Цветок вампира - аконит

Я вздохнула, когда Ник пальцами прикоснулся к моей руке. Она оказалась настолько холодной, будто Каримов только вернулся в класс с улицы. Я посмотрела на него и Ник кивнул в сторону стола, призывая обратить внимание на то, что находилось на нём. Между нами оказалась аккуратно сложенная в четыре раза записка. Осторожно подобрав её, я убрала руки под партой и медленно развернула, стараясь не привлекать внимание учителя. На бумаге аккуратным почерком было написано три слова:

Н: «Ты в порядке?»

Достав из пенала карандаш, я прижала лист в ноге двумя пальцами, стараясь натянуть бумагу, и нацарапала первое, что пришло в голову:

А: «Да. Давно ты знаешь о них?»

Я свернула записку и передала её Никите под партой. Прочитав сообщение, лицо Каримова помрачнело. Какое-то время он сидел, смотря на лист, и вертел в руке ручку, точно не зная, как лучше ответить. Вскоре я увидела, как он пишет ответ, но не смогла рассмотреть слов раньше, чем лист вернулся.

Н: «Давно. Вернее сказать, всегда знал».

Ответ показался мне странный и до жути лаконичным. И почему все в этом городе предпочитали короткие обрывки фраз вместо того, чтобы объяснить нормально? Раздосадованная, я потянулась пальцами к шее, как вдруг наткнулась на пластырь. Слова Ника эхом отозвались у меня в голове, невольно возвращаясь ко вчерашнему дню, а именно к машине, где мы поцеловались. Я только узнала о существовании вампиров и то, как Никита даже не смог оставаться рядом со мной в машине, пока я не обработала рану, навело на определённые мысли. Этого просто не могло быть. Не мог же каждый второй в Ксертони быть вампиром, я брежу. Бывает, заметишь на улице какую-нибудь деталь, которую раньше не замечал, и она преследует тебя везде. Также, должно быть, и с вампирами: раз узнав об их существовании, начинаешь подозревать всех вокруг. Но что если это не паранойя, а внутренний голос предостерегает меня?

Обратившись к последним крупицам здравого рассудка, я решила спросить. Если Каримов знал тайну семьи Смирновы, то мой вопрос мог ему также показаться предусмотрительным и нормальным. Или бы он решил, что я медленно схожу с ума. Выбирать было не из чего, и я пошла на риск, осторожно выведя на бумаге вопрос. Формулировку приходилось выбирать осторожно на случай, если к кому-то ещё в руки попадёт записка. Оставалось понадеяться, что Ник поймёт.

А: «Ты тоже?»

Он ответил немедля и вернул мне сил, внимательно наблюдая за реакцией. Боясь узнать правду, я медлила, не решаясь развернуть записку. Не знаю, какой ответ мог меня обрадовать или же хотя бы обнадёживать. Возможность, что Ник окажется таким же созданием ночи из недобрых сказок, казалась мне ужасающей своей неизвестностью. С другой же стороны, он всегда был ко мне так добр и нравился по-настоящему. С Никитой всегда было легко и комфортно. Я вспомнила очаровательные ямочки, которые проступали на его щеках каждый раз, стоило ему улыбнуться и на душе стало тепло. Потерять такого человека, казалось чем-то пугающим, чем-то неправильным. Раскрыв передо мной секрет, захочет ли он быть со мной? Что, если хрупкий мост, возведённым между нашими душами вчера, мог рухнуть? Об этом мне стоило задуматься прежде, чем задать вопрос, но время нельзя было повернуть вспять. Я развернула записку на столе.

Н: «Я тоже. Но я другой».

Теперь лист лежал между нами, и мы писали продолжение непрерывно, точно медлить больше было нельзя:

А: «Мне стоит бояться?»

Н: «Их? Безусловно».

А: «А тебя?»

Н: «Нет».

Написав короткий ответ, Ник положил ручку и протянул по столу ко мне навстречу раскрытую ладонь. Он оставлял выбор за мной. Смотря на эти золотистые волосы и умоляющие глаза, я не могла поверить, что Никита когда-либо бы пожелал мне зла. Всё внутри меня тянулось к нему, точно бабочка к свету, ища спасительное тепло. Скользкое предостережение, что я ничего не знаю об этих существах, ещё всплывало в сознании, но я была готова рискнуть. Я вложила в его ладонь свою, и Никита улыбнулся, следом прошептав:

— Спасибо.

Когда прозвенел звонок, мы с Ником вместе вышли из класса, держась за руки. Любопытные взгляды преследовали нас, пока Каримов провожал до кабинета в другом крыле. Особенно было заметно удивление Татьяны: стоило нам показаться перед кабинетом биологии, как она, сидя у стены, отвлеклась от конспекта и выражение на её лицо не скрывало искреннего удивления, смешанного с чем-то ещё. Её взгляд блуждал с моего лица на лицо Ника, и я даже громко поздоровалась, надеясь хоть немного смутить одноклассницу, но не тут-то было. Татьяна лишь холодно поприветствовала нас в ответ и с удвоенным интересом принялась изучать содержимое тетради, словно видела его в первый раз.

Никита попрощался со мной у двери, поцеловав в щеку. Стоило ему отпустить мою руку, как эндорфины точно последовали за ним по пятам, растворяя в воздухе все те прекрасные ощущения, что сопровождали нас по пути до класса. Словно вместе с ним уходила и часть сердце, навсегда теперь принадлежащая ему одному. Какая же влюблённость странная штука: окажется человек с тобой рядом и всё внутри начинает трепетать, а мысли виться вокруг него одного, превращая оставшийся мир в незначительный белый шум. Стоит же ему уйти, как ни одна фибра души не дрогает. Когда я читала книги о любви, мне всегда казалось, что это чувство постоянно. Преследует тебя, куда бы ни пошёл, напоминая мелочами о возлюбленном и заставляя искать его лицо среди толпы. У меня всё было не так, точно оттенок доступной влюблённости разнился от той, что использовали кисти великих художников.

Класс оказался наполовину заполнен, когда я прошла внутрь. Соседское место пустовало и, даже зная наверняка, что Эдуард и сегодня не покажется в школе, мне по-своему стало грустно. Я была готова молится всем богам, имена которых была способна отыскать в памяти, лишь бы не корпеть над очередной лабораторной в одиночку.

И мои молитвы были услышаны. В классе раздался звонкий лязг шпилек Дианы, которую, признаться, я раньше никогда не замечала на уроке. Оно и немудрено, ведь всё же я сидела за первой партой. К удивлению, одноклассница подошла к учителю и чуть нагнувшись к нему ближе, продемонстрировала белоснежную улыбку и тихо что-то прошептала, после чего преподаватель мягко отозвался и одобрительно кивнул. Диана казалась довольной итогом короткого разговора и направилась прямо к моему столу, отодвинула стул брата и села.

— Я подумала, что тебе не помешает напарница, пока Эдуард отсутствует, — сказала Диана и принялась доставать тетрадь из сумки.

— Да, было бы здорово. Что у нас сегодня, ты не знаешь?

Диана кивнула на доску и там оказалась округлым подчерком выведенная мелом надпись на самом верху: «Анализ и оценка различных гипотез происхождения человека».

— Ох, — произнесла я разочарованно: — Придётся много читать и выписывать.

— Да ладно тебе, — Диана махнула рукой, после чего подняла со стола в учебник и заглянув сначала в оглавление, быстро нашла нужную тему: — Здесь всего три страницы. Дольше будет таблицу чертить.

Придвинувшись к ней поближе, я посмотрела в учебник и облегчённо выдохнула.

Когда прозвенел звонок на урок, учитель поднялся и закрыл дверь в кабинет. После этого встав у доски, он вслух произнёс тему лабораторной и объяснил, чего от нас ожидает, расчерчивая примерную таблицу. В ней оказалось девять имён, а значит, именно столько теорий нам и предстояло найти в учебнике. Каждый ученик должен был выбрать одну из наиболее близких для себя и объяснить, в формате короткого сочинения, почему она кажется наиболее логичной и подходящей.

Диана настояла на том, чтобы она искала нужную информацию в виде годов жизни составителя, а я заносила их в таблицу. Слаженно работая, мы быстро внесли в колонки все цифры, после чего Диана принялась вслух надиктовывать теории.

— Вот эта мне кончено нравится, — сказала Диана чуть улыбаясь и принялась цитировать: — «Человек – единоутробный родственник, брат всему на Земле живущему, не только зверю, птице, рыбе…, но и растению, грибу… Паче всего сходственность человека примечательно с животными».