Чекистские были

Он ловко поворачивал из улицы в улицу. В городе скорость сбавили. Выехали на шоссе и увидели уже отошедший от станции поезд. Николай выжал из машины все, что было возможно, и мы заметно стали обгонять состав. Шоссе шло параллельно железнодорожному пути, и мы не теряли из виду поезд с его ярко освещенными окнами вагонов. Я пытался представить себе, что происходит сейчас в мягком вагоне, где наши сотрудники брали агента БРП. Мы обогнали состав и подъехали к небольшому зданию станции Чаква. Огни паровоза были видны уже у входного семафора, и машинист паровоза дал протяжный гудок, предупреждая об остановке.

Замедляя ход, поезд подходил к станции.

Ожидавший на платформе оперуполномоченный транспортного отделения подвел меня к тому месту, куда должен прибыть мягкий вагон. Скрежеща тормозами, состав остановился, трое наших сотрудников вывели из вагона человека в глухо застегнутом резиновом плаще, блестевшем как лакированный, с глубоко надвинутым капюшоном. На запястьях его рук тускло поблескивали стальные наручники. Двое сотрудников вели арестованного под руки. По сигналу начальника поезда состав тотчас тронулся в путь, быстро набирая скорость.

Как было приказано, со станции я позвонил начальнику, доложив о приемке арестованного. Впятером мы с трудом втиснулись в небольшую автомашину и отправились в обратный путь.

Через двадцать минут мы подъезжали к подъезду ГПУ. Там нас ждал Осипов, а начальник в нетерпении выглядывал из окна своего кабинета на втором этаже.

Арестованного отвели в комендатуру. Мы поднялись в кабинет Сергея Александровича, старший группы доложил о том, как был арестован агент. Из его рассказа следовало, что они вчетвером под видом пассажиров заняли соседнее с агентом купе. Как только поезд тронулся со станции Батуми, проводник стал стелить постели. Чтобы не мешать ему, наблюдаемый вышел в коридор. В этом узком помещении агента было удобнее взять. Поджидавшие в коридоре товарищи быстро вывернули ему руки назад, втолкнули в свое купе и, надев наручники, уложили лицом вниз на нижний диван. Из его карманов извлекли пистолет «кольт», две запасные обоймы к нему и одну ручную гранату «мильса». Все было проделано в считанные секунды, и никто из пассажиров мягкого вагона даже ничего и не заметил. В кармане агента была мореходная книжка и двести рублей советских денег, а также пятнадцать долларов мелкими купюрами. Все отобранное старший группы положил перед начальником на его письменный стол.

Выслушав доклад, зампред поблагодарил товарищей за проделанную работу и отправил отдыхать. Он позвонил в комендатуру и приказал привести к нему в кабинет арестованного агента БРП. Осипову и мне предложил остаться.

Костя поставил посреди комнаты, в метре от стола начальника, стул и сел ко мне на диван. Осторожный стук в дверь. Вахтеры ввели арестованного. «Матрос» иностранного танкера вошел без плаща. Короткая куртка из плотной синей материи и такие же брюки, заправленные в резиновые сапоги, какие обычно носят матросы на судах. Ему жестом указали на стул. Агент сел. Один из вахтеров положил на стол начальника ключ от наручников.

Молча осмотрев этого человека, Сергей Александрович приказал Косте снять с него наручники. Они были надеты на отведенные назад руки, арестованный сидел, несколько наклонясь вперед. Он выпрямился, оперся слегка на спинку стула и, не глядя на нас, потирал натертые металлическими браслетами запястья рук.

Ему можно было дать не больше тридцати лет. Чисто выбритый, аккуратно подстриженный, в хорошо пригнанной одежде, он производил впечатление опрятного человека. Среднего роста, плотного сложения, светлый шатен с серыми глазами, он не имел в своем лице и во всей внешности ничего, что особо выделяло бы его в толпе. С одинаковым успехом он мог быть принят за русского или любого европейского северянина.

Рассматривая его, Сергей Александрович иногда переводил взгляд на меня, чего я никак уж понять не мог. Продолжая рассматривать сидевшего перед ним, он как бы сравнивал нас обоих. Агент опустил голову.

— Ну, ну, — наконец произнес свое обычное наш начальник. — Раздевайтесь!

— Жэ не компран па 4, — по-французски сказал арестованный.

— Не компран па? — усмехнулся Сергей Александрович. — Продолжаете разыгрывать из себя иностранца? К чему это приведет, как вы думаете? Мы же знаем вас и ждали. Ваш французский язык, как у нас говорят, с нижегородским произношением. Раздевайтесь!

Посмотрев исподлобья на говорившего и бросив косой взгляд на нас, агент стал раздеваться.

— Не спешите, у нас есть время, — не изменяя своему обычно ироническому тону, проговорил Костя Осипов, принимая от арестованного куртку и рубашку. — Снимите сапожки… Ладно. Теперь хватит пока…

С курткой и рубашкой Осипов сел на диван. Со скрупулезной внимательностью осмотрел эти вещи, прощупывая каждый шов и даже просматривая на свет. Достал свой небольшой перочинный нож, открыл маленькое лезвие и, вывернув наизнанку рукава, увидел под мышками клеенчатые потнички. Отпорол их, тщательно ощупал и стал распарывать своим ножом. Что-то нащупав в одном из них, Костя, с усмешкой посмотрев на нас, двумя пальцами извлек из потничка небольшой квадратный кусочек голубоватого, полупрозрачного шелка с несколькими столбцами цифр. Это была зашифрованная записка. Посмотрев на свет, положил ее на стол перед Сергеем Александровичем, который стал разглядывать ее, держа перед настольной лампой. Лицо агента не выражало удивления, он молча курил, терпеливо ожидая конца столь тщательно проводимого Осиповым обыска.

Не желая оставаться пассивным зрителем происходившего, я взял один снятый арестованным сапог. Но Костя подал мне знак — ничего из вещей не трогать. Он некоторое время возился с курткой: прощупывал все ее швы, обшлага рукавов и воротник. Не найдя в ней больше ничего интересного, взялся за рубашку, обыкновенную, с отложным воротничком, какие обычно носят под пиджаками. Подержал ее на вытянутой руке, как бы оценивая качество, затем очень уверенно, с изнанки одного из кончиков воротничка, куда вкладывают для жесткости целлулоидную пластинку, извлек плоскую стеклянную ампулу, видимо, с ядом. Такие ампулы предназначались как верное средство мгновенно покончить счеты с жизнью в случае ареста. Стоило этому молодому человеку взять в рот кончик воротничка, раздавить зубами ампулу, и мы уже ничего не смогли бы узнать о цели его прибытия. Но посланец генерала Кутепова не воспользовался этим даром «милосердия», когда мы сняли с него наручники. Не воспользовался. Очевидно, жизнь в тридцать лет неотразимо манила его, вселяла надежды.

Изучив куртку, Константин взялся за сапоги. Обычные матросские резиновые сапоги с литыми подошвами и массивными каблуками. Своей худой рукой он подолгу шарил внутри каждого сапога, ощупывал изнутри и снаружи, мял и даже пытался скрутить толстую подошву. Все проделывал не спеша, тщательно приглядываясь к каждой морщинке, и, казалось, даже принюхивался. Уж очень долго рассматривал он подошвы, литые заодно с каблуками. Поставив сапог на пол перед собой, Костя закрыл маленькое лезвие перочинного ножа и открыл большое, которое осторожно, понемногу стал подсовывать под основание каблука. Постепенно отделил каблук правого сапога, и в его руке оказался массивный кусок резины толщиной сантиметров в пять или шесть. Повертев его и так и эдак, он заметил едва уловимый на вид тонкий слой резины, приклеенный к верхней части. Бросив свой хитрый взгляд на нас, решительно поддел лезвием тонкую наклейку, легко отделил ее от каблука. В центре литой части было аккуратно вырезано четырехугольное отверстие сантиметра два глубиной, а в нем таился небольшой пакетик, завернутый в клеенку.

Начальник ничем не выразил своего удивления и не произнес ни единого слова, когда Костя извлек пакетик, развернул его и достал откуда небольшой бронзовый крест старинней формы с закругленными краями и изображением маленькой иконы Спаса в центре. Крест был прикреплен к трехцветной ленте старого русского флага. Повертев этот орденок в руках, он передал его Сергею Александровичу, сказав своим саркастическим тоном:

4

Я не понимаю (франц.).