Страница 11 из 57
31 августа 1918 г. в Москве органами ВЧК был раскрыт заговор, подготовленный британским представителем в Советской России Брюсом Локкартом. Заговорщики, использовав значительные средства для подкупа, намеревались арестовать членов Совнаркома во главе с В. И. Лениным, захватить государственный банк, центральную телефонную станцию и телеграф, установить военную диктатуру. «Нити заговора, — говорилось в официальном заявлении НКИД от 6 сентября 1918 г., — сходились в руках главы английской миссии Локкарта и его агентов».{88} В ответ на арест Локкарта за контрреволюционную деятельность английские власти 6 сентября 1918 г. произвели обыск в квартире Литвинова, обыскали также всех работников полпредства и взяли их в качестве заложников. М. М. Литвинов также был арестован по вымышленному обвинению в антибританской деятельности и препровожден в ту самую Брикстонскую тюрьму, где незадолго до этого узником № 6027 числился будущий народный комиссар по иностранным делам РСФСР Г. В. Чичерин, интернированный в Англии за интернационалистскую деятельность против войны. Тогда вопрос об освобождении Чичерина Советское правительство решило довольно просто: на прошение выдать визы для отъезда из России английским подданным в Наркоминделе отвечали: «Чтобы дать вам визу, нам нужно посоветоваться с Чичериным. Нет Чичерина — нет визы».{89} В январе 1918 г. Чичерин был освобожден, вернулся на родину и возглавил НКИД. И теперь, после ареста советского полпреда, не оставалась ничего другого, как прибегнуть к тому же самому методу. Когда к М. М. Литвинову явился чиновник МИД Рекс Липерт, через которого осуществлялись контакты с Бальфуром, и попросил послать шифровку в Москву с предложением обменять Локкарта на советского полпреда, последний категорически заявил, что никаких шифровок из тюрьмы посылать он не будет. В этой сложной обстановке Литвинов держал себя с большим достоинством и самообладанием. Он был против того, чтобы ради обеспечения его личной безопасности хоть в какой-то мере страдали интересы Советской России. «Прошу вас иметь в виду, — телеграфировал Литвинов в Москву после того, как британские власти были вынуждены выпустить его из тюрьмы и освободить из-под стражи других сотрудников полпредства, — что я не дал еще никаких обязательств и что этот вопрос должен быть решен с точки зрения интересов республики, а не моей личной безопасности».{90} После того как Москве было передано предложение английского правительства, поздней осенью 1918 г. Литвинов вместе с другими советскими гражданами был обменен на Локкарта и его агентов.
Борьба Советского правительства за установление нормальных торгово-экономических отношений с Англией не ограничивалась деятельностью М. М. Литвинова. Летом 1918 г. британские деловые круги, заинтересованные в «русских делах», направили в Советскую Россию английскую коммерческую миссию во главе с Уильямом Кларком, высокопоставленным чиновником министерства торговли. Миссия, в составе которой был и известный капиталист Лесли Уркарт, получила разрешение на въезд в нашу страну.{91}14 июля представитель НКИД сообщил о готовности Советского правительства принять английскую миссию в Москве и отметил, что «компетентные экономические органы нашего правительства помогут eii при всех обстоятельствах выполнить ее задачу, направленную на установление экономических отношений между Великобританией и Россией».{92} В конце июля М. Г. Вронский имел продолжительное совещание с У. Кларком и другими членами британской делегации: велись переговоры об условиях возобновления торговых отношений. По словам Вронского, Кларк интересовался возможностью участия английского торгового и промышленного капитала в народном хозяйстве России, а также имеющимися в ее распоряжении средствами для внешней торговли.
— Мистер Кларк, — отвечал ему М. Г. Вронский, — нам было бы крайне желательно получить из Англии в первую очередь заказанные еще до революции и уже оплаченные товары мирного назначения. Ведь Вы не станете утверждать, что сельскохозяйственные орудия и другие промышленные изделия имеют стратегическое значение и могут нанести какой-либо ущерб военным усилиям Великобритании,
— Да, — признал глава английской миссии, — этот вывоз не угрожает экономическим интересам союзников и даст России возможность быстрее и легче восстановить свои производительные силы.
В ходе дальнейшей беседы советская сторона поставила вопрос о гарантиях неприкосновенности для судов советского торгового флота. Кроме того, было отмечено, что нормальные торговые отношения с Великобританией могут иметь место только в том случае, если английское правительство согласится признать факт существования Советской власти и прекратит контакты с контрреволюционными силами на Севере России.{93}Вслед за тем глава британской миссии посетил Г. В. Чичерина и имел с ним беседу. Вот как вспоминал об этой встрече нарком иностранных дел: «В моем кабинете в Москве сидел сэр Уильям Кларк, представитель английского министерства торговли, и говорил о развитии торговых сношений и о получении англичанами концессий в тот момент, когда пришло известие О походе английских войск внутрь Мурманского края. В необычайном испуге сэр Уильям поспешил уехать».{94}
Отъезд британской миссии совпал с переходом английского правительства к прямому участию в антисоветской вооруженной интервенции западных империалистических держав и политике открытой военно-экономической блокады Советской России. Естественно, что и торговля с Великобританией в 1918 г. практически прекратилась. Стоимость англо-советского торгового оборота в том году составила менее 0.1 % по сравнению с 1913 г., да и то за счет фиксации статистикой тех товаров, которые «по инерции» продолжали поступать в первые месяцы 1918 г. на основе еще дореволюционных контрактов.{95}
Советское правительство с самого начала 1918 г. стремилось и к установлению торговых отношений с США, хотя правящие круги этой крупнейшей империалистической державы мира по существу уже вступили на путь экономического бойкота Советской власти. Вместе с тем американским представителям в России до поры до времени разрешалось входить в полуофициальные контакты и переговоры с советскими руководителями. Главная цель такой тактики со стороны администрации США состояла в том, чтобы предотвратить заключение РСФСР мира с Германией, а также, вероятно, в том, чтобы не утратить влияния на развитие событий в России.
Но эти же контакты и переговоры были использованы советской стороной для того, чтобы побудить правительство США установить равноправные торгово-экономические отношения между двумя странами. Поздно вечером 30 января (12 февраля) 1918 г. представитель американского Красного Креста в России Р. Робинс был принят В. И. Лениным и имел с ним беседу.{96} В сообщении в госдепартамент об этих переговорах Робинс выразил уверенность в том, что Советское правительство в случае необходимости сможет организовать отпор германскому наступлению, и предлагал начать товарообмен между двумя странами. Он указывал на готовность Советского правительства в обмен на товары невоенного характера из США приступ пить к поставкам Америке металлов, нефти и других видов сырья.{97} 15 февраля 1918 г. на заседании Комитета хозяйственной политики ВСНХ под председательством 10. Ларина велись переговоры с представителем консульства США в Петрограде Г. К. Эмери о конкретных мерах по установлению советско-американских экономических отношений на условиях, изложенных Робинсом В. И. Ленину. Несколько позднее советские ведомства выдвинули план организации советской экономической миссии и поездки ее в США в целях ликвидации прежних военных заказов и осуществления задачи налаживания торговых отношений. Совнарком одобрил посылку такой миссии.{98} Все эти шаги свидетельствовали о готовности Советского правительства к возобновлению экономических отношений с США на основе равноправия и взаимной выгоды. Однако госдепартамент и посол Фрэнсис, особенно после заключения Брест-Литовского мирного договора, все более неодобрительно относились к продолжению даже полуофициальных контактов американских представителей с советскими правительственными и хозяйственными органами. Планируемая в марте 1918 г. посылка советской экономической делегации в США не состоялась из-за их резко отрицательного отношения к этому.{99}