Страница 97 из 115
Вашим «потребным будущим» будет вытянуть «нужный» билет — тот, ответы на вопросы которого вы хорошо знаете. А вот вашим «искомым будущим» будет тот билет, который вы вытянете.
Да, у вас есть «потребное будущее» — просто вытянуть билет (это же экзамен, без этой части представления не обойтись), и с этим вы, я полагаю, справитесь. Тут «искомое» и «потребное будущее» совпадут.
Но если речь о содержании билета, то соответствующая вероятность лишь, так сказать, вероятна. Впрочем, и это ещё не всё…
Что если вы не знаете, каким должно быть «искомое будущее»? То есть «потребное будущее» у вас есть, а «искомое» — сущая неопределённость?
Именно в такие условия и ставил своих испытуемых Андрей Владимирович Брушлинский, объясняя свой подход так:
«Благодаря чёткой фиксированности результаты предвидения легко поддаются эмпирической проверке на основании обратных связей. Последние представляют собой, по Н. Виннеру, непосредственное соотнесение (1) заранее заданных, конечных, "желаемых" и (2) фактически достигнутых, промежуточных, текущих результатов.
"Желаемое", вообще предвидимое выступает изначально с большей определённостью, например, в таких сформировавшихся актах, как ходьба, наливание воды в стакан из графина (известный пример П. К. Анохина) и др., в регуляции которых решающая роль действительно принадлежит обратным связям, то есть связям наглядным, сигнальным, непосредственным и т. д.».
«Однако, — продолжает А. В. Брушлинский, — проблема (само) регуляции становится бесконечно сложной в случае мыслительного процесса, специфического для теоретического, опосредованного познания.
Теперь в качестве «желаемого» выступает прежде всего прогнозируемое искомое (будущее решение), которое в течение длительного периода времени остаётся в значительной степени неизвестным и потому не столь определённым, как в случае предвидения.
Такая "неизвестность" искомого означает, что даже в ходе его постепенного и (или) скачкообразного прогнозирования оно до последней стадии мыслительного процесса не может быть найдено и зафиксировано с предельной отчётливостью. <…>
Без фиксации определённого эталона невозможно непосредственное сличение, соотнесение желаемых и фактически достигнутых результатов. Чтобы что-то с чем-то сличать, нужно заранее иметь это последнее в форме однозначно определённого образа, масштаба, критерия и т. д.»86.
Прошу прощения за столь длинную цитату, но мне кажется, она слишком хороша, чтобы рвать её на несколько фрагментов.
Итак, о чём говорит Андрей Владимирович?
О настоящем будущем. Поскольку настоящее будущее неизвестно, то фактическое переживание будущего — это переживание той самой неизвестности.
Как это бывает в случаях, когда речь идёт об идеаторно-аффективных состояниях, мы с вами уже говорили. Но из-за того, что там только «пустота» и «ужас», наш анализ подобного «переживания будущего» вряд ли может быть хоть сколько-нибудь продуктивным.
Но профессор Брушлинский говорит о том, что аналогичное незнание будущего существует и в процессе решения действительных интеллектуальных задач, с которыми все мы так или иначе сталкиваемся.
Да, как правило, мы движимы автоматизмами, всегда более-менее понимая, чего мы хотим, то есть имея перед собой некий, пусть и относительный, «эталон».
Однако что если у нас есть «потребное будущее» (А. В. Брушлинский использует понятие «желаемое»), проще говоря, желание чего-то — например, решить какой-то важный для нас вопрос, — но нет «искомого будущего»?
То есть мы понимаем, что хотим решить свою проблему, но не понимаем, к какому результату мы должны прийти, каким именно в принципе может быть этот результат.
В таком случае у нас нет возможности сличить «искомое будущее» (то будущее, которое мы находим в процессе своих размышлений) с нашим «потребным будущим», а поэтому мы не можем перестраивать свою программу действий (способ думать о задаче), ориентируясь на обратные связи от промежуточных решений.
Ещё один небольшой фрагмент из «Мышления и прогнозирования» (не откажу себе в удовольствии):
«Мышление как процесс объективно необходимо прежде всего потому, что на первых этапах и на многих последующих стадиях данной мыслительной деятельности для субъекта полностью или почти полностью неизвестно искомое.
В начале мыслительного процесса искомое может предвосхищаться, прогнозироваться лишь в самой незначительной степени. В этом смысле здесь ещё не существует в строгом смысле слова "конечной ситуации", или "конечного состояния" мышления.
И поэтому в принципе невозможно телеологически определять только лишь начавшийся, ещё не осуществлённый процесс решения задачи через его отношение к "конечной ситуации", или "конечному состоянию"»87.
Грубо говоря, когда мы мыслим (решаем какую-то действительную интеллектуальную задачу, жизненную задачу), мы понимаем, что нам надо идти «куда-то» (часто хотя бы потому, что «здесь» оставаться уже невозможно), но «куда» идти и как, каким образом — это остаётся для нас неизвестным.
Как в таком случае понять, «туда» ли мы идём? И более того, даже если мы случайно окажемся «там, где нужно», как мы можем понять, что это и есть нужное нам «туда», если у нас нет «эталона», с которым мы могли бы достигнутый результат сравнить?
«СВЕЧА ГОРЕЛА НА СТОЛЕ, СВЕЧА ГОРЕЛА…»
В своей монографии «Мышление и прогнозирование» Андрей Владимирович Брушлинский детально и очень скрупулёзно описывает серию экспериментов, в которой его испытуемые решали задачу на мышление с неочевидным «конечным состоянием».
Поэтому мы рассмотрим этот вопрос весьма поверхностно, желая понять, прежде всего — как вообще можно придумать такую задачу без «конечного состояния», да ещё чтобы её можно было использовать в контролируемом психологическом эксперименте?
Вообще на первый взгляд это кажется чем-то очень странным: как можно иметь задачу, в которой как бы нет решения? Как можно решить задачу, если непонятно, что надо получить в итоге?
Да, выглядит как оксюморон. Но ирония состоит в том, что вся наша жизнь — это именно такие задачи на мышление (если, конечно, мы проживаем свою жизнь осмысленно, а не на автоматизмах, не по чьим-то лекалам — культурным, общественным, идеологическим).
Впрочем, мы вернёмся к этому чуть позже. А сейчас задача со свечой в космосе, которую предлагал своим испытуемым профессор Брушлинский…
В исследовании разные группы испытуемых получали вариации одной и той же задачи (вот несколько из них)[51].
• «Будет ли гореть свеча в космическом корабле (в условиях невесомости)?»
• «Что произойдёт со свечой, если её зажечь в космическом корабле, находящемся на орбите?»
• «Если зажечь свечу в космическом корабле, она достаточно быстро погаснет. Почему?»
• «На космическом корабле не действует сила тяжести и ничто не имеет веса (даже воздух). Что произойдёт со свечой, если её зажечь в таких условиях?»
То есть кто-то из испытуемых вообще не знал, будет ли гореть свеча, если зажечь её в условиях невесомости, кто-то знал, что она всё-таки может загореться, но быстро потухнет. Но ни те ни другие не знали, почему это случится.
Испытуемым предлагалось поразмыслить над задачей, а затем, словно бы случайно, им давали ещё три задачи — на конвекцию, диффузию и атмосферное давление, которые выступали в роли своеобразных «подсказок», стимулирующих мыслительный процесс, — а затем предлагали вернуться к первой, основной задаче.
Испытуемые рассуждали отчасти про себя, отчасти вслух, общаясь при этом с экспериментатором. Их речь записывалась на магнитофон, а затем изучалась с помощью метода «микролингвистического анализа», который — с определённой погрешностью, конечно — позволяет установить, так сказать, ход мыслей человека во время его рассуждений.