1905-й год

Положение для царских властей стало совсем угрожающим, когда начались волнения на третьем броненосце — «Синопе». Его команда вышла на время из подчинения офицерам: матросы высыпали на верхнюю палубу, бросали в воздух бескозырки, кричали «ура» в честь восставших.

Потеряв всякую веру в надежность своих матросов, командующий эскадрон приказал взять курс на Тендру, подальше от мятежных кораблей. Однако там ждал его новый сюрприз: утром 19 июня руководимые большевиком А. Петровым матросы учебного корабля «Прут» захватили его в свои руки и отправились в Одессу, чтобы присоединиться к «Потемкину».

По что делать дальше? Ответ на этот вопрос матросы найти не могли, а получить совет от революционеров Одессы не удалось: попытки одесских большевиков — Е. М. Ярославского и члена комитета РСДРП рабочего В. А. Хрусталева — связаться с восставшими не увенчались успехом. Опоздал и посланец вождя большевиков.

Когда в Женеве, где находился заграничный центр партии, стало известно о восстании на «Потемкине», В. И. Ленин вызвал к себе опытного большевика М. II. Васильева-Южина.

«Разговор был недолгий, — вспоминал тот.

— По постановлению Центрального Комитета вы, товарищ Южин, должны возможно скорее, лучше всего завтра же, выехать в Одессу, — начал Ильич.

Я вспыхнул от радости:

— Готов ехать хоть сегодня! А какие задания?

— Задания очень серьезные. Вам известно, что броненосец «Потемкин» находится в Одессе. Есть опасения, что одесские товарищи не сумеют как следует использовать вспыхнувшее на нем восстание. Постарайтесь во что бы то ни стало попасть на броненосец, убедите матросов действовать решительно и быстро. Добейтесь, чтобы немедленно был сделан десант. В крайнем случае не останавливайтесь перед бомбардировкой правительственных учреждений. Город нужно захватить в наши руки. Затем немедленно вооружите рабочих и самым решительным образом агитируйте среди крестьян. На эту работу бросьте возможно больше наличных сил одесской организации. В прокламациях и устно зовите крестьян захватывать помещичьи земли и соединяться с рабочими для общей борьбы. Союзу рабочих и крестьян в начавшейся борьбе я придаю огромное, исключительное значение.

Владимир Ильич явно волновался и, как мне тогда казалось, несколько увлекался. В таком состоянии я раньше никогда не видел его. Особенно меня поразили и, каюсь, очень удивили тогда дальнейшие его планы, расчеты и ожидания.

— Дальше необходимо сделать все, чтобы захватить в наши руки остальной флот. Я уверен, что большинство судов примкнет к «Потемкину». Нужно только действовать решительно, смело и быстро. Тогда немедленно посылайте за мной миноносец. Я выеду в Румынию.

— Вы серьезно считаете все это возможным, Владимир Ильич? — невольно сорвалось у меня.

— Разумеется, да! Нужно только действовать решительно и быстро. Но, конечно, сообразуясь с положением, — уверенно и твердо повторил он»{229}.

Когда Васильев-Южин добрался до Одессы, восставших кораблей там уже не оказалось… Офицеры и кондукторы на «Георгии Победоносце» сумели убедить колеблющихся отколоться от «Потемкина», и в ночь с 18 на 19 июля броненосец сдался властям. Получив об этом телеграмму, царь наложил резолюцию: «После самого скорого следствия и полевого суда надо привести приговор (конечно, смертный — Николай в этом не сомневался. — К. Ш.) в исполнение перед всей эскадрой и городом Одессой»{230}.

«Потемкин» заметался по Черному морю. 22 июня он пришел в Феодосию и потребовал снабдить его углем и водой. Власти отказались. Матросы попытались получить все необходимое силой, но встретили вооруженный отпор. Команда «Потемкина» решила уйти в Румынию и оттуда вести революционную пропаганду. 24 июня броненосец в сопровождении миноносца № 267 прибыл в румынский порт Констанца. В переданном по радио обращении «Ко всему цивилизованному миру» восставшие матросы заявили: «Мы требуем немедленного созыва Учредительного собрания всего народа на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования. Долой самодержавие!»{231}. 25 июня потемкинцы сдали свой корабль румынским властям, а сами разбрелись по Европе.

Красное знамя недолго развевалось на «Потемкине», но его увидела вся страна, весь мир. Престижу царизма был нанесен жесточайший удар. Правительство не смогло справиться с восставшим броненосцем, который остался «непобежденной территорией революции». Хотя выступления матросов носили печать плохой организованности и стихийности, они имели ярко выраженный политический характер и свидетельствовали о попытке «образования ядра революционной армии»{232}.

События на Черноморском флоте показали, что заколебалась главная опора самодержавия — его вооруженные силы. Со времени восстания па. «Потемкине» до октября 1905 г. в России произошло нс менее 42 массовых выступлений солдат и матросов. Чем дальше развивалась революция, тем чаще переходили на ее сторону вооруженные силы царизма, превращаясь в одну из серьезных угроз ему.

Либералы «краснеют»

После событий в Одессе, Лодзи и на Кавказе ранее «порозовевшие» либералы стали «краснеть»{233}.

В результате развития революции в стране и работы большевиков (в «Союзе учителей» активно действовал М. II. Покровский, в «Союзе медицинского персонала» другой видный большевик — С. И. Мицкевич) происходило быстрое полевение профессионально-политических союзов, особенно тех из них, которые объединяли широкие массы трудовой интеллигенции и крестьян. П. Н. Милюков с горечью вспоминал, что ему самому очень скоро пришлось отойти от «Союза союзов»{234}, когда, по его мнению, тот послушно пошел за большевиками. Впоследствии «Союз союзов» дошел до бойкота виттевской думы и поддержки Декабрьского вооруженного восстания в Москве. Однако, прекрасно зная двуличие либералов, большевики упорно и успешно проводили ленинскую тактику в революции: отстраняли либералов от попыток руководить революцией и направлять движение демократических масс.

О двуличии либералов, в частности, ярко свидетельствует такой эпизод. 24–26 мая в Москве состоялся так называемый «коалиционный съезд», в котором приняли участие представители земств и городских дум. Съезд был вызван «патриотической» тревогой либералов за непрерывные поражения в русско-японской войне и страхом перед влиянием этих поражений на рост революции. С целью уговорить царя побыстрее дать стране необходимые, по их мнению, реформы либералы приняли специальный адрес к Николаю II. Но, упрашивая царя созвать народное представительство, они ни словом не обмолвились ни о его характере (законодательное или законосовещательное), ни о порядке выборов, указав лишь, что выборы должны быть проведены «ровно и без различия всеми подданными Вашими».

Для передачи адреса съезд выбрал специальную делегацию в составе самых солидных «отцов либерализма» (среди 14 делегатов оказались 4 князя, граф, барон, 6 дворян и 2 купца). Подготовленная С. Н. Трубецким речь была пределом угодничества. Трубецкой задушевным, отеческим тоном убеждал царя подумать о России и исполнить свои обещания.

Что же сказал «задушевным тоном» царю князь? «В эту минуту, — заявил он, — вы страдаете больше всех лас», «народ не утратил патриотизма, не утратил веры в царя», «в нем (в народе. — К. Ш.) зарождается мысль, что обмалывают царя… царь хочет добра, а делается зло… царь указывает одно, а творится совершенно другое…»{235}и т. д. и т. п. «Первые шаги буржуазного предательства» — так назвал свою статью в газете «Пролетарий» В. И. Ленин{236}, анализируя проникшие в печать сведения о характере делегации и речи Трубецкого.

Николай II обещал либералам созвать «народное представительство», а для того чтобы ни у кого не оставалось сомнений в том, какой характер оно будет носить, царь вслед за делегацией либералов торжественно принял депутацию от курского дворянства и черносотенных организаций — «Союза русских людей» и «Отечественного союза». Эти депутаты настаивали на сохранении неограниченного самодержавия и создании при царе законосовещательного органа, выборы в который должны быть строго сословными. Царь заверил крайних монархистов, что «все будет по старине». Николай И не скрывал своего презрения к либералам, с их трусливой тактикой, и всем своим поведением подчеркивал, что считается только с силой и уступать без боя не намерен{237}.