Страница 3 из 40
Но самой замечательной в четках была большая бусина на конце короткой нити. Овальной формы, она представляла собой зеленый нефрит, очень странно и необычно испещренный синими, желтыми и красными крапинками. Она имела форму головы змеи, и была вырезана с большим мастерством. Детали головы змеи были хорошо проработаны; два маленьких вставленных желтых опала изображали ее глаза. Но в каком-то смысле художник отошел от своей модели. Губы змеи были слегка приподняты с обеих сторон, словно она рычала, — чего не может сделать ни одна змея, — обнажив клыки. Но кончики клыков не торчали, и челюсти не открывались. Голова была довольно твердой. Важно помнить об этом в свете того, что произошло впоследствии. В целом четки выглядели скорее жутковато, чем красиво. На самом деле, в них было что-то явно отталкивающее.
Ни доктор Уэллс, ни его злосчастный посланник не смогли ничего узнать об истории четок, да и об их использовании тоже. На самом деле, мы все думали, что многое из рассказанного нам об этом, было скорее его предположениями, чем установленными фактами. По его словам, четки использовались не в связи с чтением молитв, а с целью гадания. Он утверждал, что они помещались в трубку и высыпались на землю, чтобы предсказать судьбу спрашивающего, о чем судили по вращению змееподобных четок и положению, которое они, упав, занимали.
Казалось, четки находились в состоянии неустойчивого равновесия. Когда их клали на стол, они дрожали и извивались гораздо сильнее, чем можно было ожидать, прежде чем окончательно успокоиться; и даже после того, как они замирали неподвижно, в течение минуты или двух, они совершали странные, внезапные повороты и рывки. Иногда казалось, что они действительно были живыми. И почему-то они всегда ассоциировались с каким-то злом.
По-видимому, именно в ночь их прибытия доктор Уэллс впервые заподозрил, что с красными четками что-то не так. Он сам рассказал нам эту историю. Он внимательно рассматривал их через увеличительное стекло, выискивая какие-нибудь надписи или знаки, которые могли ускользнуть от его внимания, и два или три раза чуть не уронил их. Это озадачило его, потому что он привык обращаться с вещами осторожно, особенно когда высоко их ценил. Он не мог понять, что именно произошло, потому что ему действительно казалось, будто четки извивались между его пальцами — словно сонная змея. Ему это не совсем нравилось, и он поймал себя на том, что размышляет о возможных расстройствах пищеварения или нервной системы. Он положил четки на стол, взял книгу и стал читать. Через несколько минут, ощущая усталость, он положил книгу на стол, отчетливо заметив, что положил ее между четками и собой. Потом он сидел и размышлял над прочитанным; и естественным следствием этого было то, что он заснул. Когда же он проснулся, первое, увиденное им, было то, что четки теперь располагались перед книгой, а не за ней. А змееподобная голова смотрела прямо на него!
Это было довольно странно и немного тревожно. Казалось, имелось только три возможных объяснения. Либо он был совершенно неправ, полагая, что положил книгу перед четками; либо во сне встал и передвинул ее; либо четки переместились без его вмешательства. Первые два объяснения включали предположение, что его здоровье находилось не в лучшем состоянии, — что он не был готов признать, — в то время как последствия третьего объяснения были такого рода, что он полностью отверг его. Доктор Уэллс не верил в сверхъестественное.
Поэтому он намеренно отложил этот вопрос в сторону и решил на следующий день уехать из города в Кромер, где, как он надеялся, бодрящий воздух развеет любую мысленную паутину. Еще до наступления утра его решимость окрепла, после мучений беспокойной ночи. Сны сменяли один другой, не давая мозгу отдохнуть, и каждый из них имел какую-нибудь связь с красными четками. И в каждом присутствовал элемент угрозы. Его преследовала зловещая резная голова с приоткрытым ртом и намеком на отравленные клыки.
Утром, перед отъездом из города, он успел заглянуть в сейф, куда на ночь положил четки, и испытал страшное потрясение. Он помнил совершенно отчетливо, что разложил четки вдоль одной из полок; он отчетливо помнил, как свет играл на рубинах и изумрудах в этом их положении. Но теперь четок на полке уже не было. Они лежали на дне сейфа, свернувшись, точно змея. Голова находилась в центре, покоясь на одном из колец, но слегка откинутая назад, как будто встревоженная и готовая ужалить. Когда он открыл дверцу, она повернулась к нему.
Сказать, что доктор Уэллс был озадачен, значит не сказать ничего. Он был совершенно сбит с толку. Он ясно помнил, в каком положении оставил четки, а память у него была хорошая. Никто, кроме него самого, не имел доступа к сейфу, который был надежно заперт замысловатым кодовым замком. Полка не могла испытать никакого сотрясения, так как сейф был встроен в стену, а ночью не случилось никакого катаклизма. Существовала лишь малая вероятность того, что четки были оставлены в состоянии неустойчивого равновесия и упали, скатились с полки, но они вряд ли свернулись бы подобным образом. Кроме того, они лежали не там, где упали бы, если бы скатились с полки, а в стороне. Чем больше он размышлял над этой загадкой, тем меньше понимал. Поэтому он просто отложил ее. Но ему это совсем не нравилось.
Доктор Уэллс пробыл в Кромере три недели, но отпуск вряд ли можно было назвать удачным. Он все время проводил на свежем воздухе, и каждый день играл в гольф, но вернулся в город в еще худшем состоянии, чем уехал. Правда, его больше не тревожили сны о красных четках, но весь праздник превратился в одну длинную череду тревог и несчастий. Некоторые из его недавних вложений оказались неудачны, и он стал беднее на сумму большую, чем ему хотелось бы думать. Его любимую собаку, которую он ценил как старого друга, сбила проезжавшая мимо машина; пришло письмо из издательства, которому он доверил рукопись своей новой важной книги, сообщавшее: они глубоко сожалеют о том, что она погибла при пожаре в их помещении. И хуже всего было то, что дубликат был случайно уничтожен несколькими неделями ранее.
Кроме того, от его поверенных пришло письмо, в котором сообщалось, что против него возбуждено дело о клевете со стороны бывшего слуги, о проступках которого он неосторожно упомянул в письме к лицу, проводившему расследование. Казалось, звезды на своем пути выстроились против него, и он вернулся в город в очень плохом настроении.
Когда он добрался до своего дома, то застал слуг в состоянии нервной тревоги, говоривших о грабителях. Не было, однако, никаких свидетельств того, чтобы кто-то покушался на это место, но они сообщили, что слышали ночью в музее слабые звуки и что в углу, где сейф был скрыт фальшивой панелью, что-то постукивало и царапалось. Доктор Уэллс выслушал эту историю с нетерпением и отверг ее с презрением, которого она, по-видимому, заслуживала.
Но ему подумалось, что в ней что-то есть, когда он подошел к сейфу и выяснил положение дел. Первое, что он заметил, — красные четки пропали! Он оставил их в маленькой коробочке на одной из полок, а теперь коробка была опрокинута и пуста! Мало того, несколько мелких предметов на полке оказались не на своем месте и были отодвинуты в сторону. Кроме четок, однако, ничего не пропало. Причем, не имелось ни малейшего намека на то, что сейф был взломан. Даже если бы вор воспользовался дубликатом ключа, как он мог узнать комбинационный номер, на который доктор Уэллс установил замок, когда уезжал из города? Это было абсурдно невозможно.
Следующий день принес объяснение — и вряд ли оно могло оказаться более неприятным: доктор Уэллс нашел пропавшие четки. Они свернулись, как он уже однажды видел, за пачкой бумаг позади на полке; точно так же, как живая змея свернулась бы в своем логове. Это действительно выглядело так, как будто четки выскользнули из своей коробки, отодвинув в сторону другие мелкие предметы и случайно вызвав постукивание, которое встревожило слуг, в поисках лучшего места для отдыха по своему вкусу. Но эта идея была действительно слишком абсурдной. Как могла простая нитка бус сделать что-то подобное? Но какое другое объяснение вообще было возможно?