Поиграем?

Книга «Поиграем?» – сложный и приятный опыт, объединивший меня, писателя, и читателей со всей России. Вклад каждого ценен, вклад каждого важен. Неважно, сколько было потрачено времени и сил – дорого каждое мгновение, которое удалось выкроить в предновогодней гонке. Надеюсь, эта книга соберет вокруг себя и других людей, которым понравится результат нашего небольшого эксперимента.

Автор

г. Южно-Сахалинск, 2024 год.

Глава 1

В уставшие после бессонной ночи глаза бил яркий свет, внезапно, к самому концу осени, расщедрившегося солнца. Дорога петляла знакомой, но давно забытой темно-серой лентой, так похожей на изъеденный молью шарф, который Эвелин Стюарт связала неумелыми детскими руками, забросила на чердак, где похоронена память обо всех когда-то милых юному сердцу вещах. Там, среди коробок и клочьев пыли, разгоняемых большущими крысами, лежал покореженный трехколесный велосипед – отец наехал на него случайно, когда заявился в очередной раз с легким запахом перегара и парковался у дома. Там же нашла покой затисканная до неузнаваемости кукла Бекки – бережно хранимая вплоть до того момента, пока хозяйка не посчитала, что стала слишком взрослой, чтобы спать вместе с потрепанной “подружкой”. И не важно, что иногда мучили кошмары и тогда так хотелось прижать, до боли в пальцах стиснуть пластмассовое туловище, облаченное в выцветшее грязно-зеленое платье. Взрослая – значит, куклу долой!

Машину качнуло в правую сторону, колесо попало в заледеневшую за ночь длинную глубокую лужу. Треск льда привел в чувство, вырвал из так некстати всплывших воспоминаний.

Эвелин не хотела ничего вспоминать. Если бы ее спросили, сама с трудом смогла бы ответить, почему вдруг решила поехать именно сюда, но… Возможно, потому, что больше некуда?

Впереди виднелась стоянка для отдыха. Небольшой клочок земли, залитый асфальтом, который успел потрескаться за долгие годы, неказистое одноэтажное здание примерно пяти метров длинной, в котором располагались туалетные комнаты. Оно выглядело так непривлекательно и пахло так отвратительно, что, казалось, лучше уж потерпеть до пункта назначения или попробовать пристроиться за еще покрытыми пожухлыми листьями кустами.

– Не удивлюсь, если там прячется какой-нибудь жуткий урод, – пробормотала Эвелин, не решаясь даже выйти из машины, и вздрогнула, испугавшись собственного голоса – неожиданно хриплого из-за долгого молчания.

Вокруг, куда хватало взгляда, не было ничего, кроме высоких елей, черных и совершенно голых снизу и бледно-оранжевых почти у самой взъерошенной макушки, уходящей далеко ввысь, метров на тридцать, если не все пятьдесят. Слева дорогу подпирала почти отвесная стена размокшей после недавних дождей скалы, а справа, прямо за прямоугольником стоянки для отдыха, простирался лес, который уходил чуть вниз и дальше до едва слышной отсюда бурлящей реки. Спереди и позади дорога огибала скалу, так что никогда не знаешь, кто вывернет из-за поворота.

Эвелин бросила взгляд на экран телефона, почти полностью разряженного, и нахмурилась: ехать еще целый час, и совсем скоро и вовсе нельзя будет остановиться – по правую сторону появится ущелье, тянущееся почти до самого поселка, куда она направлялась. Только последние километра два дорога будет лежать через поля, а дальше только мост и…

Ничего не оставалось. Терпеть невмоготу, но мысль о том, чтобы нарваться на незнакомца в поредевших с приходом осени кустах, пугала больше, чем здание с обшарпанными светло-серыми в темных подтеках стенами и пустыми глазницами окон. Эвелин на секунду задумалась, стоит ли закрывать машину или лучше оставить открытой на тот случай, если захочется побыстрее уехать отсюда подальше – вдруг там и правда прячется какой-нибудь урод? – подошла к багажнику, едва коснулась покрытой пылью крышки, нервно сглотнула, уцепилась пальцами за нее в попытке открыть. Заперто. Еще раз оглянулась по сторонам и в итоге решила, что вероятность встретить людей на дороге гораздо меньше. За последние четыре или пять часов она не видела ни одной машины, кроме тех, что ржавели и рассыпались у деревянных домиков безымянных деревень, почти вымерших за те годы, что она сюда не приезжала, а ведь раньше они с родителями останавливались там, чтобы купить парного молока и свежеиспеченного хлеба, потискать шелудивого кота или поиграть с лохматой, в колтунах, собакой, страшной ровно настолько, чтобы боялись случайные прохожие, но на самом деле доброй и приветливой.

Зловонный запах ударил в нос. Прижав ладонь к лицу, девушка огляделась по сторонам. Пустые банки и разбитые бутылки свалены в углу, там, где виднелась груда старого тряпья, очевидно ставшего лежанкой, где удавалось провести пару ночей или даже недель в тщетной надежде однажды что-нибудь изменить. Рядом, почти у самого входа в туалетные кабинки, кто-то разбросал фантики от конфет и бумажные пакеты, какие дают в дешевых забегаловках, торгующих фаст-фудом. В голову пришла мысль: “А вдруг “хозяин” вернется?”, и захотелось сбежать поскорее, но терпеть больше не было сил.

Эвелин в два шага оказалась у перепачканной липкой субстанцией двери в кабинку, аккуратно подтолкнула ее ногой и вошла внутрь, надеясь на то, что не успеет задохнуться из-за нехватки воздуха и не придется умирать здесь, в этом зловонии, чтобы не стать посмертной игрушкой того самого извращенца, кто решил сделать это место своим домом.

– С него станется, – пробормотала девушка, с отвращением посмотрела на перепачканный экскрементами унитаз с отколотым боком и прикрыла за собой дверь.

Еще через пять минут она сидела в машине. Как раз вовремя – кусты, обвешанные грязно-коричневыми листьями, дрогнули и изрыгнули на стоянку для отдыха нечто, отдаленно напоминающего человека в длинном, ниже колен, свалявшемся пуховике с оторванным правым карманом.

Взвизгнули шины, в воздух выстрелила мелкая крошка искореженного временем асфальта, машина вырулила на дорогу и скрылась за поворотом.

***

К полуночи в здании не осталось почти никого, кроме охраны и еще нескольких человек, которые судорожно доделывали срочные указания начальства, – случаются такие, которые нельзя отложить.

Через панорамные окна во всю стену виднелся переливающийся огнями город, вовсю отмечающий наступившую пятницу. До двадцать пятого этажа почти не долетали сигналы автомобилей, перекрикивание водителей, пьяный смех шатающейся по улицам молодежи, назойливая реклама распахнувших с радостью двери кафе и ресторанов и музыка, звучащая чуть громче, чем следовало, из маленькой лавки, где торговали дисками и пластинками.

Кабинет, в котором за простым прямоугольным белым столом сидела Энди Джонс, выделялся из остальных не только размерами, но и нетипичным для обычного руководителя крупной корпорации дизайном. Наверное, потому, что редко эту должность занимала женщина, особо не стремящаяся к напускной роскоши. Рабочий стол, удобное кресло, длинный стол для посетителей со стульями, стеклянный шкаф, кадка цветов, исписанная черная доска, несколько карт и планов, развешанных по стенам, небольшая кофеварка с набором капсул любимого chocochino, небольшая софа в самом углу, где можно поспать, когда совсем не получалось найти ни сил, ни смысла ехать домой, что случалось все чаще. Здесь она превращалась в ту, кем являлась всю жизнь, – достигатором и перфекционистом, ставила на кон все, чтобы оказаться первой, преуспеть, пусть даже приходилось идти “по головам”. “Пускать пыль в глаза” партнеров и заказчиков Энди предпочитала в специально обустроенном зале для совещаний, который “кричал” о богатстве и намекал на надежность компании.

В коридоре послышались неторопливые шаги – охранник обходил здание, то и дело останавливался и заглядывал в кабинеты, чтобы убедиться, что все в порядке. Дверь с табличкой “Энди Джонс” открыть не решился, помялся несколько секунд, возможно, даже положил перепачканные крошками чипсов пальцы на хромированную ручку, но вскоре ушел, оставив ее опять в одиночестве.