Страница 20 из 43
Совершив территориальные приобретения, Россия не получила ничего подобного тому, что получили в свое время другие метрополии — Великобритания, Испания, Франция. Не истребляла она, подобно САСШ, и аборигенов. Не оставила после себя ни Африки, ни Центральной (отчасти Южной) Америки. Ее бывшие колонии, будучи таковыми весьма условно, жили и живут благополучнее метрополии. Россия вела себя по отношению к ним столь же гуманно, сколько и бестолково.
Неизвестно, что было бы разумнее предпринять на тех дальних рубежах и в тех временах, — содержать армию или заключать с Грузией, Арменией, Польшей, Бухарой и др. самостоятельными государствами договоры и обязательства, предусматривающие их независимость и поддержку в случае их завоевания кем-то третьим. У Германии, Турции и Англии вряд ли возникли бы намерения завоевывать собственно Россию, но ее экспансии они опасались. Вообще-то говоря — а зачем быть великой державой? Чтобы больше всех иметь самых разных проблем? Швеция да и Англия тоже перестали быть великими, разве им от этого хуже? Если бы все четыре части Швейцарии были большими, разве они сумели бы создать столь крепкую и надежную конфедерацию?
Но русская государственная и национальная мысль со времен Ивана Грозного строилась именно на территориальных устремлениях, которые где-то и когда-то далеко перешагнули разумный предел, реальную необходимость и приобрели не оправданное, но самодовлеющее значение. Конечно, до поры до времени это было необходимо — России нужны были выходы к морям, нужно было отвести постоянную угрозу Казанского и Астраханского ханств, и в этих случаях подобная военная политика была оправдана. Не надо было отдавать Японии Дальний Восток, но и не надо было воевать с ней из-за Порт-Артура.
Собственно, другой политики в те времена и не было, война и завоевания — этим кто имел хоть малейшую возможность, тот и занимался.
Это — так. Но когда, скажем, та же Литва нынче обвиняет Россию в исконной по отношению к ней агрессивности, для этого нет оснований — Россия воевала Литву, Литва с той же степенью агрессивности — Россию, а уж кому повезло (Смоленск 110 лет был под литовцами, они осаждали и Белозерск), кому — нет — дело другое. Равнозначность противников после войны забывается очень быстро, и побежденный объявляет себя жертвой агрессии, а победитель в лучшем случае — жертвой необходимости, а то и просто-напросто славным победителем, для которого победа есть высшая и безоговорочная справедливость. Только благодаря Советской Армии, по сути дела, армии русской, та же Литва получила Куршскую косу и Клайпеду, которых она никогда не имела, но сейчас она требует незамедлительного вывода «оккупационных» войск России, которые находятся там со времен второй мировой войны, то есть с тех пор, когда эти войска присоединили к Литве Куршскую косу и Клайпеду (немецкий город Мемель). Да ведь и сам Вильнюс (польское Вильно) тоже был восстановлен как литовский город не без участия «оккупантов». Интересно — были ли когда-либо такие оккупанты, которые столь же значительно расширяли бы территорию оккупированной страны в ее собственную пользу? К тому же ведь речь идет об установлении границ на момент заключения пакта Молотова-Риббентропа, а в строгом соответствии с этим Литва ох как потеряла бы.
Или — Латвия. Глубоко убежден (много читал по этому поводу) в том, что если русские совершили Октябрьскую революцию, то латыши ее спасли. Если бы не латышские красные стрелки и не латышская ЧК, Ленин уже к концу 1918 года снова был бы в привычном своем амплуа политэмигранта. Так зачем же нынче считать, кто кому оккупант и кто кому навязал Советскую власть — латыши России в 1917–1919 годах или русские латышам в 1940-м?
Теперь прибалтам в обязательном порядке нужна победа над Россией. В любом виде.
Каждая нация имеет право на самостоятельность прежде всего от природы, а не от тех или иных военно-политических и других событий. Но самостоятельность требует и цивилизации.
Военная победа — понятие неправовое, хотя любая война ведется будто бы во имя права. До реализации любого права человек и нация должны созреть. Реальное право созревает, только после этого оно декларируется. А не наоборот. Созрели прибалты — и прекрасно, но нельзя забывать и о «национальных меньшинствах», которые тоже ведь зреют в смысле правосознания.
Уж какой умница русский философ К. Леонтьев! В 1891 году сказать, что Россия пройдет через социализм и что выход из социализма будет затем страшен и труден, — это каким же надо было обладать предвидением? Наш президент и на три месяца вперед ничего не предвидит, а тут — на сто лет.
Но и у Леонтьева та же мечта — очень русская! — о Дарданеллах. Когда же, наконец, Дарданеллы, Босфор и Константинополь будут «нашими»?
Зачем нам была бы такая победа?
Господи! Сколько бы еще бед хватила, сколько бы крови пролила Россия и чем бы все это кончилось, если бы она в некую «историческую дату» с чувством исполненного «исторического долга» и исторической справедливости захватила бы Дарданеллы? Мы бы весь мир, мусульманский прежде всего, — навсегда восстановили против себя.
А без Босфора, без Дарданелл, без Константинополя? Без них мы ни в чем не испытывали особых затруднений. Никто не задерживал наших торговых кораблей в Черном море в мирное время, а удержание проливов во время войны, повторяю, обошлось бы нам невиданной кровью, и все равно мы бы их не удержали, все были против — Европа и Азия, и турки и англичане, об американцах и говорить нечего, американцам до всего на свете есть дело и забота, но они — люди дела и прагматики — только-только начинают понимать, что это их очень серьезный, а может быть, и самый большой недостаток и просчет.
И еще о наших победах.
«Победа Октябрьской революции».
«Победа в борьбе за коллективизацию сельского хозяйства».
«Окончательная победа социализма» и т. д. и т. д.
Какие великие, какие бурные и какие ложные все эти победы! Пожалуй, единственной необходимой победой был год 1945-й… Однако — и он… Истинна ли та победа, которая дается любой ценой? В которой победитель потерял больше и прежде всего — больше собственного будущего, чем побежденный? Ясное дело — выбора не было, не мы напали, напали на нас, а свою страну люди защищают любой ценой, но все дальнейшие выводы и действия должны исходить уже не столько из факта победы как таковой, сколько из этой, уплаченной за победу, цены.
Удивительно, что в такой издавна нигилистической стране, как наша, мы заглушаем свой нигилизм придуманными победами. Одно другого стоит. По-видимому, одно из другого проистекает.
Нижне-Обская ГЭС тоже замышлялась как грандиозная победа.
Я пишу вразброс, почти без связей, мозаично, даже — сумбурно. Почему так? Потому что так же я думаю, так же вспоминаю свою жизнь и так же живу.
Я старался не повторяться, коснуться одной темы (случая), довести записку до конца, потом следующая, следующая… Не получается. И не получится: воспоминания не поддаются хронологии. Если эти записки когда-то кто-то будет читать, пусть смирится с тем, что иначе я — при всем желании — не мог.
Главные, наиважнейшие победы — это победы людей над самими собой, это прежде всего — победы экологические.
Вообще-то говоря, нынешнее состояние любого государства, общества, нации — это прежде всего его экологическое состояние. Так оно и есть, тем более если под экологией понимать не только состояние среды обитания природной, но среды и общественной, и государственной. Именно к такому пониманию дело идет, хотя бы потому, что социальные проблемы определяют и экологию.
Экология нынче чужда нашему обществу и государству — нам бы выжить сегодня, причем — любым способом, хотя бы и самым хищническим, самым авантюрным. Почему нынче в нашей стране столько убийств, «региональных» войн и побоищ, уголовных преступлений, спекуляций и авантюр?
Да потому, что само государство авантюрно, спекулятивно и преступно, а какой авантюрист работает на будущее — ему бы только урвать сегодня! И вот еще что: если человечество имеет в виду выжить, оно во всех странах должно установить экологические правительства, «зеленые» правительства.