Страница 7 из 26
Я трясу головой и отвожу глаза.
— И поэтому я подумала, что тебе… тебе просто следует знать.
Боги, какой же абсурд. Так никуда не годится. Я вовсе собой не довольна.
Почему я не могу просто сказать ему то, что должна?
Я осмеливаюсь взглянуть на Сина еще раз и вижу, как он проводит рукой по волосам, а потом сужает на мне взгляд. К нему возвращается лукавство.
— Хочешь сказать, ты приехала, чтобы просто рассказать мне об этом? Нет, Роми, тут что-то не так. Джас мог бы с тем же успехом сказать мне то же самое. Чего ты хочешь на самом деле?
Ну надо же, какой догадливый. Разве все красавцы не должны быть немного туповаты?
Но Син никогда не был глупым, не стоило об этом забывать.
Проклятье.
Я набираю в грудь воздуха и думаю лишь о том, что от следующих моих слов будет зависеть счастье дедушки в его последние дни на земле.
— Синклер, я… я подумала, что, учитывая обстоятельства, нам следует провести этот Хон Галан вместе. Ты поедешь со мной Горф-нест?
Дело сделано, ура! Я всё-таки смогла произнести вслух. Молодец, Романия!
Теперь осталась самая малость — услышать его ответ. Но ответа не следует… Вместо этого Син таращится на меня во все глаза. Признаться, я ожидала вовсе не этого. Мне казалось, что он должен рассмеяться или что-нибудь в этом духе. Как в таких случаях поступают мерзавцы?
Секунды идут. Тишина становится неловкой. Во мне поднимается паника. Ну, Синклер… Если он заставит меня повторяться, этот день закончится убийством! Его убийством.
Но Син наконец-то приходит в себя и наклоняет голову набок, а потом произносит:
— Погоди-ка… А зачем нам ехать в Горф-нест вместе? Какой в этом смысл?
Ой-ой…
— Эм… а разве Джас тебе не рассказывал? — я как можно наивнее хлопаю глазами.
— Что он должен был мне рассказать?
Хочется провалиться сквозь землю. Разговор идет вовсе не так, как я планировала. Син не должен был задавать вопросы, он должен был просто ответить «да» или «нет».
— Кхм-кхм, — я пытаюсь подобрать слова. — Мне казалось, Джас поставил тебя в известность, что мы… мы никогда не говорили дедушке… о нас с тобой...
Мой голос затихает. Я даю себе мысленный подзатыльник за то, что не могу завершить свою мысль.
Брови Синклера взлетают наверх.
— То есть, ты не сказала дедушке, что обвинила меня в неверности и отказалась выслушать?
Возмущение вспыхивает, и я подаюсь вперед.
— Я не собираюсь спорить об этом сейчас! — шиплю я на Сина. — Мы уже давно сказали друг другу всё, что думаем по этому поводу. Но если у тебя хватает наглости врать мне даже в такую минуту, я лучше уйду!
И я почти исполняю угрозу, разворачиваясь на пятках, но Синклер меня останавливает.
— Роми, стой!
Я замираю на месте. Стою, как он и просит. Но все еще отказываюсь смотреть в его красивые, но такие лживые глаза.
И всё же стоит воздать хвалу небесам за то, что Син меня остановил. Не знаю, как бы мне самой удалось это сделать. И как бы я заставила его согласиться поехать в Горф-нест, если бы ушла сейчас.
Я не должна была поддаваться эмоциям. Но еще один спор о Мелиссе — это выше моих сил.
Сделав глубокий вдох, я всё-таки поворачиваюсь к Синклеру.
— Ты права, Роми, — печально вздыхает он. — Споры сейчас неуместны. И всё-таки, почему ты не рассказала дедушке о нас?
Я отвожу взгляд в сторону и смотрю на широкое кресло, стоящее у камина… Стараюсь не вспоминать, как отдавалась мужу в этом самом кресле.
На самом деле, мы делали это везде. В этой комнате нет поверхности, которую мы бы не использовали во время медового месяца. И, будь я проклята, но даже сейчас, когда я едва могу его выносить, мне хочется сделать это снова. Отдаться Сину в кресле, на кровати, на подоконнике или опираясь каменные стенки камина.
Слишком сложно сопротивляться реакции собственного тела, которое истосковалось по мужчине. По этому конкретному мужчине, есть быть точнее. В конце концов, я всего лишь женщина, а Син… он всё еще великолепен.
Я откашливаюсь и заставляю свои мысли вернуться в более достойное русло.
— Здоровье дедушки давно вызывало опасение. Мама попросила меня молчать о нас с тобой, чтобы не обременять его такими… неприятными новостями.
Это я могу сказать с чистой совестью, потому что это правда.
Губы Сина трогает невеселая улыбка.
— Значит, твой дедушка до сих пор не в курсе, что мы расстались?
— Верно.
— Вот почему ты здесь? Хочешь, чтобы мы сделали вид, что всё еще влюблены?
— Нет!
Протест вылетает раньше, чем я успеваю подумать. Конечно, Син правильно разгадал наш с мамой замысел, но эти его слова… Сделали вид, что мы всё еще влюблены.
Это вызывает во мне жгучую злость. Син явно насмехается надо мной. Это я была влюблена в него — безумно, на грани помешательства, а он…
Он никогда меня не любил. Он просто использовал меня, как средство достижения цели. Ему нужно было жениться и получить наследника, чтобы упрочить положение. И подвернулась я — грифоница-аристократка с приличным приданым, безупречной репутацией и хорошими манерами. Не то что эта проклятая Мелисса…
Ее репутация всегда оставляла желать лучшего, но для любви он всё равно выбрал ее. И я не позволю ему делать вид, что это не так. Не разрешу притворяться, что он тоже меня любил. Пусть врет о чем угодно, но только не об этом.
Но мой ответ был слишком быстрым, и теперь мне снова нужно восстановить контроль — и над своими чувствами, и над нашим разговором.
— Я всего лишь хочу, чтобы ты вместе со мной прибыл в Горф-нест, — говорю я после очередного вздоха. — Мы поулыбаемся друг другу за обедами и ужинами, а потом разойдемся. Изображение горячей любви не входит в сделку.
Син медлит, прежде чем ответить:
— Если это пойдет на пользу твоему дедушке, я, конечно, согласен, но…
Его ухмылка становится шире. Теперь он выглядит не как дракон, а как лис, задумавший шалость.
Мое сердце пропускает удар. В горле пересохло.
— Но? — уточняю я.
— Вопрос в том, что ты дашь мне взамен, Романия. Ты же сама назвала это сделкой.
Я задыхаюсь от возмущения. Он еще и торгуется?! Какой же он всё-таки наглый, жестокий и беспринципный…
Нужно успокоиться. На кону счастье дедушки, нельзя про это забывать.
— И что ты хочешь взамен? — мой голос похож на мышиный писк.
Синклер снова, — с победным видом, — скрещивает руки на груди, не обращая внимание на полотенце, которое дергается, готовое устроить побег и обнажить его тело полностью.
О Боги… Мой муж — негодяй. Всегда им был и всегда останется.
— Услугу за услугу, Роми. Это было бы честно, не так ли? Я сыграю любящего мужа, но у меня есть два условия…
— Какие?
Нет сил указывать на то, что сделка вовсе не выглядит честной, если условия целых два в обмен на одну мою просьбу. Но мне просто хочется, чтобы всё это поскорее закончилось.
Я боюсь с желанием закатить глаза, пока Синклер наслаждается произведенным эффектом. Ничего-ничего… Пусть думает, что победил.
— Во-первых, — он театрально машет рукой, — ты пойдешь со мной на главный имперский бал и притворишься, что мы никогда не расставались…
— Отлично, я согласна!
Посещение бала — не такая уж большая цена.
— А какое второе условие?
Если я думала, что до этого он был доволен собой, то ошибалась. Потому что теперь на его лице сияет чистое, ничем не прикрытое удовольствие. Полнейший триумф.
И он наглеет настолько, что делает шаг мне навстречу в попытке оказаться ближе. Но если это случится, я окончательно пропаду. Поэтому я отпрыгиваю, словно уворачиваясь от раскаленной кочерги.
Сина это не трогает. Не стирает торжествующей улыбки.
Я пячусь назад, а он наступает, пока не оказывается от меня в двух шагах. Меня окутывает запах елового мыла, согревает жар его кожи… Колени дрожат. Приходится опереться рукой на комод, который очень кстати оказался поблизости. Это дало мне понять, что я уже почти достигла стены и дальше пятиться некуда — только лезть на стены или выпрыгнуть в окно.