Страница 38 из 54
– Ты хорошо поступила, Огниша. Я думаю, что и все остальные знают это, только им стыдно. Они говорят то, что говорят их родители. Но если бы ты дала им возможность узнать себя получше…
– Похоже, все уже и так обо мне знают то, чего я сама не знаю, – мрачно усмехнулась я.
– Ну же, Огниша! – продолжала уговаривать подруга. – Давай хотя бы попробуем! Обещаю, что весь день буду рядом. Скоро уже начнутся обряды на капище. Идём, возложим требу вместе с остальными.
Искренняя улыбка Беляны и ее полные надежды светлые глаза в конце концов растопили последние сомнения в моем сердце. Так давно я не чувствовала, что кому-то все ещё нравится мое общество, что уже начала забывать, как это приятно.
– Хорошо, – с улыбкой кивнула я, – идём.
Обрадованная Беляна поднялась и потянула меня за собой, взяв за руки, а потом с задорным смехом закружилась со мной в танце. Она радовалась как ребенок, и я, глядя на нее, тоже вдруг начала смеяться. Впервые за долгое-долгое время.
На своем дворе я сорвала веточку полыни, зверобой и крапиву, которые каждая девушка должна была принести на капище, и закрепила их на поясе. У Беляны обережные травы с ее двора уже красовались за поясом.
Вместе мы пошли к месту празднования по краю села, через необкошенные поля, чтобы набрать цветов и трав на венки. Один венок полагалось сплести для Ярилы, а другой для суженого, но чуть позже.
– Ты ведь не станешь избегать этого обряда, Огниша? – настороженно спросила подруга, когда я снова погрузилась в хмурую задумчивость. – Я видела, как зимой на праздновании Карачуна ты тайком сбежала перед обрядами сватовства. Лишь дважды в год сами боги благословляют созданный в эти дни союз. Нельзя упустить такую возможность снова!
– Матушка на меня в тот раз сильно ругалась, – с виноватой усмешкой припомнила я. – Если и сегодня пропущу, она, чего доброго, вообще от меня отречется. Зато если ни один юноша мой венок не поймает – скажу ей, что боги сами не желают, чтобы я замуж выходила.
Беляна только вздохнула и покачала головой.
– Не понимаю я тебя, Огниша. Ты будто стремишься в одиночестве остаться. Разве может быть что-то важнее семейного счастья?
– Какое может быть счастье в союзе с нелюбимым человеком? – угрюмо протянула я, а Беляна с наивной убежденностью ответила:
– На Купалу боги не сведут тебя с человеком, которого ты не сможешь полюбить.
Скоро впереди показался просторный луг и множество людей. Огромный костер Купалец сложили в центре, высокий, в два или три роста. На его вершине красовался шест с колесом и лошадиным черепом. Разноцветные ленты развевались на ветру, повязанные на колесе, так что Купалец видно было издалека. В нескольких шагах сложили ещё один костер поменьше – краду Ярилы, где на закате сожгут соломенную куклу, чтобы попрощаться с богом.
Хоть основная часть обрядов была рассчитана на молодых, тех, кто ещё не обрёл пару, но почтить богов, проститься с Ярилой и пройти ритуалы очищения полагалось каждому. Подруга правильно поступила, что позвала меня. Ведь если бы я пропустила праздник, селяне бы только уверились в моей связи с нечистью.
С букетами в руках мы опустились в траву и принялись плести венки. Здесь же неподалеку сидели и ещё несколько девушек. Я постаралась загнать свои страхи поглубже и приветливо поздоровалась с каждой, кто поднял на меня взгляд. Лишь немногие ответили сдержанным кивком, остальные же демонстративно отвернулись. Кольнула обида, однако показывать ее я не собиралась.
В венок для Ярилы я вплела розовую гвоздику, василёк, зверобой и пушистые метёлки вейника. Он получился ярким, многоцветным – богу молодого Солнца точно понравится. Беляна выбрала для своего венка только жёлтые цветы: одуванчики, зверобой и несколько крупных веточек пижмы.
Вместе мы понести венки к деревцу, установленному посреди поляны. Черноклен высотой в два человеческих роста уже был обвешан венками и обвязан лентами, а на месте его удерживали натянутые веревки. Под деревом стояла плетёная из соломы и веток кукла, разодетая в цветной наряд – символ Ярилы. К его ногам люди приносили праздничные блюда – блины, открытые пироги, кисели и брагу.
Я остановилась в нескольких шагах от черноклена, размахнулась и бросила венок. Он зацепился за ветку почти на самой верхушке.
Беляна улыбнулась мне:
– Добрый знак, – а потом сама подбросила венок.
После я распустила одну из вплетенных в косы лент и повязала ее на нижней ветке дерева. Каждая девочка, девушка и женщина могла оставить здесь по ленте или кусочку ткани. Так что и ветки, и даже веревки, удерживающие дерево, пестрели разноцветными, развевающимися на ветру лоскутами.
Закончили мы как раз вовремя: старейшина, который снова подменял сегодня волхва, застучал в барабан, созывая всех к капищу. Люди потянулись к восточному входу в круг богов, но на капище пока не вступали: следовало дождаться возжигания Живого огня.
Внушительных размеров серые от времени чуры богов возвышались над частоколом. Все они были обращены лицами к восходу и составляли внутренний круг. А между ограждением и кругом богов стоял жертвенный камень. Старейшина первым вошёл на капище через массивные резные ворота без дверей, опустился на колени у камня и принялся складывать костер. Установилась полнейшая тишина, когда он начал высекать Живой огонь трением. Селяне наблюдали затаив дыхание. Если Живой огонь так и не получится развести – жди беды.
Доброгосту потребовалось больше времени, чем волхву Рябине, но в конце концов трут задымился, крохотный огонек показался из-под сухого мха. Медленно он принялся за солому и щепу, а потом вдруг ярко вспыхнул, и дым потянулся к полуденному солнцу. Старейшина поднялся с колен и вскинул вверх обе руки. За ним немедленно повторили остальные, и тихое напряжённое ожидание сменилось оглушительным ликованием.
Теперь старец взял густой пучок сухой полыни, подержал над огнем, пока трава не начала тлеть, встал на воротах и затянул песню. По одному люди потянулись на капище, и каждого вошедшего старейшина окуривал дымом тлеющей полыни, очищая от всего недоброго.
Когда подошла моя очередь, не пойми откуда взялось волнение. Я замялась на миг перед входом, подумала: вдруг не смогу зайти? Вдруг общение с Лихо наложило темный след, и боги сочтут меня недостойной своей милости, а все вокруг убедятся, что я и есть колдунья?
Страшно было, но я заставила себя проглотить страх. Сжала края рубахи в кулаках и ступила к воротам.
Терпкий непрозрачный дым окутал меня, забрался внутрь и заскреб горло. Я зажмурилась, сделала ещё шаг.
Открыв глаза, заметила направленные ко мне в ожидании взгляды. Люди тоже гадали, смогу ли я пройти. Но боги не видели во мне ничего дурного.
Я тихонько выдохнула и положила на жертвенный камень травы – полынь, зверобой и крапиву. На рассвете все эти травы бросят в воду во время купания, чтобы прогнать нечисть и снять порчу. После, проговаривая про себя слова благодарности, я прошла по всему кругу богов, дотронулась до каждого идола, вгляделась в их суровые неподвижные лица. Вот хмурый Перун с длинной бородой и громовым мечом, Макошь со снопом колосьев в руках, старец-Велес с посохом и медвежьей шкурой. Их лики были вырезаны высоко, у самых вершин деревянных столбов, и никогда не удавалось заглянуть им в глаза. Люди могли лишь скромно топтаться у их ног.
Выйдя с капища через западные ворота, я поискала глазами Беляну.
– Ты иди, веселись с остальными, а у меня дело есть.
Девушка нахмурилась, проследила за моим взглядом. А глядела я на людей, которые покидали капище.
– Ты что же, задумала за народом проследить? Хочешь понять, кто не явится на празднование, и обвинить в колдовстве?
– Я никого не хочу обвинять, но проследить не мешает.
– Огниша, – нравоучительно протянула подруга. – Погляди, вон их сколько. А знаешь, сколько больных в селе, и стариков, которые ходить не могут? Их тоже подозревать будешь?
– Знаю, – кивнула я. – Как закончится обряд, снова найду тебя. Честное слово!