Ее город

— Черт побери! Ты что тут так поздно делаешь?

Фэн Чунь пошевелила губами, но тысячи слов застряли у нее в горле и она не в силах была их произнести. Слезы опередили слова. Фэн Чунь с трудом сдерживалась, чтобы не заплакать, но плечи яростно задергались.

Сестрица Ми осадила ее:

— Ну хватит, хватит! Я вспомнила! Вспомнила! Я забыла отдать тебе деньги!

Она достала из кошелька сотенную купюру и сунула ее Фэн Чунь. Это были чаевые, которые оставил Ло Лянцзи.

Фэн Чунь отшатнулась и, всхлипывая, забормотала:

— Я не за этим пришла… мне не нужны эти деньги…

— Ошибаешься! — Сестрица Ми комкала банкноту. — Если ты непременно хочешь, чтобы я тебе сегодня что-то сказала, то могу дать один совет: эта купюра невинна, как младенец, так что не отказывайся!

Она снова принялась совать деньги Фэн Чунь и строго велела:

— Бери! Ты их заработала. Или ты и впрямь хочешь, чтобы я с твоим ребенком пошла в «Макдоналдс»? Где б еще время на это взять? Ну-ка бери!

Фэн Чунь долго колебалась, но все же взяла купюру. Когда сто юаней оказались у нее, она умоляюще воскликнула: «Сестрица Ми!» — и горько разрыдалась.

(11)

Ну же! У сестрицы Ми не было пути к отступлению. Следовало довести начатое до конца. Сестрица Ми подумала: что ж, значит, придется не спать и решить эту проблему! А то еще неизвестно, куда заведет Фэн Чунь ее глупое упрямство. Соседи знали не только сестрицу Ми и ее мужа, но и их родителей, и сына; они всегда безоговорочно доверяли их семейству и обычно не перемывали им кости. Если бы эта девица Фэн Чунь не рванула в лавку к сестрице Ми устраиваться на работу, то на улице Шуйтацзе царила бы тишь да гладь. В этих кварталах за прошедшие сто лет не происходило ничего такого, что потрясло бы небо и всколыхнуло бы землю. Однако тишина не означала, будто все расслабились, просто соседи уверены: те, на кого они полагались, все контролировали. Они понимали: никто не станет с пренебрежением относиться к чужой жизни, при этом всё — начиная от еды и одежды и заканчивая отношениями между полами — будет вписываться в рамки этических норм. Сегодня сестрица Ми уже предупреждала Фэн Чунь, а та все равно делает глупости — разве можно это так оставить? В конце концов, Фэн Чунь молодая и бестолковая. Если сказать ей все в лоб, то она испугается.

Откуда взялся маслобойный комбинат, на котором трудились родители Фэн Чунь? Он появился благодаря семье сестрицы Ми. В начале двадцатого века ее предки занимались в Ханькоу производством тунгового масла. В тот период они вели дела со многими иностранными компаниями из Великобритании, Штатов, Франции и Японии — сплошь серьезными и старыми фирмами. После победы в антияпонской войне[16] родители сестрицы Ми продолжили дело и перенесли производство на Люхэлу. Все знали тогдашнего директора ханькоуского маслобойного завода Ми Цзинвэня! После образования КНР были организованы государственно-частные партнерства, правительство внедряло собственные кадры, компании продолжали реструктуризировать и даже постепенно ликвидировать, а те, что остались, становились государственными. Однако маслобойная промышленность — это высокотехнологичное производство, и обойтись без семьи сестрицы Ми по-прежнему не получалось. Шутки шутками, но ведь несколько поколений учились рафинировать масло и занимались только этим — кем же их заменишь?! Лишь после начала «Культурной революции» ее семью вытеснили с масложирового комбината цзаофани[17]. Повстанцы поклялись свергнуть власть имущих — тех, кто шел по капиталистическому пути. Отец сестрицы Ми подвергся критике со стороны хунвэйбинов; ему перебили позвоночник, кровь хлестала изо рта и носа, и он больше не мог встать. Сестрице Ми было тогда всего два года. Но что с того? Что десятилетие «Культурной революции» могло сделать с ее семьей? Спустя двадцать лет сестрица Ми снова выбилась в люди. Они с Сун Цзянтао поженились, вместе трудились на улице Ханьчжэнцзе, чтобы подняться на ноги, и в итоге стали первыми разбогатевшими предпринимателями на улице Шуйтацзе — неподалеку от того самого маслобойного комбината.

Современная молодежь ничего не понимает. Они даже собственного происхождения не помнят и не знают чувства меры ни в словах, ни в делах! Прадед Сун Цзянтао был одним из акционеров первой в Ханькоу гидроэнергетической компании. Отец Сун Цзянтао задолго до освобождения руководил почтовым отделением на улице Цзянханьлу. Что это за почтовое отделение? Скромность не позволяет сказать, что оно — первое во всем Китае, но со всей уверенностью можно заявить: второго такого нет. В нем занимались не только обычными почтовыми пересылками. В этом отделении открыли прилавок, с которого торговали популярными журналами, газетами и книгами. Здесь были представлены самые крупные издательства и самые именитые писатели того времени — например, Шэнь Цзюньжу, Ли Гунпу, Цзоу Таофэнь, Цюй Цюбай и даже восходящая звезда Мао Цзэдун[18]. Причина, по которой Ханькоу стал Ханькоу и водонапорная башня выросла буквально из озера, заключалась в том, что предки сестрицы Ми и ее супруга, как и многие другие жители, вложили капиталы, накопленные их семьями в течение нескольких поколений, в запуск электрических станций и маслобойных компаний, в строительство водонапорных башен, а также отдали на возведение кварталов типа Ляньбаоли, Юнканли, Юншоули, Гэнсиньли, формируя тем самым инфраструктуру города. Именно они создавали самую продвинутую городскую культуру. И тем самым заслужили глубокое доверие жителей — от первого поколения, основавшего город.

Неоднократные войны, революции, переделы и перестройки травмировали город, а потом оставили его гнить, и теперь центр приходит в упадок. Упадок чувствуется во всем — в каждой разрушенной стене, в каждой покосившейся и облупившейся ограде, в сточных водах и в черной копоти. Но ничего не поделать — цветы всегда опадают[19]. Однако люди — это не вещи! Люди будут и дальше жить тут, поколение за поколением; их чувствам и эмоциям нельзя положить конец. Пока остается хоть один закоулок на Шуйтацзе, пока стоит хотя бы последний столб в квартале Ляньбаоли, сохраняется и безоговорочное доверие среди местных, передающееся из поколения в поколение. Это чувство долга и взаимная честность. Если вы одолжите ложку поваренной соли, то вам придется вернуть миску соленых огурцов. Это духовный и эмоциональный союз между людьми. Благодаря ему в итоге восстановят здания и улицы. Страшно утратить подобное ощущение — ведь тогда соседи станут безответственными, прекратят сопереживать друг другу и забудут о принципах. Потому и сестрица Ми не могла безответственно вести себя здесь, на Шуйтацзе, в квартале Ляньбаоли, в городе, который строили многие поколения ее предков!

А вот Фэн Чунь этого не понимала. Она покладистая — такое редко сейчас встретишь среди молодежи. Но ей еще предстояло понять историю города, местные традиции и обычаи, и это тернистый путь. Разве могла Фэн Чунь узнать о них, пока училась в школе и университете, а затем бегала в своем зауженном костюмчике по офису, делала копии, отвечала на телефонные звонки, отправляла факсы и электронные письма? Поэтому сейчас сестрице Ми следовало проявить решимость и мужество, чтобы навести порядок. Сестрица Ми, сидевшая на лестнице, выпрямилась и авторитетно нависла над Фэн Чунь. Голос ее звучал тихо, как шепот, но слова оглушали. Она объявила Фэн Чунь:

— С завтрашнего дня на работу приходить не нужно!

Это было как гром среди ясного неба. Фэн Чунь ненадолго утратила дар речи.

— Почему?

— Потому что!

— Я ведь ничего не сделала!

— Когда сделаешь, поздно будет!

— В смысле?

— Все ты понимаешь!

— Нет!

— Достаточно того, что понимаешь главное: ты уволена!

— Сестрица Ми…

— Не упрашивай меня. Бесполезно. Последнее слово остается за мной, и я не передумаю! В любом случае твой спектакль не мог длиться слишком долго. Все, иди домой, пора спать. Отныне мы останемся добрыми соседками. Забегай в гости, просто так.