Летнее Солнцестояние

Брекен испуганно сжался — три самых сильных крота Данктона, одним из которых был его собственный отец, вот-вот должны были растерзать старого Халвера. Все они то ли рычали, то ли кричали на него, однако Брекен сумел расслышать и голос старого крота. Он начал читать последнюю молитву ритуала, которую Брекен знал наизусть.

Росами омоем лапы их...

Ветрами западными шкуры вычистим...

Это были последние слова, сказанные Халвером. В последний момент он повернулся к атакующим и сделал странное движение лапой, словно благословляя их. Брекен вспомнил, как он благословлял червей во время их первой совместной трапезы.

И да не погрузится в бездны темные тело мое,

И да не омрачится душа моя кроткая.

В тот же миг Халвера не стало — его предсмертный крик утонул в злобном рыке озверевших боевиков. Он закончил свою жизнь в тени Камня, в самом центре горячо любимой им системы, бормоча слова благословения подрастающему поколению, в будущее которого он верил. Брекен окаменел от ужаса — крот, которого он успел по-настоящему полюбить, был убит у него на глазах... У него же так и не хватило мужества или, быть может, безрассудства, для того чтобы встать на пути убийц Халвера...

Покончив со старым кротом, боевики молча развернулись и крысиной стаей потрусили к лесу. Когда они оказались возле Биндля, тот зашевелился и громко застонал. Мандрейк остановил своих приспешников, явно желавших добить своего собрата.

— Оставьте его — совам свежатинка понравится больше.

Боевики покинули поляну, и вскоре Брекен пришел в себя настолько, что отважился подойти к Халверу.

Старый крот был мертв. Брекен увидел изодранное в клочья скрюченное тело. Не успевшая запечься кровь мрачно поблескивала в свете луны.

Брекен зарыдал и направился к Биндлю, пытавшемуся привстать с земли, опираясь на свои изуродованные лапы. Биндль что-то шептал. Брекен склонился над ним и услышал тихое:

— Биндль... Меня зовут Биндль... Я вернулся сюда, чтобы совершить ритуал вместе со своим старинным другом... Еще немного, и мы исполнили бы его. — Было видно, что каждое слово — да что там слово! — каждый вдох дается Биндлю с превеликим трудом. — Совсем немного... Я знаю, какие слова должны говориться в конце, пусть он об этом никогда не догадывался... Я их вспомнил.

Биндль громко застонал, не в силах совладать с острой болью. Брекен пытался хоть как-то помочь ему, с трудом поддерживая израненное тело трясущимися лапами. Биндль продолжал:

— Повторяй за мной — «Росами... омоем... лапы их...»

Брекен поднял глаза на Камень, рядом с которым лежало бездыханное тело Халвера. Как он был мудр... Брекен присоединил голос к шепоту умирающего Биндля — сначала он звучал совсем тихо, но с каждым мгновением становился все громче и громче.

Росами омоем лапы им,

Ветрами западными шкуры вычистим,

Отборною одарим землею,

Солнечным светом пожалуем.

Молим семькрат благодать

Благодати...

Теперь Брекен говорил сильным, уверенным голосом. Громкие, четкие слова летели над поляной, оглашая окрестные склоны. Мандрейк и его подручные остановились как вкопанные.

Милости обличья,

Милости добродетели...

Жаром и хладом исполнилась душа Мандрейка, казалось, еще немного — и им овладеет мятущаяся тьма. Он взревел и понесся назад, к поляне. Таинственный голос, доносившийся с поляны, мучил его, слова повергали его душу в смятение и ужас.

Милости страдания,

Милости мудрости,

Милости верных словес,

Доверия милости,

Милости благообразия.

Брекен подошел к Камню и теперь стоял в его тени, повернувшись в сторону Аффингтона. Он ясно осознавал все происходившее — видел мертвого Халвера, умирающего Биндля, слышал, как несется к вершине Мандрейк, — но все это уже не трогало его.

Мандрейк вышел на прогалину и увидел распростертые тела двух кротов. Ему вдруг показалось, что сильный и чистый голос, что так мучил его, принадлежит самому Камню.

Лапы омоем потоками света,

Души отверзнем любви когтями,

Пусть же внемлют они безмолвному Камню.

Лишь после того, как были произнесены последние слова молитвы, Мандрейк увидел стоящего в тени Камня Брекена. С надрывным и злобным ревом он бросился на юного крота.

Брекен на миг вышел на свет, и тогда Мандрейк смог разглядеть его по-настоящему. В тот же миг юный крот шмыгнул за Камень, обогнул ствол огромного бука и устремился по лесу к меловой осыпи.

Мандрейк, не раздумывая, помчался за ним. Биндль протянул лапу в сторону своего друга Халвера, повернувшись мордочкой к Камню. Ему казалось, что он сливается с его молчанием и светом, — хриплое тяжелое дыхание принадлежало теперь кому-то другому, лапы и тело онемели и стали холодными как лед. Он не удивился, что юный крот знает слова заключительной молитвы ритуала, им начало овладевать странное безразличие...

Брекен чувствовал, что его силы стремительно тают. Дыхание стало частым и хриплым, былая ясность мысли исчезла. Расстояние между ним и Мандрейком стремительно уменьшалось. Огромный кротище, распаленный неописуемой яростью и злобой, несся по его пятам, не разбирая дороги.

Брекен слышал, что слева от него по подлеску бегут подручные Мандрейка: Рун, Догвуд и прочие. Справа находилась вершина холма, на которой до недавнего времени прятались они с Халвером. У него уже не было сил на то, чтобы взбираться на холм. Оставалось одно — бежать по направлению к меловой осыпи. Он устал настолько, что его шатало, сердце колотилось как безумное, грудь разрывало шумное судорожное дыхание. Мандрейк был уже совсем рядом...

Почувствовав это, Брекен моментально развернулся к противнику мордой и поднял в угрожающем жесте передние лапы, надеясь отразить неминуемый удар Мандрейка. Страшные когти Мандрейка вот-вот должны были раскроить его череп, но тут...

Тут задние его лапы неожиданно сорвались, и под ним разверзлась темная бездна осыпи, и он заскользил вниз, едва не вывихнув левое плечо и исцарапав мордочку сухими жесткими травами, росшими по краю обрыва.

Сверху раздался победный рев Мандрейка... Брекен в ужасе зажмурился, и вдруг его передние лапы обрели неожиданную опору. Он инстинктивно вцепился в нее когтями, посылая тело вперед в надежде, что это сможет остановить падение... И оказался в кротовьем туннеле, часть которого оголилась во время одного из зимних оползней. Темные древние глубины туннеля вторили его хриплому дыханию долгим эхом. Сверху послышался топот лап — к краю обрыва подошли Рун, Меккинс, Догвуд и Буррхед.

— Все — он ушел... Ушел в смерть,— проревел Мандрейк, вглядываясь во тьму. — Я таки успел зацепить его когтем...

Мандрейк страшно захохотал.

— И что же это был за крот? — спросил Меккинс, потрясенный силой и отвагой трех кротов, убитых этой ночью.

— Брекен, — недовольно отозвался Рун, стоявший у него за спиной. — Крот, которого я обнаружил в туннелях Халвера. Его следовало убить на месте, но я боялся спугнуть Халвера. Ух, что бы я с ним сделал...

— Брекен?! — воскликнул Буррхед с деланным негодованием. Впрочем, в его голосе слышались нотки удивления и даже гордости. Ему не верилось, что его странный сын, которого он считал погибшим, мог доставить столько хлопот самому Мандрейку. Немного поразмыслив, Буррхед почел за лучшее ничего не прибавлять к сказанному.

Брекен слышал, как они направились к склонам. Он с трудом поднялся с земли, стараясь не наступать на левую переднюю лапу, и стал вглядываться в глуби Древней Системы, вновь открывшей свои туннели для крота.