Сквозь огненное кольцо

Леонид Токарев

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Взорванная тишина

Крепость принимает бой

Надежды тают

Прорыв

Плата за страх

Эх, дороги…

«Хенде хох!»

Западня

Побег

Суровые версты

Леонид Токарев

СКВОЗЬ ОГНЕННОЕ КОЛЬЦО

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Четверть века назад над фортами и казематами Брестской крепости взвилось пламя Великой Отечественной войны. Нам одними из первых пришлось принять удар фашистов. В те далекие дни у всех была одна мысль: «Выстоять и победить!» Нелегок и сложен был путь к победе. Мало кто из наших боевых друзей дожил до 9 мая 1945 года — Дня Победы.

Но мы, оставшиеся в живых, навсегда сохранили в памяти и первые дни Брестской обороны и подвиги погибших товарищей. Нелегок и длинен был путь к победе. Одним из пишущих эти строки удалось выполнить боевой приказ и вырваться из крепости. Они прошли суровый путь от Бреста до Сталинграда и от Сталинграда до поверженного Берлина.

Другим не повезло. Они испили полной чашей страдания в фашистских концлагерях…

Четверть века. Это немалый срок. За это время, дети, родившиеся после сорок первого года, выросли, возмужали, стали зрелыми людьми. Мы, старшее поколение, передаем эстафету жизненных свершений в надежные руки. Вы, бывшие мальчишки и девчонки, строите новые просторные города, укрощаете бег сибирских рек, запускаете в космос лучшие в мире научные лаборатории, опускаетесь в недра земли. У вас уже есть дочери и сыновья — наши внуки. И чтобы они жили мирно и счастливо, мы все должны помнить о прошлом.

Говорят, что время излечивает раны прошлого. Может быть. Но шрамы от ран остаются. Они навсегда! Мы должны сделать так, чтобы не появилось таких же шрамов на душах наших детей и внуков. Для этого надо бороться за мир, укреплять могущество нашей великой Родины. И помнить. Крепко помнить о тех тяжелых временах Отечественной войны, которые пережил наш советский народ. Они, эти времена, не должны повториться.

Об этом и говорят страницы автобиографической повести «Сквозь огненное кольцо», которую написал наш юный товарищ по обороне Брестской крепости, сын командира батальона 333-го стрелкового полка Леонид Токарев. Эта повесть-быль напомнила нам июньские дни сорок первого года, дни обороны Брестской крепости. Дорога войны уводит героя повести из Брестской крепости на восток, к своим. Эта дорога, полная опасностей, встреч с настоящими, стойкими людьми — разведчиками и партизанами — патриотами нашей Родины, закаляет дух подростка. И недаром автор поставил эпиграфом к своей книге слова Гёте: «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день за них идет на бой».

Мы уверены, что читатели тепло примут эту небольшую повесть о боевом детстве командирского сына Леньки, который нашел в себе и силы и мужество пройти военную дорогу до конца.

Д. ГОРЯЧИХ, начальник особого отдела 333-го стрелкового полка, А. РОМАНОВ, П. КАШКАРОВ, С. МАТЕВОСЯН, Н. РАЗИН — участники обороны Брестской крепости.

Лишь тот достоин жизни и свободы,

Кто каждый день за них идет на бой. Гёте

Взорванная тишина

Сквозь сон я чувствую сильную боль в локте. Проходит несколько секунд, прежде чем я соображаю, что лежу на полу рядом со своею кроватью. Приподнимаюсь на руках, чтобы взобраться опять на кровать, но взрыв, от которого до боли свело зубы и с силой вдавило воздух в уши, заставил испуганно прижаться к холодному полу. Я лежу в своей комнате на полу и жду, когда же кончится этот кошмарный сон и я проснусь. Тогда я еще и не мог предполагать, что этот фантастический сон продлится для меня многие и многие месяцы и что эти минуты будут далеко не самыми жуткими в нем.

Сквозь шум, треск и свист ко мне вдруг прорывается неторопливый, очень знакомый мелодичный звон: дон… дон… дон… дон. Я оборачиваюсь на звук и вижу наши часы, которые только что отбили четыре раза. И только тут я отчетливо осознаю, что все происходящее вокруг — реальность. Я сажусь и осматриваюсь. Яростные всплески огня мечутся за окном и, отражаясь в зеркале маминого трюмо, испуганными бликами пляшут по стенам, придавая всей комнате жуткий, незнакомый вид. Следующий оглушительный взрыв вышиб оконную раму, и осколки стекла разлетелись по всему полу. Густые клубы пыли и дыма медленно стали вползать в комнату. Дышать стало нечем: в рот, в нос, в уши набились пыль и песок. Залпы шли один за другим, каждый новый взрыв на миг делал воздух плотным и горячим.

Дверь, ведущая в отцовский кабинет, распахнулась, и оттуда выскочил ординарец отца, Николай. В одних галифе, по пояс голый, но в пилотке, он одной рукой сжимал гранату, а другой — пистолет. Николай замер, увидев меня на полу около кровати, но оглушительный взрыв за окном заставил и его броситься на пол. Жалобно звякнуло и пошло трещинами зеркало, посыпалась штукатурка. Старинные часы, стоявшие на полу как раз против окна, нехотя качнулись раз, другой, как будто раздумывая, на миг прижались к стене, а затем, словно решившись, ринулись вниз. Комнату снова наполнил резкий и тонкий перезвон курантов. Казалось, что этот мирный звон на мгновенье перекрыл гул канонады. Стрелки навечно замерли на четырех часах и пяти минутах.

С ужасом осознав, что часы, которыми так дорожила мама, теперь уже не починит самый искусный мастер в городе, я не на шутку перепугался.

— Лень, ты жив?! — выдохнул Николай в самое ухо.

Приподняв голову, хотел было ответить: «Угу», но тут под самым окном так грохнуло, что весь дом пошел ходуном. Пришлось ткнуться носом в паркет и плотнее прижаться к теплому и сильному телу лежавшего рядом человека. При каждом взрыве сердце мое начинало бешено колотиться в груди, и мною владело одно желание — поглубже втиснуться в пол. Хотелось сравняться с ним, стать маленьким-маленьким, как «мальчик с пальчик», недосягаемым для осколков, которые то и дело напоминали о себе пронзительным верещащим звуком.

Сколько мы так лежали, не знаю. Грохот разрывов смолк. Давящая тишина захлестнула меня. От нее до боли заломило в ушах, в голове появился высокий, несмолкающий звон. Он был так нетерпим, что я заткнул уши пальцами. Когда я отнял пальцы, с улицы донеслись пронзительный ребячий крик и причитания какой-то женщины.

— Ленька! Одевайся, — быстро! — приказал Николай, а сам скрылся за дверью отцовского кабинета.

Пока я испуганно напяливал на себя штаны и рубаху, в окно ворвались ноющие звуки авиационных моторов. Вдруг один из этих стонущих звуков перешел в пронзительный, все нарастающий вой. Ближе, ближе, ближе! Оцепенев, я прижался к стене. Из кабинета выскочил Николай. Он был теперь в полной военной форме.

— Быстро в укрытие! — рявкнул он, подняв за шиворот упавшую на колени домработницу Зоею, все время повторявшую: «Матка боска! Матка боска!», и выскочил в подъезд. Я бросился за ним.

Напротив подъезда был глубокий подвал. На его дубовой двери висел замок. Недолго думая, Николай схватил булыжник, валявшийся на земле, и одним махом сбил замок. Мы начали спускаться по крутым ступеням. Плотный волглый мрак подземелья обступил нас со всех сторон. С каждой ступенькой зловещий голос войны отдалялся, становился глуше. Мы молча сидели в темноте, чувствуя, как под нами билась и дрожала в ознобе земля. Каждый думал о своем. Все было неожиданно и больше походило на кадры из какого-то давно забытого фильма. Только и я, и Николай, и Зося были не зрителями, а самыми настоящими участниками этого страшного события. Никто не знал, что ждет нас через секунду-другую. Каждый близкий разрыв заставлял замирать сердце, на лбу выступала испарина.