Страница 20 из 20
Утром, едва брезжит, Рычков разлепляет тяжёлые веки. Тело одеревенело, саднит и ноет, а потом память последних дней обрушивает на Ваську свой груз и ужас, что плывёт в дощанике вниз по Колве, до самой Соли Камской не человек — морщинистое бревно с узловатыми ветками, сучками и щетинистой порослью на макушке, опустив под настил ветвистые корни, чтобы напиться.
Он садится, резко вскидывая руки — обычные, человеческие, его, — видит драные, избитые ботфорты, обрывки кафтана, скрученное полотнище грязного банта. И едва облегчение одолевает его измученное, зудящее тело, ладони хлопают по груди.
Радость и лёгкость улетучиваются, словно их унёс по-над Колвой студёный речной ветер.
Пальцы обхватывают берестяной туесок на сыромятном ремешке. Васька не помнит, как он на нём оказался, но точно знает, что внутри. Скомканный лист, что ему втолкнули в рот в ветхой церкви заброшенного скита. Тарабарская грамотка с буквицами из азбуки святого Стефана, когда кириллические буковки меняются на греческие.
Рычков знает из неё наизусть: «…а ежели пуста душа твоя, омертвела и неживая, как поле мёртвых, куда был взят пророк Иезекиль, коли нет там ничего, кроме пыли и праха, упадёт слово в мёртвую сухую землю и погибнет без всхода, и не будет тебе преображения по слову божескому, ни спасения, ни вознесения. Хладный ветер понесёт душу твою по пустыне Антихристовым семенем…»
Бывший унтер лейб-гвардии Семёновского полку, асессор канцелярии Тайных Государевых дел, юродиво кривит рот и пускает слюну. Каркающий смех сотрясает его изломанное тело.
Поглотила Ваську Сибирь.
Как есть с потрохами поглотила…
Конец