Страница 41 из 51
И, наконец, третьей по счету (но не по важности!) особенностью Советов было то, что руководящая роль в них принадлежала рабочему классу — самому последовательному, стойкому и решительному борцу со всем и всяческим угнетением — политическим, экономическим, национальным и пр.
В конце 1905 г. Советы открывали забастовочную борьбу и превращали ее в восстание, брали в свои руки всю полноту власти в городе вплоть до выпуска собственных денежных знаков (бонн), проводили экономические реформы (8-часовой рабочий день, регламентация торговли, заработной платы, отмена налогов и т. д.), объявляли низложенной власть городских дум, присваивали себе функции народного суда, создавали свою вооруженную милицию и т. д. и т. п.
«Некоторые города России, — отмечал В. И. Ленин, — переживали в те дни (декабрь 1905 г. — К. Ш.) период различных местных маленьких «республик», в которых правительственная власть была смещена и Совет рабочих депутатов действительно функционировал в качестве новой государственной власти. К сожалению, эти периоды были слишком краткими, «победы» слишком слабыми, слишком изолированными»{311}.
Но какими краткими ни были периоды существования небольших «республик», как бы ни были еще несовершенны методы руководства ими — трудно переоценить значение этих маленьких местных «генеральных репетиций». Как желудь хранит в себе все признаки будущего мощного многовекового дуба, так и Советы 1905 г. несли в себе зачатки того, из чего через 12 лет выросло колоссальное, никогда не существовавшее ранее государство, первое в мире государство рабочих и крестьян — Страна Советов.
Баррикады в Москве, баррикады в провинции
К концу осени — началу зимы 1905 г. Россия напоминала вулкан накануне извержения. Все чувствовали, что оно неизбежно, но когда начнется — никто не знал. «Время восстания? — писал В. И. Ленин. — Кто возьмется его определить? Я бы лично охотно оттянул его до весны и до возвращения маньчжурской армии, я склонен думать, что нам вообще выгодно оттянуть его»{312}.
Однако царское правительство перешло в наступление, действуя в союзе с «капитанами» отечественной промышленности. В первых числах ноября в ответ на явочное введение 8-часового рабочего дня капиталисты объявили локаут и начали тысячами выбрасывать рабочих на улицу. Питерский пролетариат заволновался. Хотя только что, 7 ноября, закончилась всеобщая стачка протеста против военно-полевого суда над кронштадтцами, все чаще и чаще раздавались голоса о необходимости ответить на локаут новой всеобщей стачкой.
13 ноября собралось заседание Петербургского Совета для обсуждения вопроса о мерах борьбы с локаутом. С речью и проектом резолюции на нем выступил вождь большевиков. На следующий день Исполком принял предложенную В. И. Лениным резолюцию: «Правительство хочет вызвать пролетариат Петербурга на одиночные вспышки, — говорилось в пей. — Правительство хочет воспользоваться тем, что рабочие других городов еще недостаточно тесно сплотились с петербургскими, и разбить тех и других поодиночке… Но работав по попадутся на эту провокацию правительства. Рабочие но примут сражения в тех невыгодных условиях, в которых хочет навязать им сражение правительство». Предостерегая пролетариат от преждевременного выступления, резолюция указывала единственно верный путь: «Мы должны приложить и приложим все усилия, чтобы объединить всю борьбу и всероссийского пролетариата, и революционного крестьянства, и армии, и флота, которые геройски подымаются уже за свободу»{313}.
На страницах большевистской газеты «Новая жизнь» В. И. Ленин изложил четкую программу завершения подготовки к вооруженному восстанию. Следовало «во-первых, преодолеть раскол в партии и тем самым консолидировать силы передового отряда пролетариата перед лицом решающих сражений, во-вторых, резко расширить и активизировать работу партии в массах, используя для этого завоеванные революцией легальные возможности, в-третьих, достичь заключения боевого союза пролетариата и крестьянства в борьбе против самодержавия, в-четвертых, добиться перехода армии на сторону революционного народа»{314}.
Призывая готовиться к общенародной вооруженной борьбе с царизмом, к проведению в этой борьбе тактики левого блока, В. И. Ленин отчетливо понимал, что восстание может вспыхнуть неожиданно, до завершения полной подготовки, «что 99 % за то, что события застанут врасплох и соединяться придется при страшно трудных условиях»{315}.
Именно так и произошло. Начатую большевиками подготовительную работу до конца завершить не удалось. Самодержавие продолжало наступать. 26 ноября оно нанесло пробный удар по революции: был арестован председатель Петербургского Совета рабочих депутатов Г. С. Хрусталев-Носарь. Затем последовали указы о применении местными властями без санкции правительства любых мер для подавления забастовок на железных дорогах, почте, телеграфе, об уголовном преследовании стачечников. Газеты пестрели сообщениями о призывах царя к погромщикам помочь правительству «водворить спокойствие и порядок».
Оставлять без ответа нападки правительства стало невозможным. В день опубликования указа об уголовной ответственности за стачки был принят «Финансовый манифест», подписанный Петербургским Советом рабочих депутатов, Главным комитетом Всероссийского крестьянского союза, Центральным Комитетом (большевики) и Организационной комиссией (меньшевики) РСДРП, ЦК партии эсеров и ЦК польской социал-демократической партии. Манифест явился конкретным воплощением тактики левого блока, проводившейся большевиками. Он резко осуждал правительство, которое «превратило страну в развалины и усеяло их трупами», призывал население не платить налогов и податей, забирать вклады из сберегательных касс, требовать во всех случаях расплаты золотом, а не кредитными бумажками, «не допускать уплаты долгов по всем тем займам, которые царское правительство заключило, когда явно и открыто вело войну со всем народом».
Царизм сразу почувствовал, чем грозит ему совместное выступление рабочего класса и крестьянства, всего народа. Газеты, опубликовавшие манифест, немедленно закрыли, а их издателей привлекли к судебной ответственности. «Наконец-то!» — со вздохом облегчения написал царь на полях поданного ему доклада{316}.
Правительство приняло решение расправиться и с Петербургским Советом рабочих депутатов, который представлял для него серьезную опасность как орган революционной власти. 3 декабря «полиция и солдаты арестовали исполком и значительную часть депутатов Совета. Нанесен был чувствительный удар не только по столичному пролетариату. Настроение в Петербурге еще более снизилось, а обстановка в стране резко обострилась. Однако момент для восстания оставался неблагоприятным, а возможности маневрирования с целью накопления сил оказались исчерпаны»{317}.
В начале декабря главные события революционной борьбы развернулись в Москве. И не только потому, что меньшевистское руководство Петербургского Совета вело соглашательскую политику: сказались и другие факторы. В течение всего 1905 г. питерский пролетариат проявлял колоссальную энергию. Каждый рабочий здесь бастовал в среднем более 4 раз в году, а на крупнейших предприятиях города — и того больше. Путиловцы в 1905 г. провели 8 стачек продолжительностью 63 дня, Невский завод — 6 стачек продолжительностью 110 дней, Металлический завод стоял 102 дня. «Общее число рабочих дней, «потерянных» в результате забастовок за 11 месяцев 1905 года, достигало по Петербургской губернии 4028817, по Московской — 2 060 406; общие потери рабочих в заработной плате составляли за это время по Петербургской губернии 4 736067 рублей, по Московской — 1854365 рублей»{318}.
Кроме того, Петербург, где находились правительство и сам царь, был буквально нашпигован войсками, здесь располагалась гвардия, отборные казачьи части.
В таких условиях почин восстания взял на себя пролетариат Москвы, революционная энергия которого была исчерпана в меньшей мере, чем у питерцев. Один из руководителей Московского Совета, видный большевик М. И. Васильев-Южин вспоминал: «Что мы вплотную подходим к решительному моменту, было ясно для всех нас, было ясно для всех депутатов Совета, было ясно для всех мало-мальски сознательных рабочих Москвы. Мрачная, дикая, беспощадная контрреволюция начала и с каждым днем шире развертывала свое наглое наступление, грозя отнять и те ничтожные крохи уступок, которые с громадными жертвами и напряжением были добыты революцией в октябре. Что же делать революционному пролетариату? Отступить без боя перед этим наглым наступлением или дать ему жестокий отпор? Московский пролетариат решил не только дать отпор, но и самому броситься в наступление»{319}. Решил именно сам пролетариат, которому предоставили полную возможность высказаться по этому вопросу.