Страница 22 из 72
В окружении Мнишека победы повстанцев над Шуйским описывали с помощью выражений: «наголову разбили», «гнали и били». Буссов и дьяки Разрядного приказа употребляли иные выражения, по-видимому, более точно отражавшие происшедшее: «оттолкнули», «побили и потеснили» и др.{171}
Воеводы отступили к Москве не потому, что были разгромлены восставшими. Плохо вооруженным пешим отрядам Болотникова трудно было опрокинуть тяжеловооруженную дворянскую конницу, господствовавшую на поле боя. Успех Болотникова был ограниченным: ему удалось потеснить воевод и прорваться внутрь осажденной крепости. Но победа Болотникова деморализовала воевод под Кромами и Ельцом. Автор «Нового летописца» очень точно описал причины отступления главной армии из-под Ельца: «Слышаху же под Ельцом бояре, что под Кромами смутилось, отоидоша от Ельца прочь и поидоша все к Москве».{172} Книги Разрядного приказа конкретизируют летописное известие о «смуте» в дворянском ополчении под Кромами. Войско было утомлено длительной осадой и начало распадаться после первого же поражения. Вышли из повиновения даже самые преданные царю отряды конных помещиков из Новгорода, Пскова, Великих Лук и замосковных городов: «И после бою (у Кром. — Р. С.), — значится в разрядах, — в полкех ратные люди дальних городов — ноугородцы, и псковичи, и лучаня, и торопчане, и замосковных городов под осень в полках быть не похотели, видячи, что во всех украинных городах учинилась измена и учали из полков разъезжатца по домам, и воеводы князь Юрьи Никитич с товарыщи отошли на Орел».{173}
Составитель «Бельского летописца», описавший голод в осадном лагере под Ельцом и назвавший установившуюся там цену на хлеб, подтверждает версию о том, что Воротынский отошел от Ельца, узнав об отступлении войск Трубецкого из-под Кром: «И от тое скудости (дороговизны и недостатка провианта. — Р. С.) многия размышленья стали; и послыша то, что государевы воеводы ис-под Кром отошли, а вор Ивашко Болотников… пришел в Кромы…».{174}
И. И. Смирнов отнес события под Кромами и Ельцом к августу 1606 г., отметив при этом, что битва под Ельцом имела место, вероятно, во второй половине августа.{175} Его предположение может быть подкреплено дополнительными аргументами. Будучи в Ярославле, Рожнятовский записал известие о поражении царских войск под Ельцом 7 (17) сентября и под Кромами И (21) сентября 1606 г.{176} Расстояние от Ельца и Кром до Москвы составляло около 350–400 верст, так что надо было не менее недели, чтобы весть об отступлении достигла Москвы. В Ярославль эта весть должна была попасть с запозданием еще в 3–4 дня. Приняв во внимание все эти поправки, можно сделать вывод, что царские полки отступили от Ельца и Кром во второй половине августа, причем первым отступило войско Воротынского.
Главная ценность дневниковых записей Рожнятовского состоит в том, что они были сделаны своевременно и заключают в себе точную хронологическую информацию. Наиболее достоверные источники (разрядные записи, «Записки» К. Буссова, «Бельский летописец») подтверждают эту информацию. В августе 1606 г., писал Буссов, Пашков двинулся от Ельца к Москве. По разрядам, после боя с Болотниковым у Кром ратные люди «под осень» стали разъезжаться из полков. Из «Бельского летописца» следует, что Болотников предпринял успешный поход на Кромы «в осень», т. е. на исходе лета, в августе.
Правительственные войска громили повстанцев в открытом поле, но воеводы не могли воспользоваться плодами своих побед. Восстание захватывало новые местности, лишая их опорных пунктов, перерезывая пути сообщения. В разгар осады Ельца Воротынский получил весть, что в Белгороде убили «изменники белгородцкия мужики» местного воеводу боярина П. И. Буйносова-Ростовского. Произошло это «в среду в третьем часу дня» 30 июля 1606 г.{177}
Одной из крупнейших пограничных крепостей была крепость Ливны, располагавшаяся поблизости от Ельца. Разрядный приказ направил туда энергичного воеводу окольничего М. Б. Шеина, поручив ему сформировать там передовой полк. Вскоре же Шеин получил распоряжение идти на помощь к Воротынскому под Елец. Выполнить этот приказ он не смог, потому что гарнизон и население Ливен восстали. Как значится в разрядах, «под Елец царь Василей послал боярина… Воротынского, да с Ливен велел к нему в сход итти окольничему… Шеину», и «с Ливен Михайло Борисович Шеин утек душою да телом, а животы ево и дворянские пограбили».{178} Очевидно, и воевода, и находившиеся при нем дворяне (из состава формировавшегося передового полка) бежали из города в спешке, из-за чего все их имущество («животы») оказалось в руках у повстанцев.
В различных уездах повстанческое движение приобретало различные формы. В одних городах инициаторами восстания выступали «мужики» (посадские люди, холопы и прочие), в других уездах служилые люди «всем городом» переходили на сторону «законного» царя «Дмитрия».
Объясняя причины отступления царских полков из-под Ельца и Кром, автор «Бельского летописца» подчеркивал: «… а вор Ивашко Болотников… пришел в Кромы, и все северские и полевые (южные. — Р. С.) и зарецкие (расположенные к югу от Оки. — Р. С.) городы от царя Василия Ивановичи всеа Русии отложились; и бояре, и воеводы, и все ратные люди ис-под Ельца и ис-под Кром все пришли к Москве…». Летописная формула «города отложились» имела конкретный смысл. Речь шла о переходе на сторону повстанцев «служилого города», т. е. городовых детей боярских, поддержанных прочим населением восставшего города.
Ближайшими тыловыми пунктами войск Воротынского и Трубецкого были крепости Новосиль и Орел. Положение детей боярских Орловского и Новосильского уездов было сходно с положением путивльских помещиков. Уездные дворяне были плохо обеспечены землями. Лишь единичные представители орловских дворян были зачислены в начале XVII в. на службу в «государев двор». Одна треть местных помещиков (129) несли службу в конных полках, тогда как две трети (287) служили в пехоте «с пищалями». Среди новосильских детей боярских 128 человек были «пищальниками».{179}Оскудевшие дети боярские «пищальники» в большом числе несли осадную службу в своих городах. Отмеченные моменты оказали непосредственное влияние на ход событий.
Поначалу Новосиль была занята полком боярина князя М. Кашина-Оболенского. Затем Кашин был вызван в осадный лагерь под Елец. Едва в Новосили началось брожение, Воротынский приказал Михаилу Кашину спешно вернуться туда. Но время было упущено: местные дети боярские и прочие служилые люди вместе с населением восстали и «князь Михайла (Кашина. — Р. С.) в Новосиль не пустили, а целовали крест вору… и князь Михайло пришел на Тулу».{180}
Тем временем Ю. Трубецкой начал отступление от Кром к Орлу. Находившиеся там воеводы князь И. А. Хованский и князь И. М. Барятинский рассчитывали использовать новгородские дворянские сотни, чтобы удержать в своих руках Орел. Но их постигла неудача, о чем орловские воеводы тотчас известили царя: «Велено с ними (воеводами. — Р. С.) быть ноугородцем Бежецкой и Шелонской пятины, и как воеводы от Кром отошли, и ратные люди разъехались, и ноугородцы, видя в орлянех шатость, быть не хотят».{181}«Шатость в орлянех» привела к тем же самым результатам, что и смута в Новосили. Опираясь на поддержку населения, уездные служилые люди «всем городом» принесли присягу на верность «Дмитрию», представлявшему в их глазах законную династию.
Весть о «шатости» в Орле побудила Василия Шуйского спешно направить туда воеводу князя Д. И. Мезецкого с наказом «уговаривать ратных людей». С Мезецким были посланы крупные силы — 1500 стрельцов. Но воевода не смог выполнить приказ. Миновав Калугу, он встретил у Лихвинской заставы войска, бежавшие из Орла на север. Болотников беспрепятственно вошел в Орел, а затем, следуя за отступавшими правительственными войсками, стал продвигаться к Калуге.
Главный воевода Воротынский соединился в Туле с отступившим из Новосили Кашиным. Если бы Воротынский засел в неприступном тульском кремле, он без труда отразил бы наступление слабых повстанческих отрядов. Но воевода не мог этого сделать по той причине, что в его распоряжении не было надежных частей. Тульские дворяне и дети боярские вместе со всем тульским населением объявили себя сторонниками «Дмитрия». Прочие дворянские отряды, среди них рязанцы и каширяне, вышли из повиновения и поспешили покинуть Тулу. В разрядных записях об этом сказано следующее: когда Воротынский «пришол на Тулу ж, а дворяня и дети боярские все поехали без отпуску по домом, а воевод покинули, и на Туле заворовали, стали крест целовать вору. И Воротынский с товарыщи пошли с Тулы к Москве, а города зарецкие все заворовалися, целовали крест вору».{182} Падение Тулы открыло перед повстанцами путь к столице.