Страница 12 из 93
Их несколько?
Они молчат?
Отдают узнику приказы?
Когда это происходит?
А вот тут предположение у меня есть – не при нашей жизни это происходит.
Даже если у узника есть наркота или оружие, или другие опасные или лишние предметы. Что с того? Он сидит в одиночной камере. Единственный кому он может причинить вред – он сам. Но куда хуже если предметы от одного узника по наследству передаются следующему. Это все увеличивающаяся волна накопительства. Предметов все больше. И это уже, теоретически, может создать угрозу… угрозу чему? Опять тупик…
Если я прав, то ОН приходил сразу после смерти моего предшественника. Прошелся по камере. Возможно что-то забрал. Не притронулся к сухарям и бутылкам. Не коснулся трупа. И ушел. Затем появился я. И скорей всего в следующий раз ОН придет сюда только после моей кончины…
Но это теория… не больше. Только теория.
Я наведался к рычагу. Свет тут же мигнул и погас. Дернул за рычаг. Вернулся к столу. До следующего «бонуса» мне надо продержаться несколько часов. Займусь делом.
Вооружившись тряпками, я взялся очищать лежак и стену рядом с ним от грязи. Чистил с тщательностью. Черные наслоения отходили пластами. Обмотав пальцы тряпкой, я проходил по швам между кирпичами, надраивал каменный стол. Грязь летела к полу дождем. Сходив за водой, напился сам, обильно полил стол и стену. Прошелся тряпками еще раз. Вскоре зона моего обитания вернула себе девственную чистоту. Я приступил к мытью пола вокруг стола. Отскреб полукруг, бросил тряпку для вытирания ног. Готово. Сходил дернуть за рычаг.
Дернувшись, остановился, замер. Прислушался. Нет. Показалось. Вернее, почудилось – будто слышу чей-то далекий шепот. Одиночество творит с человеком странные вещи. Говорят, нет способа лучше понять самого себя, чем оказаться в долгой изоляции наедине только с собой.
Сняв рубашку, продел нитку в иголку, заштопал дыру. Прошелся по всем швам. Нашел те, что грозились расползтись. Добавил там пару стежков. Старался делать все аккуратно. Вытянув из рукавов пару ниток, отложил их в сторону. Проверил джинсы. Штанины снизу давно уже начали лохматиться. «Там» мне на это было плевать. Сейчас это даже модно. Здесь же подобное неприемлемо. Я подшил штанины, проверил ткань на крепость. Джинса это джинса. Если носить бережно джинсы служат годами.
Одна задача выполнена. Иголку и надерганные нитки убрал в тайник. Хотел взять игральные карты, но решил убить время более практично.
Для начала сделал из небольшой пластиковой бутылки стакан. Плеснул туда на палец вина. Щедро разбавил водой. Темно-красное превратилось в светло-розовое. Пригубил. Вкусно. Правда вкусно. Выудил из банки сухарь. Встал напротив стола и принялся разглядывать очищенную от грязи стену.
Тут было на что посмотреть. И не на что.
Стена исцарапана, исчерчена. Тут постарались многие. Но большинство не старались дать какую-то информацию следующим узникам. Нет. Они просто чиркали что-то от скуки или тоски.
Вот изображен деревенский домик, как его рисуют дети – треугольник поверх прямоугольника. Сверху труба с дымком. Окошко. Рядом прилеплена дверь. Чуть в стороне собачья конура. И косоватая надпись «Дом родной».
Несколько кирпичей испещрены косыми короткими линиями. Каждые шесть штук перечеркнуты по горизонтали. Календарь. Заброшенный календарь. Ведший его либо разочаровался и разуверился. Либо умер. Но тут никак не меньше сорока недель.
«Железные колеса рокочут за стеной».
«Смирение – опора моя».
«Верьте – велика цель наша!».
«Дисциплина и железный распорядок – ключи к выживанию! Знай! Помни!».
- Знаю – отозвался я давно умершему мудрецу – Помню.
«Все мы устаем. Потому запасайте пищу! Сушите сухари!».
«Сухари лучше всего сушить на тряпичном пологе поднятом под потолком».
«Вино и ягоды – царское угощенье!».
«Пищи много не бывает!».
«Лень – главная угроза!».
И снова рисунки. Причем один даже талантливый. Легко можно было увидеть широкий луг и небольшую рощу у горизонта. И контуры деревенской хатки, окруженной плетнем.
Сколько людей стояли за этим столом и смотрели на стену? Смотрели часами. Тут особо нечем заняться.
«Лень – главная угроза!» - вот эта надпись особенно актуальна для меня.
Одиночное заключение. Монотонное дерганье за рычаг. Свет потух. Свет зажегся. Рваный ритм сна. Никакой перспективы впереди. Как долго человек продержится в таких условиях? Как скоро он решит послать все к чертям собачьим и для начала хорошенько выспаться? Проспит часов десять. И получит за такую дерзость сполна – придется начинать с самого начала.
Взявшись за тряпку, я продолжил уборку коридора, равномерно расширяя пятно чистоты в стороны. Отчистил противоположную стену коридора. Вымыл пол в пяти водах. Два раза дергал за рычаг. Съел еще один сухарь. Положил на стол сложенную несколько раз тряпку. Сверху поставил гирю. Повесил на место веревку. Рядом ремень. Потратил час на тщательнейшую очистку гири от ржавчины и грязи. Прямо тщательнейшую – то есть любовно и крайне неспешно очистил спортивный инвентарь от каждого пятнышка.
Я не торопился.
Почему?
Потому что начал осознавать – у меня впереди возможно целая жизнь в этих стенах.
Нет. Я не смирился. В голове уйма мыслей. Уйма планов. Уйма замыслов. Но спрятал их в глубокую мысленную кладовку и запер на пять замков. Рано еще пока. Но я не смирился.
Однако глупо отмахиваться от реальности и верить, что вот сейчас скрипнет замаскированная дверь и пригласят на выход, пригласят в свободу. Пусть в душе я рвусь на волю. Но придется здесь задержаться.
Ограниченное пространство.
Мало действий.
Море рутинной работы – дерганье рычагов иначе не назвать.
Скоро только она и останется – навязанная рутина.
Побочные действия быстро кончатся – уборка, штопка, чистка стена и так далее.
И начнется безделье…
А безделье – отец всех пороков.
Не знаю как для женщин, но для мужчины нет врага страшнее чем безделье.
Стоит мужчине закиснуть – и ему конец! Из слитка закаленной стали он превратится в брусок сливочного масла, лежащий на солнцепеке.
Для себя такого исхода я не допущу. Я всегда найду себе работу. И выполню ее предельно хорошо!
Взяв гирю, отнес ее к ледяной стене, перегородившей коридор. Потратил пять минут на разминку мышц. Примерился к истончавшему ледяному языку. Расставил ноги для устойчивости. Рывком поднял гирю на плечо. И с замахом опустил ее на ледяной горб языка. Лед поддался легко. С легким треском промялся. Глубокая вмятина наполовину заполнилась водой. Я повторил процедуру. Всего десять раз. Десять ударов по разным местам ледяного языка. Во все стороны разлетелись брызги и ледяное крошево. Мог бы сделать еще несколько взмахов пудовой гирей. Но предпочел поберечь силы. Взялся за гирю другой рукой и потащил ее обратно к столу. Там поднял. Поставил на край и накрыл просыхающей тряпкой.
Отдыхая, чуть посидел на краю стола, свесив ноги и легонько ударяя пятками о кирпичи.
Когда свет погас, я был готов и уверенно потянул за рычаг.
Пятнадцатый раз с интервалом в двадцать четыре минуты.
Свет зажегся.
Что изменилось?
Внешне – ничего. Тот же поток теплого воздуха. Та же яркость освещения.
Но, если все идет как задумано, теперь временной интервал увеличился с двадцати четырех до сорока восьми минут.
И еще – когда я потянул рычаг, произошло кое-что новое. Я отчетливо услышал металлический щелчок, донесшийся от раздвижного люка «клетки». Главное не терять времени. Тут все завязано на секунды. Дойдя до туалета, я первым делом проверил люк. Все нормально. Открывается и закрывается. Стало быть, это рычаг номер два.