Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 35 из 47



— Никогда не слышал о такой, — признался Эл. — Это она прошлась по стране?

Юноша кивнул.

— Расскажи всё, что знаешь, — попросил демоноборец.

Глава 40

Юноша помолчал, собираясь с мыслями. А потом заговорил, часто делая паузы — было видно, что рассказ о гибели родной страны даётся ему нелегко.

Война опустошила земли Вайтандара. Города и деревни лежали в руинах, повсюду свирепствовала чума, настигая тех, кому удалось укрыться от ужасов мародёрства и резни, которой развлекались завоеватели, победным маршем прошествовавшие через покорённую территорию. Трупов оказалось слишком много, чтобы их успевали сжигать. До сих пор можно было наткнуться на покачивающийся на ветру или насаженный на кол, обглоданный собаками и птицами, скелет. Выжженные леса и поля, остовы домов и редкие надгробья составляли обычный пейзаж разорённой местности.

Тот, кто мог бежать из охваченного войной Вайтандара, сделал это в самом начале, на заклание остались только городские бедняки и жители деревень, до последнего момента надеявшиеся на поражение врага.

Но сбыться этому не было суждено. Армия Рогбольда стремительно прошла полстраны и встала перед стенами столицы — Бальдерона. Семьдесят тысяч наёмников, жаждущих разграбить прекрасный город! Такого количества воинов, собранных вместе, под одним флагом, земли Синешанны не видели за всю историю своего существования. Казалось, саранча покрыла кукурузное поле — столь зловеще и неумолимо выглядело фантастическое воинство не менее фантастичного предводителя — всегда закутанного в чёрный блестящий плащ, сокрушающего врагов пылающим, как факел, фламбергом.

Синий паук, символ огромной и страшной армии, трепетал на чёрном фоне развёрнутых перед стенами столицы знамён. Его лапы охватили город и раздавили его, словно яичную скорлупу. Бальдерон пал после второго штурма, и победители не щадили никого: сотни трупов устилали улицы города после того, как армия, не задерживаясь, двинулась дальше, вглубь страны, сжигая и разоряя всё на своём пути. Казалось, великая ненависть вела солдат по Вайтандару — столь безжалостно они расправлялись с попадавшимися им людьми. Через четыре месяца кровавого марша Вайтандар лежал в руинах, напоминая изуродованный, полуразложившийся труп. Города пали один за другим: Артадос, Карилосс, Лиард. Нигде не останавливаясь дольше, чем на неделю, Рогбольд вёл своих людей к северной границе. Его армия вынырнула из болот Синешанны и, сравняв с землёй Вайтандар, затерялась в северных лесах — словно чёрное поветрие пронеслось над страной и исчезло так же внезапно, как появилось, оставив после себя смерть, скорбь и отчаяние.

— Всё это я узнал уже после, повстречав нескольких таких же обреченных, как и я, — сказал юноша, завершая свой рассказ. — Они брели к южной границе, надеясь спастись от поветрия, но было заметно, что болезнь уже проникла в них. Полагаю, все они умерли.

— Но кто-нибудь мог остаться в живых? — спросил Эл. — Бальдерон устоял?

— Не знаю. Едва ли что-то уцелело. Я бежал с севера, шёл навстречу армии Рогбольда и еле проскользнул мимо неё. Но здесь меня настигла болезнь. От неё не спрячешься за деревьями. И всё же я жив, — повторил юноша, удивлённо покачав головой. — Как это могло случиться?

— Я нашёл тебя в каком-то доме, — ответил Эл. — Вскрыл нарывы и применил кое-какие снадобья. Кроме того, использовал магию.

— И я могу спокойно передвигаться по Вайтандару?

— Верно, второй раз не заболеешь. Но неужели ты хочешь остаться здесь после того, что случилось?

Юноша обвёл взглядом вымершие окрестности.

— Не знаю, — признался он тихо.

— Ты упомянул Рогбольда, — напомнил Эл. — Кто это?

— Он привёл армию Синего Паука в нашу страну, — ответил собеседник, поморщившись. — Мы называли её так, потому что этот знак был нарисован на флаге.

— Я поеду на север, — проговорил Эл. — Хочу посмотреть, что там осталось.

— Ничего, — ответил юноша. — Так мне кажется, — помолчав, он добавил: — Можно мне поехать с тобой?

— Зачем? — спросил Эл.

— Не знаю, — ответил юноша. — Наверное, я тоже хочу посмотреть. Быть может, на свой дом. Или на его развалины.

— Ты можешь сам держаться в седле?

— Наверное.

— Тебе придётся ехать позади меня. Едва ли нам удастся раздобыть коня.

— Это верно, — лицо юноши исказило подобие улыбки. — Здесь почти не осталось ничего живого. Можно мне ещё воды?



Демоноборец подал ему флягу. Сделав несколько глотков, юноша вернул её и спросил:

— У нас ещё есть?

— Немного. Когда закончится, возьмём из реки. Я смогу очистить её от заразы. Кстати, это твоё, — добавил Эл, протягивая жемчужное ожерелье.

Его собеседник раскрыл ладонь, и украшение перетекло из одной руки в другую подобно тонкому ручейку ртути.

— Спасибо! — сказал юноша, прикрыв на секунду глаза, словно испытал внезапную боль.

Эл не стал расспрашивать про украшение — всё было и так ясно.

Глава 41

Через полчаса они закидали костёр и, собрав вещи, сели на Гора. Юноша держался в седле не очень уверенно, но сознания не терял. Они двинулись дальше на север, туда, где в воздухе продолжали кружиться птицы. Одна из них была мертва и служила Элу соглядатаем, обозревая окрестности.

— Складывается впечатление, что кто-то сводил с вашей страной счёты, — проговорил Легионер, глядя по сторонам. — Или этот Рогбольд просто безумный. Едва ли нормальный человек станет творить такое.

— Кажется, будто он хотел уничтожить Вайтандар, — отозвался юноша. — Но как наша страна так могла ему насолить⁈ Мы мирно живём, не воевали ни с кем уже лет восемь.

— Люди часто берут себе другие имена, — ответил Эл. — Хотя, если бы речь шла о мести, едва ли он стал бы скрывать свою личность. Ему бы хотелось, чтобы враг знал, кто ему отплатил.

— Наверное, ты прав, — согласился юноша.

Некромант вдруг подумал, что до сих пор не знает, как зовут его спутника.

— У тебя есть имя? — спросил он.

— Конечно. Разве может человек жить без имени? — удивился юноша. — Но оно принадлежит миру проклятых, так что теперь мне нужно другое.

— Кто тебя проклял? — Эл удивлённо поднял брови — он не заметил на спутнике никаких чар, хотя обычно чувствовал такие вещи.

— Я сам, — ответил юноша. — Но это не та история, которую мне хотелось бы сейчас рассказывать. Может, в другой раз.

Демоноборец пожал плечами, и дальше они ехали молча, пока юноша не заговорил:

— Пожалуй, я буду называться Ирд. Кажется, на языке зитов это означает «изгой».

— Откуда ты знаешь язык зитов? — поинтересовался Эл.

— Я служил архивариусом в Карилоссе, пока Рогбольд не сжёг его. У меня было много книг, они занимали не одну комнату, я перекладывал их по порядку, составлял каталоги, перечитывал полюбившиеся мне отрывки снова и снова, но теперь ничего нет. Страницы обуглились, переплёты свернулись и сгорели. А там было ещё столько всего, что я не успел прочитать! Кто знает, быть может, в одной из книг хранились ответы на все мои вопросы, но теперь я никогда этого не узнаю, — Ирд сокрушённо покачал головой.

— Так вот, почему у тебя такая правильная речь.

— Вероятно.

К концу дня они достигли разорённой деревни. Дома стояли обуглившиеся и опустевшие. Повсюду, белея костями, лежали разлагающиеся трупы, и в воздухе царил нестерпимый сладковатый запах мертвечины. На кольях виднелись обглоданные птицами и собаками скелеты, повсюду валялись черепа с чёрными провалами глазниц, остатками волос и оскалом жёлтых зубов. Бродячие псы лежали возле покосившихся построек, не в силах пожрать сгнившее мясо, а над крышами лениво описывали большие круги красноголовые канюки. Некогда в деревне жили люди, теперь же их сменили падальщики и дикие звери. Вероятно, наведывался и ещё кто-нибудь.

Эл с Ирдом сложили костёр из полуразвалившейся изгороди, чтобы согреться, отогнать тяжёлый запах и подогреть мясо. Время от времени из темноты сверкала пара жёлтых глаз, но тут же исчезала — волки или другие твари Пустоши отвыкли видеть здесь живых людей. Над головами сверкали звёзды, медленно и величаво плыла луна, похожая на истёршуюся серебряную монету, между деревьями и плетнями начинал куриться ночной туман. Где-то заухала сова, и ей отозвалась кукушка. Ирд сосчитал, сколько лет или, быть может, дней ему осталось жить. Получилось не слишком утешительно: восемнадцать. Сейчас ему было только на год больше, так что не очень-то долгую жизнь отмерила ему ночная птица.