Страница 10 из 72
Неподалеку от каменных палат стражу в воротах несли верные Лжедмитрию караулы. Как следует из польских источников, царь на его удачу попал в руки «украинских стрельцов», т. е. приведенных с Северской Украины повстанцев, принятых на службу в дворцовую охрану. Фортуна в последний раз повернулась лицом к самозванцу. Придя в себя, Лжедмитрий стал умолять стрельцов «оборонить» его от Шуйских. Слова самозванца обнаруживают, что он знал точно, с какой стороны придет удар. Подняв царя с земли, стрельцы внесли его в ближайшие хоромы. Между тем мятежники, не обнаружив Лжедмитрия во дворце, принялись искать его по всему Кремлю и вскоре обнаружили его убежище. Украинские стрельцы были единственными из всей кремлевской стражи, кто пытался выручить самозванца. Они открыли пальбу и застрелили одного-двух дворян-заговорщиков. Но силы были неравные. Толпа заполонила весь двор, а затем ворвалась в покои. Стрельцы сложили оружие.
Попав в руки врагов, Отрепьев понял, что проиграл игру, но продолжал отчаянно цепляться за жизнь. Поверженный наземь самозванец униженно молил дать ему свидание с матерью или отвести на Лобное место, чтобы он мог покаяться перед народом. Враги были неумолимы. Один из братьев Голицыных отнял у Отрепьева последнюю надежду на спасение. Он объявил толпе, что Марфа Нагая давно отреклась от Лжедмитрия и не считает его своим сыном. Слова Голицына положили конец колебаниям. Дворяне содрали с поверженного самодержца царское платье. Оттеснив стрельцов, заговорщики окружили плотным кольцом скорчившуюся на полу фигурку. Те, что стояли ближе к Гришке, награждали его тумаками. Те, кому не удавалось протиснуться поближе, осыпали его бранью. «Таких царей у меня хватает дома на конюшне!», «Кто ты такой, сукин сын?» — кричали они наперебой.
Василий Голицын не мог отказать себе в удовольствии наблюдать за расправой над самозванцем. Василий Шуйский вел себя осторожнее. Он понимал, сколь изменчиво настроение народа, и оставался за пределами дворца. Разъезжая по площади перед Красным крыльцом, боярин призывал чернь «потешиться» над вором. Предосторожность Шуйского не была лишней. Даже такие противники Лжедмитрия, как И. Масса, признавали, что самозванец, если бы ему удалось укрыться в толпе, был бы спасен, ибо «народ истребил бы всех вельмож и заговорщиков». Не ведая о заговоре, многие москвичи полагали, что поляки вознамерились умертвить царя, и бросились в Кремль спасать его.
Толпа москвичей продолжала расти, и заговорщики, опасаясь вмешательства народа, решили покончить с самозванцем. После переворота много говорили о том, что первый удар Лжедмитрию нанес то ли дворянин Иван Воейков, то ли сын боярский Григорий Валуев. Однако точнее всех смерть Отрепьева описал Кондрад Буссов, служивший в дворцовой охране. По его словам, решительнее всех в толпе, окружившей самозванца, действовал московский купец Мыльников. На повторную просьбу Отрепьева дозволить ему говорить с народом с Лобного места купец закричал: «Нечего давать еретикам оправдываться, вот я дам тебе благословение!». С этими словами он разрядил в него свое ружье. После переворота Василий Шуйский щедро наградил своих сообщников — торговых людей Мыльниковых, пожаловав им столичный двор одного из ближайших фаворитов Лжедмитрия.
Заговорщики спешили довершить дело. Они продолжали рубить распростертое на полу тело и стрелять в него даже после того, как самозванец перестал подавать признаки жизни. Страшась народного осуждения, бояре немедленно объявили с Красного крыльца, будто перед смертью «вор» сам повинился в том, что он не истинный Дмитрий, а расстрига Григорий Отрепьев. Обнаженный труп царя выбросили из палат на площадь, а потом поволокли от дворца к терему вдовы Грозного Марфы Нагой.
За рубежом толковали, что в дни восстания в Москве погибло 2 тыс. человек. Несколько поляков, очевидцев мятежа, составили именные списки убитых. Сопоставление этих списков позволяет установить, что жертвами стали 20 шляхтичей, близких ко двору самозванца, и около 400 их слуг и челядинцев. Те же цифры назвали в письмах из Москвы иезуиты из окружения самозванца.
Как только самозванный царь был убит, бояре поспешили прекратить кровопролитие и навести порядок на улицах столицы.
Гражданская война покончила с выборной династией Годуновых. В результате народного восстания власть перешла в руки Отрепьева. То был единственный в русской истории случай, когда восставшим массам удалось посадить на трон своего предводителя, выступившего в роли «доброго царя». Выходец из мелкопоместной дворянской семьи, бывший боярский холоп, монах-расстрига Отрепьев, приняв титул императора всея Руси, сохранил в неприкосновенности все социально-политические порядки и институты. Его политика носила такой же продворянский характер, как и политика Бориса Годунова. Его меры в отношении крестьян отвечали интересам крепостников-помещиков. Однако кратковременное правление Лжедмитрия не только не разрушило веру в «доброго царя», но способствовало еще более широкому распространению в народе утопических взглядов и надежд.
Глава 3
ВОЦАРЕНИЕ ШУЙСКОГО
После убийства самозванца бояре, затворившись в Кремле от народа, совещались всю ночь. Одним из первых приговоров думы было решение низложить патриарха Игнатия Грека, ближайшего соратника и помощника Лжедмитрия. Как значится в разрядах, «за свое бесчинство» Игнатий был лишен сана 18 мая 1606 г.{24}Вина патриарха раскрылась незадолго до переворота, когда двое православных владык из Польши прислали с львовским мещанином Корундой (или Коронкой) письмо к главе русской церкви с уведомлением, что царь является тайным католиком.{25} Грамоты попали в руки бояр и были использованы для осуждения Игнатия. Грека с позором свели с патриаршего двора и заточили в Чудов монастырь.
Вопрос, кому наследовать опустевший российский трон, вызвал яростные распри. При жизни Лжедмитрия бояре-заговорщики тайно обещали царскую корону Владиславу, сыну Сигизмунда III. Бесчинства наемного войска Ю. Мнишека и последовавшие затем народные волнения, сопровождавшиеся избиением поляков, привели к тому, что идея передачи трона иноверному королевичу отпала сама собой. Ситуация в Польше изменилась, и боярам нетрудно было отказаться от своих обещаний королю. Борьба с оппозицией в Польше поглощала все силы Сигизмунда, и Москве не приходилось опасаться вооруженного вмешательства извне.
Решение избрать государя из московской знати породило споры, которым не видно было конца. «Почал на Москве мятеж быти во многих боярех, — записал современник, — а захотели многие на царство».{26} Корону оспаривали глава думы Ф. И. Мстиславский, князья Шуйские, Голицыны, Романовы и другие бояре. Все они наперебой вербовали себе сторонников в думе и среди столичного населения. Дворяне же поддерживали тех, к кому были вхожи в дома и кто их жаловал.
Избирательная кампания продолжалась всего три дня и завершилась избранием на трон князя Василия Шуйского. В исторической литературе эти события получили различную оценку. «Шуйский, — писал С. М. Соловьев, — был не, скажем, избран, но выкрикнут царем…».{27} Автор специальной монографии о земских соборах В. Н. Латкин писал, что в «1606 году состоялся избирательный собор, оказавшийся, впрочем, не чем иным, как пародией на собор».{28} К совершенно иному выводу пришел Л. В. Черепнин. Избрание Шуйского, по его мнению, явилось результатом взаимодействия «двух сил: Земского собора как сословно-представительного органа и народного движения».{29}
Подробный отчет об избрании Василия Шуйского находим в «Пискаревском летописце». «И преговорили все бояре, и дворяне, и дети боярские, и гости, и торговые люди, — повествует летописец, — что выбрать дву бояринов и на Лобном месте их поставити и спросити всего православного християнства и всего народу: ково выберут народом, тому быти на государстве».{30}Приведенный текст позволил Л. В. Черепнину заключить, что в избрании Шуйского участвовал своего рода земский собор (Боярская дума в расширенном составе, представители дворянства и купечества столицы).{31}Какова степень достоверности приведенного летописного известия? М. Н. Тихомиров указал на большую осведомленность автора «Пискаревского летописца» в семейных делах Шуйских и выделил основную тенденцию памятника — стремление возвеличить этот род. В основу летописи были положены воспоминания москвича, завершившего работу после 1615 г. в Нижнем Новгороде.{32} Рассказ о соборном избрании Шуйского служит ярким примером тенденциозности «Пискаревского летописца»: он противоречит показаниям всех других источников, включая летописи и записки современников. Весьма сомнительным представляется утверждение летописца, будто «все бояре» выбрали князя Федора Мстиславского да князя Василия Шуйского и привели их на Лобное место для общенародного избрания. Во-первых, дума раскололась на множество соперничавших групп, что сделало невозможным принятие согласованного решения. Во-вторых, избрание главы государства было исключительной прерогативой думы, и бояре никогда бы не отказались от нее в пользу «черни», народа.