На исходе лета

— Камень, сотворивший меня, помоги мне в служении кротам, помоги мне узнать твою истину, которую через меня услышат и они! Научи меня понимать все таким, как оно есть, — свет и тьму, шум и Безмолвие, тех, кто дает, и тех, кто берет. Помоги мне так возлюбить их, чтобы за пределами этой жизни, что я посвящаю им, они услышали твое Безмолвие!

Так молился Бичен, и Триффан с Фиверфью нашли его склонившимся перед Данктонским Камнем. Левой лапой он касался Камня, а вокруг распространялись святость и Безмолвие. Они подошли ближе и, глядя на Бичена с любовью, вместе помолчали перед Камнем.

Солнце померкло, когда его заслонили собравшиеся тучи, небо расколола молния, на землю хлынул дождь и залил водой и шумом весь кротовий мир.

Но Бичен, ощущая лишь радость, проговорил:

— Я не один. Со мной другие, хоть я и не помню их имен. Но они будут ждать меня. Они узнают меня и помогут мне, пока здесь, где я родился и куда пришел сегодня, я не появлюсь на свет снова, и тогда они узнают меня и узнают самих себя.

Слезы Бичена и слезы его матери и Триффана смешались с дождем. Добрая данктонская земля впитала их бесследно.

И все же, когда они ушли с поляны, Камень дрожал, по его мокрой поверхности бежали отраженные в ней тучи. Юный крот посвятил свою жизнь Безмолвию, но велика была тьма в кротовьем мире, а крот мал. И Камень в Данктоне трепетал, ожидая, что будет.

❦

А тем временем над одним-единственным местом в кротовьем мире в тот день снова засияло солнце, вернув к жизни мокрые бледные утесы и скалистые возвышенности. Оно засияло в Верне, его свет упал на Люцерна, и он прищурил глаза. Солнце ему не нравилось.

Люцерн вернулся под землю, его глаза потемнели, а лапы направились туда, где началась его жизнь, — к неподвижному озеру Скалы Слова. Он пошел туда и нашел там Хенбейн.

— Что ты собираешься делать? — спросила она.

День тьмы и солнца, когда любимый сын ударил ее, стал для Хенбейн днем возвращения к жизни и обновления.

— Я не люблю свет и не люблю Камень, — прошептал Люцерн над темной водой у Скалы Слова. Он замолк, размышляя, как бы окончательно погасить свет и разрушить Камень.

— Его падение будет твоей миссией, — сказала Хенбейн. — Когда придет время, я не буду препятствовать твоему восшествию.

— Да, — спокойно проговорил Люцерн. — Ты не воспрепятствуешь.

Он обернулся и уставился ей в глаза, и, как ни сильна она была, его взгляд оказался сильнее, и мать отвела взгляд. На что она смотрела? На Скалу? На неизвестно куда ведущие тоннели?

— Оставь меня, — сказал Люцерн.

Но не Скала, не тоннели стояли у Хенбейн перед глазами, когда она ушла. А воспоминание, смутное и неопределенное, как свет, пробивающийся сквозь щели высоко наверху. Воспоминание о том, что случилось когда-то давно. Воспоминание, возникшее в этом самом гроте, когда родилась она сама. Воспоминание о мимолетном лучике света, когда Чарлок и Рун, ее свирепый отец, подарили ей жизнь. За последующие суровые годы это воспоминание стерлось. И до сих пор не проявлялось. Осознав это, Хенбейн в первый раз с тех незапамятных времен, когда была еще мокрым, только что родившимся детенышем, пришла в замешательство.

— Оставь меня! — проревел Люцерн.

Что Хенбейн и сделала, растолкав столпившихся у верхних тоннелей сидимов, запыхавшаяся, отчаянно стремясь на поверхность за светом почти прошедшего июньского дня, воссиявшим вслед за очищающим дождем и грозой.

— Свет, — тихо проговорила Хенбейн, словно увидев его впервые, и заплакала, поняв, кем она была и кем теперь стал Люцерн. Заплакала о своей загубленной жизни и чужих загубленных жизнях, которые уже не вернуть.

— Помоги нам, — прошептала она, глядя на свет дня, уже погасшего над Верном, как и над всем кротовьим миром, и увидев надвигающуюся темноту.

Но была ли ее молитва услышана Словом или чем-то более могущественным, никто не знает. Кротовий мир наконец столкнулся сам с собой, и дальше все будет зависеть от того, что он будет теперь делать и как.

Глава шестая

Когда дождливый день в Данктонском Лесу наконец уступил место прохладному вечеру, Триффан начал свой рассказ. Он рассказал Бичену о событиях, происшедших здесь, на этом самом месте, перед Камнем, до его рождения.

Фиверфью оставалось лишь подтвердить все сказанное Триффаном, а иногда, когда он сомневался или память подводила его, она излагала свое видение событий, ибо история всегда неоднозначна и рассказать ее можно по-разному.

Снова и снова, доходя до какого-то места, Триффан говорил:

— Чтобы узнать об этом подробнее, тебе нужно будет посмотреть работы Спиндла. Это по его настоянию все было записано, чтобы оставить для будущего правду о происшедших событиях, и многие тексты сейчас спрятаны там, где он их писал. Когда-нибудь должны прийти мирные времена, и тогда эти манускрипты найдут. Спиндл вместе со мной жил в Болотном Крае и написал обширный отчет обо всем, что было. Он говорил, что когда-нибудь его труд будет востребован. И мне кажется, это случится раньше, чем думал Спиндл! С тех пор как я был в твоем возрасте, кротовий мир стал шагать гораздо быстрее. Но как бы то ни было, я вместе с Фиверфью расскажу тебе о самых важных вещах, а подробности могут подождать, пока ты сам научишься читать и писать…

Триффан рассказал о своем путешествии в Аффингтон, о Босвелле, о нашествии грайков и долгом затмении света Камня тьмой Слова; о своих похождениях вместе со Спиндлом и о проникновении в самое сердце Верна, где он встретил Фиверфью. А потом про Верн, и про возвращение в Данктон, и про небесную звезду, возвестившую о его, Бичена, рождении.

Когда на землю упала ночь, а в небе взошла луна, Триффан живо описал Бичену разных кротов, многие из которых так и остались неизвестными, а их задачи невыполненными, но эти кроты несли в сердцах свет надежды и веры в то, что когда-нибудь придет крот и укажет им путь из темноты. Многие начали понимать, что они сами помогали проложить этот путь. И так Триффан довел свой рассказ до пришествия Крота Камня.

— Ведь ты знаешь, Бичен, кто такой Крот Камня?

Бичен кивнул и посмотрел на освещенный лунным светом Камень.

— Это я, да? — просто спросил он и добавил с трогательной скромностью: — Но я всего лишь крот. Самый обыкновенный. И… — Бичен запнулся.

Триффан придвинулся к нему с одного боку, Фиверфью с другого, и все трое посмотрели на Камень и на темное небо за ним.

Бичен тихо продолжил:

— Иногда мне кажется, что я — не просто я, и это пугает меня, но также и волнует. Я чувствую, что кроты ждут меня, но не знаю, как и где их найти. Прикоснувшись к Камню, я понял, что некоторые из них были рядом и помогали мне. Но…

Бичен обернулся к Триффану, а потом к матери, и в глазах его были слезы и страх. В лунном свете он казался совсем кротенком.

— Но пока мне еще не надо уходить, а?

— Нет, пока еще не надо, — сказал Триффан, не в состоянии скрыть обуревавшие его чувства, видя в Бичене смесь страха и покорного принятия своего назначения, трудность и величие которого молодой крот уже ощутил. — Тебе нужно кое-чему научиться в Данктоне, и все мы поможем тебе. Твоя задача сейчас в том, чтобы слушать других и учиться у них по их словам и поступкам.

В прежние времена подростки уходили из дома вскоре после Середины Лета. В Данктоне они уходили на Луга, а некоторые, как я, совсем покидали систему. В первый раз я ушел из Данктона в сентябре, и, думаю, тебе тоже настанет пора уйти, когда придет осень, но в этом тебя направит Камень. Возможно, кто-нибудь из нас пойдет с тобой, ибо тебе предстоит многое сделать и тебе понадобится помощь, как она нужна была мне. Но тебе также поможет и Камень, как он помог мне найти Спиндла, и Мэйуида, и многих других, кого я полюбил. Да, крот, уходить страшно, но это одновременно и вызов судьбе. А по пути тебе встретится немало кротов, и ты найдешь у них многое такое, о чем и не мечтал.