Необитаемый Остров

После, как-то само собой получилось, что ночевать все вместе направились в лагерь Анны и Жени — спать на земле теперь опасались все, а в хижине все-таки пол был поднят на сваях. Не сказать, что Анна с Женей сильно радовались новым постояльцам, но чувства свои умело скрывали.

На следующее утро все двигались сонными мухами — никто еще не мог прийти в себя после внезапной смерти товарища по несчастью, но вернувшаяся после утреннего купания Анна всех расшевелила, надавав заданий — надо было и рыбы наловить, и сигнальный костер поддерживать, и бамбука заготовить. По решению Анны, озвученного с общего молчаливого согласия, было принято решение строить еще одну хижину — так как наличествующая для пятерых была тесновата.

Анну, когда она давала указания, из новоприбывших никто не перебивал — Антон до сих пор выглядел слегка растерянно — видимо испытывая шок после того, как при нем умер Георгий, Ольга была спокойна и покладиста, а вот Ника смотрела на мать вскользь, не глядя в глаза, — стараясь подчеркнуть вынужденность временной зависимости.

Женя тоже по большей части молчал, — держась в тени Анны, — но вставил несколько дельных комментариев — по поводу сигнального костра на оставленном пляже. После некоторого обсуждения его слов было принято решение организовать лагерь на противоположном берегу острова. Там, где был старый, только ближе — на пляже у самого утеса выложить на песке еще одну надпись «SOS», и продолжать поддерживать на берегу сигнальный костер.

После встряски, связанной со смертью Георгия, жизнь невольных заложников острова потекла несколько вяло, по накатанной — даже Ника, несмотря на бушующую у нее внутри жажду протеста, внешне сохраняла спокойствие и практически ни с кем не пререкалась, выполняя всю требуемую от нее работу. А такой оказалось неожиданно много — один только процесс добычи и приготовления пиши на пятерых занимал достаточно времени — с учетом того, что Женя с Антоном были заняты постройкой второй хижины.

Когда новый дом достраивался, Вероника сохраняла невозмутимость, но внутри нее угнездилась червоточина беспокойства — как решат разместиться после появления второго дома. Ее мать до этого ночевала вместе с Женей, Ольге по возрасту подходил Антон, к тому же Ника видела, как он теперь засматривается на ее толстую жопу, а вот самой Нике при подобном раскладе предстояло быть лишней… Но разрешилось все неожиданно — Анна как само собой разумеющееся разделила дома на женский и мужской — мысль, которая почему-то озабоченной Нике в голову даже не приходила.

После постройки второй хижины быт как-то наладился, шок после близкой смерти прошел и жизнь вернулась в привычную колею — лишь с тем изменением, что ночевали теперь все время вместе, в одном лагере. Дни же проводили раздельно — как минимум двое почти постоянно были на другой стороне острова, поддерживая сигнальный костер только в одном месте.

В очередной из дней, после завтрака к сигнальному костру направились Анна с Женей. Как-то так получилось, что вереница событий с переселением и с устройством быта лагеря на пятерых человек захватила их обоих достаточно сильно — сегодня был первый раз, когда они остались по-настоящему наедине.

Обычно у костра дежурила Ника, или Ольга — но вчера вечером инициатором дежурства выступила Анна, безапелляционно озвучившая за общим ужином план на следующий день, себе с Женей вменив в обязанности поход на пляж другого берега.

— Хоть отдохну немного, — добавила она напоследок. Не то, чтобы Анна сильно перетруждалась — но неожиданно именно она оказалась в роли главы небольшой группы робинзонов, и хотела просто расслабиться и позагорать, понежившись на солнышке — все же отпуск, как-никак.

Шагая рядом с ней по лесу, неся полотенца, острогу с ластами и запас еды, Женя раздумывал, как себя вести с Анной. После того, как окрик Ники вырвал их из объятий друг друга, у него по сути не было времени и возможности поговорить с девушкой — она же вела себя так, как будто между ними ничего не было, сохраняя дистанцию. Вот и сейчас, пока они шли к пляжу, Анна разговаривала с ним на отвлеченные темы, делая вид что не замечает его состояния. Вскоре спутники вышли на пляж и пробежав несколько шагов по мягкому песку, Анна бросила полотенце и подняв сплетенные руки, вытянулась, будто стремясь поближе к солнцу.

— Ну что, давай поработаем? — развернувшись на пятке, обернулась она к Жене.

Он же, даже прикусив губу от волнения, подошел к ней и остановился рядом.

— Ань… тогда, на пляже — ты и я, это было только на один раз?

Анна посерьезнела и опустила руки, неожиданно сделав шаг вперед, оказавшись так близко, что Женя почувствовал ее дыхание на своем лице.

— Дурак ты, — едва слышно прошептала Анна, и тут же закрыла губы Жени поцелуем.

— Подожди, — отстранилась она от парня через минуту, безуспешно пытаясь убрать его руки. — Давай хотя бы костер для начала разожжем! — произнесла Анна, еще более отстраняясь.

Костер они, конечно, разожгли. Только не сразу.

После, вдоволь насладившись друг другом и накупавшись, они лежали на песке и разговаривали. Анна неожиданно легко рассказывала парню о своей жизни, о проблемах, которые ей сейчас казались несущественными. Говорила о том, что вероятнее всего на работу больше не вернется — после резонанса, вызванного злополучным видео с Никой ей было откровенно неприятно болезненное внимание коллег. И кроме этого, сказала Анна — на фоне внимания городских репортеров к ней наверняка всплывет еще кое-что: как оказалось, когда она везла ночью Нику домой, ее остановила дорожная полиция и теперь Анне предстоял суд — у нее обнаружили алкоголь в крови — тот самый стакан виски, выпитый вечером, дал о себе знать.

— Так что сам понимаешь, после суда по лишению — он кстати уже состояться должен был, меня заклюют. Так-то не факт, что резонанс был бы по этому поводу — но сам понимаешь, если мы домой вернемся, тема по новой всплывет…

— Что делать будешь? — повернулся набок и приподнялся на локте Женя.

— Не знаю, — легко пожала Анна плечами, и коротко глянув в глаза парню, вернулась взглядом к подернутому перьями облаков небу: — Поживу пока, а там видно будет. Может перееду…

— Я тебя люблю.

Анна вздрогнула, прервавшись и замолчала, по-прежнему глядя в небо.

— Я хочу, чтобы ты это знала. И когда мы вернемся в Россию, я сделаю все, чтобы максимально быстро встать на ноги — и после этого надеюсь у меня будет возможность предложить тебе выйти за меня замуж.

На Женю Анна не смотрела, прикусив губу, но после долгой паузы повернулась к нему.

— Жень. Это влюбленность.

Он ничего не говорил — просто смотрел в кристально чистые зеленые глаза, ярко выделявшиеся своим удивительным светом на загорелом лице Анны.

— Я старая уже для тебя. Ну подумай сам, у нас разница больше десяти лет, — отвернувшись, покачала она головой и снова откинулась затылком на подушку из песка, глядя на небо.

Он молчал, продолжая стараться найти взглядом ее глаза.

— Жень, на свете много хороших девушек, и я уверена, ты найдешь себе хорошую жену, и…

— Ань, помнишь ты сама говорила о том, что мои суждения кажутся тебе несоответствующими моему возрасту? — ровным тоном перебил ее Женя.

— Помню, — кивнула Анна.

— Помнишь, я говорил тебе, что прежде чем что-то сказать, я стараюсь подумать об этом?

— Помню, — одними губами произнесла Анна.

— Так что поверь, я думал об этом не раз, и не два.

— Жень, ты сейчас веришь сам себе. Но подумай — я с каждым годом буду становиться все старше.

— То есть ты допускаешь, что через десять лет ты запустишь себя до такого состояния, что станешь непривлекательной?

— Нет конечно! — вскинулась Анна, которая следила за собой, своим здоровьем и планировала сохранять красоту как можно дольше. И тут же поняла, что невольно подыграла Жене.

— Конечно нет, — повторил ее слова Женя, и добавил: — А молодой муж будет для тебя лишним стимулом…

Анна не ответила, а Женя, сохраняя внешнюю невозмутимость, внутренне напрягся.