Страница 81 из 84
Глава 15
Возврат тоталитаризма
Мировая история 20 века фактически определилась возникновением, деятельностью и крахом четырех тоталитарных государств: СССР, Германии, Италии и Японии. Человечество до сих пор не может до конца оправиться от всех ужасов этих чудовищных политических режимов, сделавших прошедший век самым кровавым в мировой истории. И большинство людей постепенно начинают расслабляться в надежде, что этот земной ад уже никогда не повторится, хотя бы в странах западной цивилизации. Однако внимательные специалисты в области социальной психологии и политологии в последнее время наблюдают пугающее сочетание некоторых факторов, делающих реальной вероятность возврата тоталитаризма практически повсеместно в мире.
Для того чтобы понять природу этого пугающего социального явления, называемого тоталитаризмом, надо отталкиваться от психологического феномена, названного Эрихом Фроммом «бегством от свободы» и описанного им в одноименной книге. Суть его сводится к тому, что человек, обладающий недостаточно сильной психикой, оказывается не в состоянии вынести бремя личной свободы во всех ее аспектах и проявляет склонность к отказу от нее в пользу существования в обществе, жестко регламентирующем все стороны его жизни. Рассмотрим это графически. Если по горизонтальной оси координат обозначить свободоспособность человека, а по вертикальной — количество людей в обществе, обладающих соответствующим уровнем свободоспособности, то с грубым приближением получим типичную кривую распределения. Бремя свободы для каждого человека различно в силу как ситуативное™, так и субъективности его восприятия. Но допустим, что нам удалось вычислить усредненное для рассматриваемого общества и более-менее объективное значение бремени свободы. Отметив его на шкале свободоспособности как критическую точку, отделяющую отказ от свободы из-за ее непосильности для субъекта от готовности бороться за нее, получим деление общества на две группы людей: склонных к бегству от свободы в тоталитаризм и дорожащих ею. На рисунке первые люди оказываются под кривой распределения левее линии бремени свободы, а вторые — правее.
На рис. 1 и 2 мы получаем два варианта общества в зависимости от местонахождения разделительной линии бремени свободы относительно кривой распределения людей в обществе по свободоспособности. Причем в тоталитарном обществе свободоспособность как психологическая характеристика фактически оказывается признаком маргинальности. Поэтому все рассматриваемое в данной главе так или иначе определяет жизнь маргиналов в обществе.
Рис. 1. Вариант свободного общества, когда определяющее большинство его членов справляется с бременем свободы
Рис. 2. Вариант тоталитарного общества
Понятно, что в обществе, где большинство составляют свободоспособные люди, маргиналам в силу их имманентной свободоспособности живется комфортнее. В тоталитарном же обществе маргиналы оказываются в одиночестве перед толпой, организованной в жестокую и беспощадную систему, не склонной мириться с их существованием.
А теперь вернемся к конкретике. Фромм показал на примере Германии, как в стране возникает тоталитарное (нацистское) государство в ситуации, когда большинство населения оказывается готовым к бегству от свободы. Россияне могут по аналогии обнаружить подобные механизмы в истории формирования сталинизма. Главным фактором, объединяющим Германию и СССР 20-х гг. 20 века в социально-политическом аспекте, является то, что эти страны в данный период находились в стадии постреволюционного хаоса, когда старые многовековые общественные структуры были сломаны, а им на замену пришла социальная стихия свободы всех видов, жить в условиях которой оказалось не готово большинство населения. Средние люди общества за считанные годы потеряли привычный для себя социальный статус и образ жизни. После стабильной и хорошо понятной им жизни, в которой у них было четко очерченное и незыблемое место, эти люди оказались полностью дезориентированными в водовороте быстро меняющихся преобразований общества, в которых они не могли найти хоть какой-нибудь якорь для создания новой своей самости. Они вдруг обнаружили, что в новой ситуации в социальном плане являются нулями, ничтожествами, неспособными по новым меркам общества устроить себе достойную жизнь.
Но если в Германии основными поставщиками людей, желающих поскорее расстаться с такой психологически неприятной свободой, был средний класс мелких предпринимателей и ремесленников, то в Советском Союзе социальная ситуация была несколько иной. Основную массу городского населения в 20-е гг. прошлого века составляло вчерашнее крестьянство, которое мощным пылесосом засосала на фабрики и заводы ускоренная индустриализация в условиях, когда прежний психически сильный и уверенный в себе дореволюционный пролетариат практически полностью был выбит гражданской войной, а жалкие его остатки переродились в партийную бюрократию. После стабильной жизни в условиях маленькой крестьянской общины многих новоиспеченных горожан хаос огромного людского муравейника сильно напугал. А здесь еще на психику этих растерянных людей стала давить показная роскошь жирующих нэпманов, подчеркивающая убогость их нового социального положения. Все это наложилось на гипертрофированные ожидания этих «гегемонов» скорого социалистического счастья, когда им было обещано, что отныне в стране никто лучше их жить не будет. Разочарованность и смятение от полученной свободы быстро сформировало желание сбыть ее кому-нибудь в обмен на новый успокаивающий порядок. И когда появилось политическое предложение «железной руки» от «отца всех народов», эти слабые люди с радостью оказали ему социальную поддержку.
Таким образом, получается, что любая революция, кардинально ломающая прежние социальные структуры, несет в себе угрозу отката в тоталитаризм, если в обществе люди, для которых бремя новой свободы окажется непосильным, составят большинство. Именно в таком состоянии выбора до сих пор находится российское общество, но оно в мире не одиноко. Угроза возврата в тоталитаризм актуальна в настоящее время для целого ряда стран третьего мира. Это является следствием международной политики США, которые предпочитают вскрывать страны третьего мира как консервные банки. Свергая существующие режимы, которые американцы квалифицируют как недемократичные, и разрушая старые общественные структуры, Штаты пользуются временной неразберихой в «открытой консервной банке» и вылавливают из нее куски пожирнее. Естественно, что американцы при этом стараются «продлить удовольствие» с помощью марионеточных правительств, но чаще всего политические процессы в таких странах выходят из-под их контроля. Типичным примером неудачной демократизации является Иран, когда на смену шаху, ориентирующемуся на развитые страны западной цивилизации, пришел религиозный вариант тоталитаризма.
Однако более важным является то, что откат в тоталитаризм начинает угрожать не только странам третьего мира, но и тем, население которых привыкло кичиться своей развитой демократией. Дело в том, что если человечество внимательно следит за тоталитарными тенденциями в третьем мире, то в отношении стран Северной Атлантики все пребывают в состоянии благодушной уверенности в невозможности ренессанса подобного социального явления в Западной Европе. И уж тем более никому не приходит в голову подозревать эту «заразу» в «самой свободной стране мира». А зря!..
Социальные механизмы развития тоталитарных тенденций в развитых странах сильно отличаются от постреволюционного синдрома, который мы рассматривали выше. Здесь присутствует несколько взаимосвязанных факторов. Но сначала следует понять одну старую ошибку обществоведов. Дело в том, что социальную ситуацию обычно рассматривают статично, когда условия существования человека на протяжении его жизни серьезно не меняются. В таком статичном обществе предполагается постепенное увеличение доли свободоспособных людей за счет их психологической и культурной адаптации к свободе. В такой ситуации со временем угроза возникновения тоталитарного режима постепенно уменьшается, так как снижается его социальная база (см. рис. 3).