Страница 6 из 21
Сеньон взглянул на Лионеля Тейкса:
– Гадость какая… Зачем ты…
– Смотри!
Камера развернулась и сфокусировалась на стене станционного здания.
На кирпичной кладке баллончиком был нарисован символ. Диаметром не меньше метра. Звездочка и буква.
*е.
Великан откинулся на спинку сиденья.
– Черт… Это какая-то эпидемия!
4
Сирены умолкли, не было даже мигалок. Только резкий свет неоновых огней на платформах и более тусклый, почти желтый, свет лампочек на вокзале.
Главный вход перегораживали пожарные машины, и еще пластиковые ленты, наспех закрепленные на фонарных столбах, чтобы загородить проход.
Алексис, Сеньон и Людивина показали удостоверения, и дежуривший у входа полицейский на мгновение заколебался. Он не привык видеть на своей территории жандармов и уж тем более в штатском.
– Парижский отдел расследований, – просто уточнил Алексис. – Ваше начальство в курсе, их предупредили о нашем приходе.
Людивина натянула пуховик на подбородок, чтобы спрятаться от холода. Октябрьский ветер обдувал непромокаемую ткань.
Мужчина впустил их без дальнейших формальностей, одновременно подошел офицер судебной полиции – лет тридцати, небритый, короткостриженый, в черном бомбере.
– Вы из парижской жандармерии? Как мило, что приехали полюбоваться бойней.
– Спасибо, что пригласили, – парировал Алексис.
– Говорят, у вас есть объяснение поступку этого психа? – сказал он, открывая дверь.
– Вас дезинформировали. Зато нас интересует граффити, которое он сделал перед тем, как прыгнуть под поезд.
Внутри маленькой станции царила ужасная суета, пахло кофе, дезинфекцией и потными телами. Психологи, психиатры и медсестры отделения срочной медико-психологической помощи работали с дюжиной мужчин и женщин, которые еще пребывали в состоянии шока, и среди них – совершенно невменяемый молодой человек, который безостановочно кивал. Несколько пожарных уселись за импровизированный стол и пустили по кругу термос с чаем. Тут вперемешку толпились полицейские, местные журналисты с фотоаппаратами на груди вместо пресс-карт, множество представителей муниципалитета и региональных властей.
Офицер провел трех жандармов сквозь толпу и пальцем указал на стену между дверью и кассовым окошком.
*е.
Размером с плакат.
Буква была нарисована красным аэрозольным баллончиком. На высоте человеческого роста.
Зловещий загадочный росчерк.
– Он что-то сказал? Свидетели слышали? – спросила Людивина.
– Нет. Спасатели сразу занялись пострадавшими, наши коллеги старались собрать как можно больше свидетельских показаний, но на данный момент ясно только, что действовал молодой человек и что он вел себя очень нервно.
– Личность установили? – спросил Сеньон.
– Еще нет. Понадобится какое-то время.
Офицер судебной полиции повернулся к путям и посмотрел на белый шар, сиявший вдали, как полуденное солнце. Поверх платформ, нависавших над рельсами, светили переносные прожекторы, установленные на высоких штативах. В их лучах темнели склоненные фигуры спасателей, работавших на путях. У одних лица были почти зеленые, другие, спотыкаясь, ходили вокруг. Двое укладывали на спасательное одеяло, расстеленное на краю платформы, что-то вроде большого окорока. Были и другие куски мяса, некоторые – упакованные в темную пленку. Обрывки одежды.
– Парень не промахнулся, – снова заговорил офицер. – Обычно, если человек попадает под поезд, ему отрезает руки-ноги… Если умеешь складывать пазлы, можно все быстро собрать. Но тут он прямо нырнул головой. Все всмятку. Что осталось – перемололо колесами. Все кости раздроблены. Кожа внутрь, мясо нару…
– Мы поняли, спасибо, – остановил его Сеньон.
Людивина, увидев еще четыре солнца на другом пути, спросила:
– А другие жертвы?
– Мать и младенец опознаны по документам, еще одного человека назвала присутствовавшая на месте родственница. По последней жертве еще ждем.
Алексис протянул свою визитку с дописанным от руки мобильным номером:
– Я направлю официальный запрос, но если вы пришлете мне все, что найдется, фамилии всех погибших и копию интересных свидетельских показаний, это сэкономит нам время.
Офицер кивнул.
– А что у вас вообще за дело? Что это за рисунок? Какая-то ячейка анархистов?
– Пока не знаем, но знак обнаружен на нескольких трупах.
На этот раз офицер вытаращил глаза:
– Прямо так? Ну тогда… выходит, у нашего парня это не первое дело?
– Возможно, – подтвердил Алексис.
Он хотел проявить максимум дружелюбия, чтобы выудить сведения у полицейского, но при этом самому не наговорить лишнего.
Сеньон указал пальцем на камеру наружного наблюдения.
– А пленки с записями забрали?
– Да, как раз собирались вечерком заказать пиццу и сесть смотреть. Но если вам интересно, у нас уже есть полное видео.
Троица впилась в него жадным взглядом.
– Ладно. Похоже, вам оно нужно позарез. Пошли.
Он провел их в дальнюю часть вокзала, в душный кабинет, куда набилось человек шесть. Почти все сидели, уткнувшись в телефоны. Офицер попросил у них один из айфонов и передал его жандармам.
– Один девятнадцатилетний пацан заметил парня, который показался ему странным, и стал снимать его на телефон, когда тот рисовал граффити на глазах у всех.
Маленький экран ожил. На нем возникла фигура, одетая в спортивные штаны и черную толстовку, капюшон был натянут на голову поверх кепки, так что виднелся один козырек. Съемка велась сзади, человек наносил свой таинственный рисунок, а люди вокруг ошеломленно смотрели, но не решались что-то сказать. Сделав дело, парень выкинул аэрозольный баллончик и ринулся в ближайший подземный переход. На этом видео заканчивалось.
Разочарованный Алексис открыл было рот, чтобы поблагодарить коллегу за видео, но тот коснулся экрана и запустил вторую запись.
– Свидетель увидел, как таггер выскакивает на противоположной платформе, и снова начал снимать. Эта часть гораздо лучше.
От парня в капюшоне камеру теперь отделяли два ряда рельсов. На противоположной платформе было полно народу. Таггер неотрывно смотрел вдаль в ожидании поезда. Его левая нога отбивала судорожный ритм. Большая часть лица была скрыта капюшоном, но жандармам удалось разглядеть подбородок и рот. Парень кусал губу.
Небольшие вокзальные часы, черные с желтыми цифрами, показывали 17:12. Люди вокруг не обращали на юношу никакого внимания, думали о чем-то своем, смотрели в экраны мобильников, в книгу или в журнал, увлеченно беседовали. Все старались убить время, совершенно не замечая того, кто с минуты на минуту круто изменит их жизнь.
А парень не стоял на месте. Он ходил взад-вперед по платформе, высматривал на горизонте появление поезда и наблюдал за окружающими. Его козырек, как птичий клюв, попеременно нацеливался то на одного, то на другого. Словно перст судьбы, ищущий, кого обречь на смерть.
– Во сколько это случилось? – спросил Алексис.
– Инцидент? Поезд прибыл в 17:14.
Внезапно юноша тронулся с места и медленно пошел вперед, всматриваясь в толпу. Камера слегка развернулась и последовала за ним. Изображение временами казалось чуть размытым, но относительно устойчивым, автофокус срабатывал быстро.
Таггер остановился за спиной у пожилой женщины, которая держалась за стальную вертикальную стойку. Он осмотрел стоящих вокруг нее людей, затем пошел дальше.
– Как будто ищет кого-то конкретного, – бесстрастно прокомментировала Людивина.
Внезапно юноша замедлил шаг. Он задержался позади двух ребят лет десяти, которые беззаботно болтали. Парень повернул голову направо, налево. Вокруг детей образовалась некая пустота. Они как будто оказались одни.
Идеальные жертвы, поймал себя на мысли Алексис. Чуть в стороне от толпы. Легко вытолкнуть.
Небольшие часы вдали теперь показывали 17:13.
Таггер потер лицо и снова принялся странно расхаживать. Он медленно прошел позади женщины, машинально качавшей коляску. Рядом с ней стоял мужчина лет тридцати, одетый модно и дорого, с огромными стереонаушниками – в таких можно слушать музыку, словно ты один во всем мире. В этот момент парня чуть не сбил с ног какой-то человек лет сорока в костюме и галстуке – он бесцеремонно отпихнул юношу в сторону и встал на краю платформы.