Как будто не коллективную пьянку обсуждать собрались, а, как минимум, убийство!
За этой дурацкой мыслью неожиданно мелькает другая – а что, если я реально этого Тарасова вчера… Ну, это… Прибила?
Не выдерживаю, прыскаю со смеху. Тут же до смерти пугаюсь, аж ладони взмокают, но, вместо того чтобы прижухнуть, начинаю вдруг хрюкать ещё больше, пока, наконец, не складываюсь пополам от смеха. И не могу остановиться.
Никогда за все девять лет школы меня не вызывали к директору. Ни разу не отчитывали и даже просто не упрекали в ненадлежащем поведении. Наоборот, негласно ставили в пример и доверяли любые, даже самые ответственные мероприятия… И тут вдруг я на остаюсь «на сладенькое» в глобальной разборке. И это после того, как буквально вчера после уроков мы столкнулись с ней в гардеробе, и директриса, доверительно понизив голос сообщила: «Ника, у нас всё как договаривались. Теперь, главное, ты не подведи…»