Клыки и монеты

Заложив руки за спину, охотник на вампиров Герхард Шрайбер пристально рассматривал стоящего перед ним юношу. Герхард держал долгую паузу, с интересом ожидая, как поведет себя дальний родственник Абеля.

Юноша был лет на десять младше охотника, уже в плечах и ниже ростом. Как и у большинства бюргеров Альзенбурга, у него были светлые брови и волосы, голубые глаза. Бледная в конце весны кожа выдавала городского жителя, которому никогда не приходилось работать в поле. Герхард отметил, что бестактное разглядывание не смутило парня, тот продолжил стоять с отстраненным видом.

— Руки покажи, — велел охотник.

— Руки?

Он заметно картавил. Шрайберу это не слишком понравилось.

— Вот так, — Герхард протянул кисти ладонями вверх.

Кандидат в ученики повторил движение.

— Мозолей у тебя хватает, как посмотрю. Не бездельник, это хорошо. Похоже, не боишься руками работать? Считай, первую проверку прошел. Как, говоришь, тебя зовут?

— Симон Эйбенхост.

— По крайней мере, нет буквы «р». Мое имя, как ты знаешь, Герхард Шрайбер. И я, как и твой трагически пострадавший родственник Абель, охотник на вампиров. Не самое точно определение нашего ремесла, но приходится жить с тем, что есть. Работа не особо почетная и не самая безопасная, но в целом полезная для города и даже страны. Зарабатываем неплохо, хоть и нерегулярно.

— Сколько?

Герхард с любопытством посмотрел на Эйбенхоста. Пожалуй, тот впервые проявил искреннюю заинтересованность. Вместо ответа охотник обвел рукой комнату, в которой они разговаривали. Этим жестом он попытался охватить и пару массивных кресел, и камин, рядом с которым те стояли, и висящий на стене портрет Шрайбера с семьей.

— На сытую жизнь хватает. И даже получается на старость откладывать.

Герхард не был до конца искренен: двухэтажный дом в хорошем районе достался ему в наследство от родителей, и вряд ли многие охотники могли позволить себе такое жилье. Но сейчас значение имело исключительно лицо парня. Оглядывая комнату, Симон не смог сдержать эмоций. Тогда, смотря на искреннюю зависть и желание обладать, Герхард окончательно убедился: Симон целиком и полностью принадлежал ему. Оставалось только принять решение, хотелось ли самому охотнику обзаводиться таким учеником.

— На примере Абеля ты уже знаешь, что наше занятие весьма опасное. Однако и зарабатываем мы лучше многих. Не каждый в жизни получает такое предложение. Тебе повезло с рекомендацией от родственника, но нужно понимать, что ко всем кандидатам есть свои требования. Давай присядем.

— Я понимаю, — согласился Симон. Правда, не было ясно, к чему именно относилось его согласие.

— Ты умеешь драться?

— Приходилось, — кивнул молодой человек.

— Учился этому?

— Нет.

— Значит, драться не умеешь, — покачал головой Герхард, все еще пристально следя за лицом Эйбехоста. — Насколько знаю, ты учился на медика?

— Да.

— И можешь это доказать?

— Только своими знаниями. Я не доучился последние четыре месяца в университете Тильдоре, и не получил лицензию на врачевание и хирургию. Но разбираюсь в медицине не меньше, чем мои однокашники. Я хорошо знаю устройство человека.

— Правильно ли я понимаю… — Герхард сделал долгую паузу, выжидающе смотря на юношу, — что у тебя нет ни знаний, ни умения постоять за себя, и надеешься ты исключительно на родственные связи? Что дядя Абель поможет устроиться?

— По-вашему выходит, что так, — не изменившись в лице, спокойно ответил Симон. — Только это неправда. Однажды я вышел победителем из драки с тремя противниками. Живым, на своих двоих. А последние полтора года в университете я лечил бедняков в городе Тильдоре, чтобы заработать на жизнь и оплату обучения.

— Это нелогично, друг мой Симон. Зачем лечить бедняков, у них же ничего нет? Как на них заработать?

— Потому что никто не спросит с тебя за ошибку, если не удастся вылечить. В трущобах гораздо чаще болеют и там совсем не важно, есть у тебя степень бакалавра или нет. Я брал помалу, но с многих. Чтобы жить, приходилось лечить всех, не выбирая.

— Полагаю, та самая драка произошла в трущобах?

— Да. Один из добрых горожан решил, что я приложил слишком мало усилий для того, чтобы спасти его дочь. Он ошибался, но доказать я это смог только кулаками. К сожалению.

Герхард внимательно слушал историю, пытаясь понять, насколько искренним был собеседник. Пока ему нравилось то, что он слышал.

— И чем все закончилось? Ведь раз ты здесь, все именно что закончилось.

— Я слишком сильно хотел заработать. Люди приходят, если слышали о тебе. Чем известнее твое имя, тем больше больных. Так я думал. Оказалось, что думал неверно — о подработке стало известно в университете. Меня с позором исключили и запретили врачевание в любой форме и при любых обстоятельствах до скончания жизни.

— И ты не пытаешься это скрыть? — удивленно поднял брови охотник.

— А разве мы собираемся кого-то лечить?

Герхарду не понравился дерзкий тон, которым ему ответил неудавшийся медик. Предполагаемый ученик в свою очередь попытался прощупать, как и что можно было говорить. В наступившей тишине Симон неуверенно улыбнулся, словно бы предлагая считать свою последнюю фразу шуткой.

— Умеешь работать разрешенным к ношению оружием? — продолжил расспрос Герхард. — Кинжалом? Ножом?

— Не слишком хорошо. Бить людей сталью намного опаснее, чем голыми руками. После кулачной драки мало кто будет обращаться в жандармерию, в отличие от поножовщины.

— Расскажи о своей семье, — без всякого перехода спросил охотник.

— Что?

— Семья. Кто они, где живут. Что с ними сейчас происходит.

— Родители, трое младших, сестры и брат живут в пригороде Лайшвитце. Это городишко раз в десять меньше этого в семидесяти милях от Тильдоре. Когда я был дома в последний раз, родители работали на мануфактуре, делали сапоги и ботинки. Думаю, сейчас вся семья там трудится, младшие вошли в возраст.

— Отсылаешь им деньги?

— Пока работа была, отсылал все, что оставалось. Насколько это важно?

— Я хочу понять, кто ты, — открыто ответил Герхард. — Чего именно хочешь добиться. Чаще всего люди начинают охотиться на вампиров по двум причинам — хотят либо отомстить, либо заработать. И скажу так, вторые живут намного дольше, чем первые. Я хочу знать, есть ли в твоем прошлом причины не любить вампиров настолько, чтобы стремиться их убивать.

Симон ответил без заминки, не давая повода усомниться в своей искренности.

— Никогда прежде я не встречался с вампирами. У меня нет знакомых, друзей или родственников, которые пережили либо не пережили подобную встречу. И я здесь исключительно потому, что хочу зарабатывать на жизнь тем, чему учился последние пять лет. Ничего более.

— Я надеюсь, что ты был честен, друг мой Симон. Очень надеюсь. Потому что ложь, допущенная сейчас, может рано или поздно привести к гибели одного из нас.

Под пристальным взглядом охотника юноша остался спокоен. После некоторых раздумий Герхард признал, что скорее всего Эйбенхост сказал правду. И задал следующий вопрос:

— Ты говоришь на лингва сайента?

— Конечно, — кивнул Симон. — Нельзя же учится в университете, не зная язык науки. Я хорошо читаю на нем, но давно не говорил. Но уверен, что быстро вспомню.

— Видишь ли, Симон, вампиры чаще всего не получают образования. Во время охоты мы общаемся на лингва сайента. Согласись, не стоит обсуждать при добыче, как мы планируем ее убить. Поэтому я предлагаю небольшую проверку.

— Я готов принять проверку, — проговорил Симон на лингва сайента.

Герхард отметил, что ответил он неуверенно, а сама фраза была построена странно.

— Ты уже ориентируешься в городе?

— Скромно. Мне понадобилось несколько попыток, чтобы найти тот дом, что принадлежит тебе. Но к высокому идем через трудное. Суровое воспитание — лучшее.

Охотник рассмеялся. Он оценил, как Симон добавил в речь два крылатых выражения, чтобы скрыть проблемы с языком.