Страница 5 из 40
Все началось примерно через неделю после моего приезда в Мостин-Грейндж, и начало истории было ничем не примечательным, если отвлечься от того, что последовало дальше. Я писал письма в восхитительной старой библиотеке, окруженный коллекцией древних томов, заставлявших меня нарушать десятую заповедь каждый раз, когда я смотрел на них. Наступал вечер. Когда стало смеркаться, дворецкий принес свечи. Газ и электричество еще не проникли в почтенный дом.
Я люблю свечи, если их много и меня не просят платить по счету. Есть что-то успокаивающее в теплом сиянии хорошей восковой свечи, чего совершенно не хватает газовому пламени или электрической лампочке. Было приятно писать там, в добродушном свете двух благородных свечей рядом со мной. И вдруг я заметил, что страница писчей бумаги посинела!
На мгновение мне показалось, что у меня что-то случилось со зрением. Я протер глаза, но это не произвело никакого эффекта. Затем я посмотрел на две свечи и увидел, что пламя в обоих случаях было ярко-голубым. Это было не то голубое пламя, какое можно увидеть вокруг фитиля или иногда в огне камина. Это было не то пламя, которое производит бунзеновская горелка или обыкновенная спиртовка. Пламя давало мало света, если вообще давало: свечи давали столько же света, сколько и раньше, — но оно было голубым! И еще: пламя, казалось, вытягивалось больше, чем обычно. Если бы эта мысль не была столь абсурдной, можно было бы сказать, что свечи, казалось, чего-то боятся!
Я мог только предположить, что в составе свечей присутствовало что-то особенное, что и вызвало странный результат. Потом мне пришло в голову попробовать эффект чирканья спичкой из коробки, лежавшей на столе. Это были деревянные спички, так что вопрос об их составе не стоял. Я чиркнул спичкой, и она сразу же вспыхнула таким же голубым пламенем, как и свечи. Я пробовал другие, всегда с таким же результатом.
Единственным возможным предположением была какая-то странность в атмосфере комнаты, например, недостаток кислорода. Но эта мысль вряд ли была верной, потому что окно было открыто, и воздух в комнате был почти таким же свежим, как снаружи. Через минуту голубой цвет исчез; свечи горели обычным пламенем. Я чиркнул двумя — тремя спичками, и они тоже горели нормально.
Все это казалось необъяснимым, но вскоре после этого я прочитал в какой-то книге, что явлениям призраков часто предшествуют огни, горящие голубым. Но в то время я ничего об этом не знал, а если бы и знал, то не поверил бы. В данном случае ничего не последовало, и единственной необычной вещью, которую я заметил в то время, было легкое ощущение холода, как будто воздух внезапно стал прохладнее. Хотя вечер был очень теплый.
Следующее происшествие, которое привлекло мое внимание, было связано с собакой, принадлежавшей покойному хозяину дома. Это был шотландский терьер с хорошей родословной и, как говорили, очень дорогой. Так как он привык к здешней жизни, я не стал ограничивать его свободу, хотя и не очень любил его общество. Он также не казался особенно привязанным ко мне. Мы терпели друг друга, и это все, что можно сказать.
Собака эта спала на коврике у камина, как-то вечером после происшествия со свечами, а я сидел у стола с книгой, когда она вдруг вскочила и подбежала ко мне со всеми признаками тревоги. Затем она повернулась лицом к ковру, на котором только что лежала. Зубы ее были оскалены, шерсть на загривке поднялась дыбом; она свирепо рычала и выказывала все признаки враждебности и тревоги. Настолько, что я посмотрел в сторону камина, на мгновение ожидая увидеть там кого-нибудь.
Конечно, никого не было видно: все было как обычно. Я успокаивающе заговорил с собакой, но она не обратила на меня внимания. Потом поднялся, подошел к камину и встал на ковер, где лежала собака. Результат оказался любопытным. Собака, казалось, наблюдала за каким-то невидимым человеком, который шел от того места, где я стоял, к двери, как будто перед отступающим врагом, по-прежнему со всеми признаками тревоги и враждебности. Когда она повернулась к двери, ее гнев, казалось, утих. Она перестала ощетиниваться и рычать, а через мгновение подошла ко мне. Но два или три раза она поворачивалась к двери, словно не уверенная в уходе невидимого врага.
Эта история вызывала недоумение и некоторое смущение. Собака определенно видела кого-то или что-то, к чему она была явно враждебна. И это что-то или кто-то, по-видимому, переместился от камина к двери, и далее из комнаты, хотя дверь была закрыта. Но следует добавить кое-что еще. Хотя я ничего не видел, но все же что-то чувствовал. Было то странное чувство, которое иногда возникает, когда кто-то невидимо приближается. Это чувство довольно развито у меня самого и у некоторых других, кого я знаю. Моя любимая теория на этот счет состоит в том, что это не что иное, как обоняние. При обычных обстоятельствах мы не чувствуем запахи своего вида. Но то, что запах присутствует, очевидно из той легкости, с которой другие животные обнаруживают наше присутствие, когда мы находимся с наветренной стороны от них. Мне кажется, причина, по которой мы обычно не обнаруживаем его, заключается в том, что он всегда присутствует с нами. И это может объяснить тот факт, что для многих из нас занятая комната ощущается как-то иначе, чем пустая, в то время как близкое приближение любого человека в темноте вызывает смутное чувство беспокойства, если не тревоги.
Как бы то ни было, у меня возникло ощущение, что в комнате кто-то есть, и это ощущение исчезло одновременно с успокоением собаки. Вы можете сказать, что последнее было истинной причиной первого; и, возможно, окажетесь правы. Я не готов спорить по этому поводу. Но происшествие оставило неприятное впечатление.
Еще одно странное происшествие, случившееся в эти первые недели в Мостин-Грейндж, произошло в холле однажды вечером, на закате. Я только что вернулся с прогулки и задержался в холле, чтобы просмотреть несколько писем. Я смутно сознавал, что одна из служанок что-то делает в галерее. Внезапно я услышал вздох и, подняв глаза, увидел, как она отшатнулась и посмотрела на узорное окно над галереей менестрелей.
Я проследил за ее взглядом и отчетливо увидел лицо, заглядывающее в окно. Я видел его ясно и достаточно долго, чтобы заметить его появление, а затем оно исчезло. Оно не отодвинулось, а просто растворилось. Все это длилось секунд пять или чуть больше. Я выбежал за дверь и посмотрел на окно, где видел лицо. Там никого не было, и никто не смог бы добраться туда без лестницы. Торцевая стена холла отвесно спускалась от окна до самой земли, и не было никакой опоры для того, кто попытался бы заглянуть в окно.
Но это было еще не все. Я был уверен, что это лицо мне знакомо. Это был мужчина средних лет, румяный, полный, с редкими рыжеватыми усами и бородкой. Подбородок, казалось, был выбрит. Выражение лица говорило о грубом добродушии на фоне решительности и беспринципности. Это был такой человек, который будет терпеть тебя, пока ты ему нравишься, но не остановится ни перед чем, если ты будешь ему противоречить.
Где я видел это лицо раньше? Конечно, это не было лицо кого-нибудь из тех, с кем я встречался; но я был уверен, что видел его на какой-то картине. В тот вечер, во время ужина, меня осенило. Это было лицо Генриха VIII. Мостин-Грейндж был построен в его царствование, и если сам он никогда в нем не бывал, то многие из его друзей, как известно, часто посещали это место. Было, конечно, интересно взглянуть на веселого монарха! Но что он здесь делает? Тот факт, что служанка видела лицо в окне, доказывал, — это было нечто большее, чем просто мое воображение.
Хотя это не было следующей необычной вещью, которая произошла во время моего пребывания в Грейндже, возможно, стоит упомянуть здесь еще одно таинственное явление, которое, по-видимому, имеет с ним какую-то связь. Я воспользовался случаем расспросить старую экономку о привидениях, и она рассказала мне, что несколько служанок в то или иное время видели фигуру женщины, стоящей или идущей по галерее, выходящей в холл; но никто из них не видел ее вполне ясно и не мог дать определенного описания. Она сама высказала мнение, что все это вздор и результат чтения «дрянных романов».