Страница 41 из 54
В принципе, бархатная обивка и подушки каретного салона были вполне удобны, анжуйское в меру прохладно, сидящая напротив нас моя камеристка Мирабелла — существо милое, голубоглазое и абсолютно неболтливое, своевременно наполняло бокалы, продолжать шпионско-трудовую деятельность вполне можно. Прислуга — камеристка 32-го уровня, кучер, двое лакеев на запятках — получили свою часть магии «Верного сердца» и теперь преданы мне по гроб жизни. Муж обожает, скачущие за каретой вооруженные до зубов орки-гайдуки настороже и бдят неустанно. Да справлюсь я с этой рессорной качкой. Просто отвлечься нужно, о предстоящем деле подумать.
— Розин, душа моя, ты бледна, — супруг трепетно поцеловал мое запястье сквозь перчатку. — Еще бокал?
— Половинку, — согласилась я.
Мирабелла наполнила высокий хрустальный бокал, муж перехватил, считая долгом поднести лично. Не знаю, был ли он столь куртуазен до воздействия артефакта, но сейчас ведет себя в высшей мере достойно.
Нынешний мой муж оказался не юн, зрелый такой мужчина, с благородной сединой на висках, профилем хорошо откормленного, опытного и хищного ястреба. Взгляд жгучий, откровенно страдальческий. Да, шпионская жизнь полна парадоксов: имеем артефактно-законный брак, а с первой брачной ночью не сложилось. До темноты должны до места добраться, а там тонкая дипломатическая интрига, напряженное ожидание Грязного Гарри, который, возможно, еще и не придет. Никакой личной жизни.
Анжуйское приятно освежало горло, взгляд супруга согревал. Похоже, он сейчас бархатку на моем горле прямо зубами скусит. Темпераментен граф, невзирая на возраст. Собственно, отчего ему не алкать, раз я вполне себе ничего?
На взгляд мне было лет двадцать пять и я опять была блондинкой. В хорошем смысле этого слова: не крашеной, натуральной, с высокой прической темно-золотых локонов, несколько прядей не без игривости выпущены на лоб. Насышенно-темные, кровавые рубины моих украшений безупречно гармонируют с пышным платьем цвета авантюрина. Платье весьма открывает плечи, внизу оно обильно, шелка хватило бы на парусное вооружение баркентины и бригантины, не знаю уж как правильно, нужно будет у Ритули уточнить, она неожиданно сведуща в морских делах.
Граф рискует облобызать мое второе запястье, сдвигает носом браслеты. Кружевная защита перчатки не способна отразить жар его губ.
— Ваше Сиятельство, вы так огнеметны… — шепчу я.
— А? — он вскидывает безумный от страсти взгляд.
— Дорогой, мы здесь не одни, — пытаюсь я отрезвить супруга, но не очень настойчиво. В конце концов, аристократы — тоже люди, нельзя же их категорически и безоговорочно отторгать по чисто сословному признаку.
Он не сводит взгляда с моих вишневых полных губ, и, кажется, не понимает слов. О, этот взгляд отчаянного воина и безумного поэта.
Ненавижу мужчин, особенно вконец шалеющих, да еще в таком не юном возрасте. Но чуть-чуть лестно. Кстати, некоторым аристократам идет седина. Тронутые снегом мудрости виски и брови, борода… ненавижу бороды, но эта аккуратная короткая, благородная…
Мои пальцы, обтянутые кружевом перчаток, трогают густую и тщательно выхоленную поросль на щеке супруга. Если подстригать благородную шерсть вот так, из поколения в поколение, триста лет подряд, она превратится в столь живое и шелковистое серебро. Это я в «Шесть соток» читала. Там про газон речь шла, но принцип тот же.
Что-то слегка ударило мне в голову анжуйское. Супруг пьян от иного — те градусы страсти выше. На мою несчастную камеристку Его Светлость не смотрит, но преисполняется к ней ненависти, кажется, девушка рискует вылететь на дорогу.
— Как вы жестоки, дорогой, — шепчу я, и указываю Мирабелле своим тяжелым веером на окно.
Послушная девушка немедля принимается изучать лесной пейзаж за окном.
У графа де’Рояль действительно жутко раскаленные губы. Не будь я предварительно так разогрета вином, могла бы получить ожог. Святой ИИ, да какой он нетерпеливый⁈ Наш поцелуй долог и глубок, я сжимаю приятно колющийся подбородок мужа, не отпускаю, позволяя искушать меня. Ну, или наоборот…
Да, дальше… в смысле, ниже. Его Светлости сначала мешает бархотка с подвеской-камеей, потом мое колье. Но мой супруг опытен, мыслит абсолютно верно, губы и щекотка бороды добираются до ложбинки между моими грудями. Да, там есть что лобзать и чем восхищаться…
В аристократическом стиле жизни скрыты свои достоинства. Но в этом стиле возмутительно не хватает застежек-молний.
Но мне нравится логика действий. На пол кареты мой ястробиноликий муж уходит одним решительным рывком, как и подобает хищнику. Юбки… легкий шелк, тяжелый шелк, крахмальный нижний слой, и еще немного крахмального… Чулки цвета аделаиды. Я не проявляю жестокосердечия и упираюсь каблучком лакированной альмандиновой туфельки о подушку дивана на противоположной стороне — так Его Светлости будет удобнее…
О!
Надеюсь, супругу удобно. Мне — весьма. Я откидываю голову на подголовник, оберегая прическу. Поцелуи супруга переходят в иное качество. Ах, этот язык высшего общества, равно гордо и изысканно звучащий на поле битвы и при чтении сонетов. Да ерунда те сонеты, вот истинная поэзия…
О, да!
Его Светлость ведет партию все страстней. Безустанно стучат копыта лошадей по лесной дороге, раскачивается карета, но я уже не уверена, на рессорах ли покачивается мое тело. В любом случае это совершенно иное дело, мой вестибулярный аппарат не выказывает ни малейших претензий, я вообще уже не уверена, где я…
О да, да!
Мне слегка душно и томно. Массаж помогает лишь частично: напрягшаяся тугая плоть бюста дерзко пытается вырваться из ладоней и декольте. Святой ИИ, да эти упрямые полушария вообще не утихомирить! Но супруг заботится обо мне, заботится, и опять заботится…
О да, да, да!
Мой язык безо всякой осознанной необходимости выползает из вишневых губ. Ах, я же графиня, нельзя же быть столь неуправляемой. Благо, воспитанная Мирабелла все еще разглядывает лес, наполняя мой бокал исключительно ощупью. Но подавая прохладный хрусталь, она все же вынуждена бросить взгляд на свою госпожу.
Да, именно этого мне не хватало: глотка анжуйского и капельки отчаянной зависти в голубых глазах служанки.
Едва пригубив, я, роняя бокал, упираюсь каблуками в диван и безмолвно и откровенно признаюсь супругу, что неравнодушна к виртуозным сонетам. Встречные рывки моего танцующего тела, короткое сквернословие… Судя по конвульсиям Его Светлости, по страстно сжавшим мои бедра рукам, по неистовству языка — внизу не остаются равнодушными.
Даааааааа!…
Его Светлость явился миру из плена юбок, вид у него столь неадекватный и счастливый, словно не анжуйского, а стакан самогона бахнул. Мирабелла торопливо вытирает платочком капли пролитого вина с дивана.
— Пожалуй, нам стоит остановиться и подышать свежим воздухом, — предложила я. — Не возражаешь, дорогой? Я бы была счастлива собрать букетик фиалок.
Закатный лес чудесен: лишь на вершинах буков горят косые лучи: они ярки, чисты и золотисто-оранжевы, подобны смеси анжуйского и истинно аристократических чувств. Под бдительной охраной верных гайдуков я собираю фиалки.
Какие, нафиг, фиалки среди буков⁈ Просто мне нужен свежий воздух, отдых от кареты и немножко полноценного расслабления.
Я отрываюсь от губ верного гайдука — в этой опции черты лица Бурого суровы, мужественны и исчерканы сабельными шрамами — и пытаюсь напомнить Серому:
— Платье… Только не помни. Мы на службе.
— Помню, госпожа Начальница. Великий ИИ, вот это чулочки! — стонет чувствительный орк, сжимая мои бедра и обдавая шею ароматом качественной зубной пасты…
Мы вернулись к карете, я с печалью сообщила, что фиалок — не сезон, и вообще пора ехать. Его Светлость заверил что в замке, в моей спальне будут ждать дюжины корзин роз. Ах, семейная жизнь, вечно она дает не то, на что ты рассчитываешь. Да и вообще вряд ли мы в замке до спальни доберемся. Не в том цель операции.