Вороны вещают о смерти

Сомнения расползлись как плесень. И чем больше я пыталась ни о чем не думать, тем хуже получалось. Как назло в голову лезли самые неприятные моменты жизни. До боли, до зубовного скрежета хотелось знать: так кому же всё-таки быть благодарной?

Вспомни друзей. Ты никогда не давала повода усомниться в себе. И чем они отплатили за доброту?

– Ничего страшного, – прошептала я самой себе, или реке, или темноте вокруг. Не важно кому, главное, чтобы поверили в то, во что я сама уже не верила. – Это я виновата, что у меня не осталось друзей, и больше никто.

Но как же всё-таки неприятно было слышать колкости и насмешки, которые даже не пытались скрыть. Они всегда считали меня странной. Может, им нужен был повод, чтобы отделаться от меня?

Вспомни мать. Вспомни, как ты заботилась о ней. Делала, что она велит. Но ей вечно было мало. Она всегда считала тебя худшей из трех дочерей. Всегда стыдилась тебя.

– Неправда, – снова прошептала я. – Она делала что могла, пока жизнь ее не стала невыносимой. Я разочаровала ее. Это лишь моя вина.

Да, ты всегда ищешь оправдание чужим поступкам. Тебе проще свалить все на себя, чем признать, что мир был не так уж добр.

Затаенная глубоко обида вдруг выплеснулась, как вода из переполненного сосуда. В воспоминаниях пронеслись все ее несправедливые упрёки, которые я послушно терпела. Матушка никогда не хотела меня слушать и не могла понять. Хотела только избавиться поскорее от обузы, пока я не стала слишком своевольной и не натворила непоправимого. Она продала меня, как продают непослушную лошадь, когда надоедает с ней возиться. Скинула проблему с плеч, вместо того чтобы попытаться понять. Разве не должна быть материнская любовь безусловной? Была ли вообще эта любовь?

Вспомни смерть. Разве ты заслужила такую?

Быть убитой просто из-за того, что какой-то парень не захотел отпускать то, что уже считал своей собственностью. Как же глупо. Как несправедливо. Яромир отнял у меня десятки лет. Отнял саму возможность стать свободной. Счастливой. Горечь, которую принесла эта мысль, заставила холодные слезы течь по холодным щекам.

– Нет. Не заслужила.

Ветер усилился. Теперь он мог подхватить тяжёлые косы, шевелил увешанные жемчугом рясны. Подол и широкие рукава хлопали беззвучно в его потоках, мешая идти. Все медленнее и медленнее я продвигалась вперёд, а конца Калинова моста все не видно, и я уже не была уверена, что хочу до него добраться.

Ветер сорвал с подбородка слезинки и сбросил их в реку. Я невольно глянула вниз и едва не потеряла равновесие. Черная стремнина бурлила и пенилась прямо подо мной, а берегов не видать, ни одного, ни второго. Упасть туда – верная смерть. Если бы я уже не была мертва.

Подстрелили, как оленя на охоте, и оставили гнить. Ни погребения, ни тризны. Почему ты должна забыть это? Почему должна простить?

Я остановилась. Ненависть плескалась внутри, такая же черная, как воды реки Смородины. Такой ненависти я прежде ни к кому не испытывала. Всегда спокойная и понимающая Огниша не может злиться. Я думала, что если буду добра к людям, то и они будут добры ко мне. Не затевала драк, не отвечала грубостью на грубость, не лицемерила и не распускала сплетни. Жила так, как завещали боги. Единственное, чего мне хотелось: немного свободы. Но получила я лишь насмешки, предательство и две стрелы в спину.

Такова, значит, награда за мирную жизнь? Это за нее мне нужно быть благодарной?

Кто-то другой постоянно решал за тебя, как жить, как умереть, – шептала река моим голосом. – Может, пришло время стать свободной?

Ветер поднялся такой сильный, что я едва держалась на ногах. Понимала, что все эти мысли и разговор с пустотой не принесут ничего хорошего. Они лишь отдаляют меня от цели… От очередного навязанного выбора, который сделал давным-давно кто-то другой.

Река же не навязывала свою истину. Она лишь помогла вспомнить то, что я и так знала.

Пришло время воздать по заслугам, Огниша.

Я сделала шаг. Он дался тяжело и медленно, будто приходилось пробираться по тягучей болотной жиже. Потом ещё один, просто из упрямства, хотя и так уже поняла, что испытание Калинова моста оказалось мне не по плечу.

Пришло время измениться.

Я опустилась на колени. Слезы обиды и разочарования текли по щекам, падали на сжатые до боли кулаки и кроваво-красные доски. Стало страшно от осознания, что теперь ждёт меня.

А потом стало все равно.

Мост вдруг в один миг рассыпался подо мной алыми снежинками, и я полетела вниз. Через пару растянутых до бесконечности мгновений черные воды сомкнулись над головой. Я ничего не чувствовала: ни холода, ни жара, ни того, как вода заполняет пустые легкие. Что-то тянуло меня вниз, и я не пыталась сопротивляться. Медленно погружалась ниже и ниже, к самому дну реки, пока сознание не заволокло чернотой.

Все прочее было похоже на бред во время лихорадки. Сознание прояснялось на редкие мгновения и выхватывало из происходящего отдельные куски. Я словно спала и никак не могла проснуться. Словно видела один из тех снов, которые приносят необъяснимый страх. Они быстро забываются, а тревога остаётся, хоть и никак не получается вспомнить, что же так напугало.

Понимала я ещё меньше, чем видела.

Бог, которого прежде не знала. Бог, полный ненависти, и его полное ненависти царство.

Пришло время измениться, – шептал он.

Голова черного ящера, туловище человека и хвост вместо ног.

Я была глиной и камнем, а он творцом. Я была куском металла, а он кузнецом. Он лепил, менял форму, откалывал по кусочку и жёг ледяным огнем. С каждым куском, с каждой крохой душа становилась все меньше и меньше. Каждый удар его молота забирал частичку прежней меня. Пока я не забыла, кем была раньше. Пока не осталось ничего лишнего.

Только жгучая злоба.

Глава 24. Время нечисти

Пробудившись от долгого сна, я увидела лес. Ночь. Ощутила силу, переполняющую тело, и острую необходимость эту силу использовать.

Поднялась с земли и огляделась. Место казалось смутно знакомым. Совсем рядом лежала девушка, тоже смутно знакомая. Она глядела в пустоту затянутым пеленой глазом, сжимала землю в кулаках. Ее белые, раскрашенные кровью одежды были присыпаны листьями и иголками, а из спины торчали стрелы.

Покойница не вызвала никакого интереса. Пустая оболочка, слабая. Только мелькнула мысль, что надо бы ее спрятать в надёжном месте, чтобы никто не смог до меня добраться. Мелькнула и так же быстро погасла.

Внутри была только ненависть. Она составляла мою сущность, новую сущность, и ничему иному в ней не было места. Я знала, что следует делать. Те частички воспоминаний, что ещё остались у меня, сложились в лица. Вот и цель.

Я поднялась. Тело окоченело и слушалось плохо. Суставы гнулись с хрустом, голова болталась в разные стороны. Растрёпанные влажные волосы свесились на лицо. Неважно. Мне не нужно видеть, чтобы знать, куда идти.

– Огниша? – послышался голос. Когда-то так звали меня.

Я мельком глянула в сторону. Там, среди деревьев, стоял беловолосый дух. Его лица не было среди тех, которые вызывали ненависть. А значит, он тоже не важен. Я отвернулась и двинулась дальше, но дух не отставал.

– Огниша, ты… навья? Я видел, как ты упала в реку. Что произошло?

Он догнал меня и пошел рядом. Я взглянула на него с раздражением сквозь мокрые пряди, дернула головой, пытаясь их убрать. Со скрипом удалось разомкнуть челюсти. Губы слиплись и горло пересохло от долгого молчания.

– Мне не нужна компания, дух, – бросила я хрипло. – Иди куда шел.

– Постой.

Он схватил меня за руку. Хотел заставить остановиться. С недовольным рыком я резко вырвалась и пошла прочь.

– Куда ты идёшь? Зачем вернулась в Явь? – не унимался дух. Я не отвечала, и он принялся говорить сам с собой. – Раз ты переродилась в навью, значит, не смогла простить обиды. Навья – мстительная нечисть, которой становятся девушки, умершие не своей смертью. Значит, ты идёшь в поселение. Собираешься убить того, кто повинен в твоей смерти?