Страница 61 из 63
— Но, может, доктор не знал⁈ — неуверенно предположила она.
— Куда там! — немедленно отозвался Барк. — Он знак им какой-то рукой подал, так они ка-а-ак вдарят. Это когда он из меня не мог добиться, сколько же мне наследства оставили. А я-то и не знал, что говорить.
Илона откинулась в кресле и почувствовала что-то мокрое на щеке.
— А они давят и давят, и чую я, выложу сейчас им все как на духу. Этак-то я понимаю, что если не противиться, то и пораньше все выкладывали, а я не хотел, вот и держался. Но тяжко-то… и я стал им зубы заговаривать, мол, денег много, а что с ними делать, я не знаю, держу, дескать, в сундуке, но уже завтра на разговор с умным человеком пойду, чтоб научил меня, куда их… в банк или в дело какое или еще чего. Боюсь только, не сумел я по-господски это все обсказать.
— Ничего, Барк, не спугнул ты его, он не тревожится. Но каков негодяй! — возмутился дядюшка Фирц. — Даже меня чуть не провел на мякине. Когда он на том собрании мне боль в боку от старой раны убрал, мне, старому дураку, надо было насторожиться, а я уши-то развесил! Новая метода! Небось тоже магией лупили, только как-нибудь по хитрому, на всю толпу! Правда, бок через полчасика опять заболел…
— С боком вашим придете в лечебницу, — строго сказала Морин, — а как доктор снимал боль на собрании, разберемся потом. Подозреваю, никакой магии там нет, просто мощное словесное воздействие на умы. Вернемся к делу. Барк, вы сказали доктору Алитруэ, кто ваша тетка?
— Сказал, сказал, — подтвердил Барк. — Так что, господин Фирц, чую, будут ее дом сегодня дербанить. Уж очень он спрашивал у меня, как мне у тетки живется, а я говорю — хорошо живется, не обижает. Говорю, а сам боюсь ляпнуть что. Но ничего, он дальше говорит, мол, погрузиться надо в то, где мне хорошо, и описать теткин дом да комнату. Я нарочно говорю, что окна во двор, а тетка с другой стороны дома спит.
— Барк, ты большой молодец! — дядюшка Фирц улыбался так, будто тот клад и в самом деле существует, и вот-вот дастся ему в руки. — Подождите-ка, свистну своих молодцов, пусть у дома Нафепан ждут.
Илона почувствовала, что не может больше оставаться в комнате.
— Прошу прощения, если я вам не нужна, я подожду наверху. К тому же, скоро пора кормить Ларри.
С этими словами она ушла к себе.
Приложив Ларри к груди, она не выдержала и дала волю слезам. Не может быть такого! Не может! Они все ошибаются! В конце концов, разве Барк — какой-нибудь маститый специалист по магии? Нет, его дар совсем небольшой, Барк всего лишь способен чувствовать чары. Наверняка все дело в том, что у доктора — своя, особая методика, помогающая… да, помогающая пациенту раскрыть свою душу! В этом все дело. Поэтому Барку так плохо, ведь он сопротивлялся.
Илона продолжала убеждать себя, что не все еще потеряно, но когда Люси забрала малыша и унесла менять пеленки, Илона подошла к трюмо, оперлась на него руками и посмотрела заплаканному отражению в глаза:
— Леди Горналон, то есть, простите, госпожа Кларк, неужели вы все забыли? Обман самой себя может встать очень дорого, и не каждая может позволить себе такие траты. Вам, госпожа Кларк, самообман определенно не по карману.
Дождавшись, пока Люси уложит Ларри, она заперлась в ванной, еще немного поплакала, умылась и вышла в гостиную на втором этаже с книжкой. Но буквы прыгали перед глазами и отказывались складываться в слова. Что же будет сегодня ночью в доме госпожи Нафепан, где «остановился» лже-племянник? Ясно одно: сегодняшний вечер решит все, и ей нужна смелость, чтобы досмотреть эту драму до конца.
Наверное, она задремала, уронив книжку на колени. Проснулась уже глубокой ночью от того, что Морин осторожно трясла ее за плечо:
— Хочешь послушать, как все обернулось?
Разумеется, Илона хотела. Быстро приведя себя в порядок, она поспешила вниз; там на софе сидел заспанный Барк, уже скинувший элегантный сюртук и очень смущенный, но зато выглядел он гораздо бодрее. Дядюшка Фирц был чем-то доволен и напоминал кота, наевшегося сметаны. О… что за короб стоит на столе? Будто большая шкатулка.
Старый кваксер довольно потирал руки:
— Представьте, у него была парочка подручных, у нашего доктора, но Алитруэ был так любезен, что и сам с ними пошел. Не доверял, видать. Мои молодцы всех троих и взяли тепленькими. Подручных этих я знаю, доктор на месте нанимал: наши, шинтонские. Все мигом мне выложили, — дядюшка Фирц довольно улыбнулся. — А после поехали мы к этому доктору в дом. Хорошо обосновался, надолго, аж целый дом снял. Сестры эти там же живут, верней, жили.
— Вы их тоже взяли? — Илона сама удивилась, как бесстрастно прозвучал ее голос.
— А как же. Взяли и тут же растащили в стороны. Моим молодцам строго-настрого приказано вместе их не сводить. Вот, значит, взяли мы всех, а потом и в доме поискали, что там интересного есть. Поглядите-ка.
Жестом фокусника он вытащил ключик, повернул в замке «шкатулки» и откинул крышку. Внутри во множестве отделений располагались бумаги. Дядюшка Фирц вытащил один лист:
— Полюбуйтесь. Господин… кхм… страдает от вины из-за того, что спрятал часть отцовского наследства от младшего брата. Приписка: «где?» Или вот… мечтает уйти от мужа хоть какой ценой. И ниже рукой Алитруэ: «отписал в Сладкую жизнь», — он поднял глаза на Илону. — Это в Крисануре. Думаю, вы по названию заведения понимаете, какую сладкую жизнь собирался устроить бедняжке наш доктор.
— Он… он… — Илона не могла выговорить очевидный вывод.
— Да, он узнавал тайны горожан и использовал их к своему удовольствию. Представьте, когда все открылось, он попытался откупиться от меня этим архивом. Но я не имею привычки платить за то, что падает мне в руки даром. — Он подмигнул самым хулиганским образом. — Вот эту бумагу еще гляньте.
Дядюшка Фирц вынул из шкатулки лист и протянул Илоне.
«Госпожа Кларк. Очевидно леди. Скрывается. Вдова? Ребенок? Сыча в Брютон.» Хоть Илона и догадывалась, чье имя там увидит, сердце ухнуло в пятки, ноги подкосились, застучало в висках… Дядюшка Фирц знает!.. Это-то она давно подозревала. Правда, пока дядюшка Фирц ничего не от нее не потребовал… Но доктор Алитруэ и какой-то Сыч! Что делать? Что делать? Срочно писать матушке? Успеет ли письмо опередить гонца?
— Не беспокойтесь. Сыч — один из тех, кто пытался обокрасть «тетушку» Барка. Он пока никуда не ездил.
Илона кивнула. Лист в ее руках мелко дрожал.
— Госпожа Эббот, вам не кажется, что сегодня прохладно? — Морин со значением посмотрела на хозяйку дома.
Та помедлила, но Морин глянула на коробку с бумагами, и хозяйка дома мигом подхватилась:
— Конечно же, конечно, я разожгу камин.
Дядюшка Фирц издал протестующий звук, но госпожа Эббот так на него глянула, что тому осталось лишь тяжело вздохнуть.
Первой в огонь полетела бумага из рук Илоны.
Не прошло и четверти часа, как коробка опустела. Морин простучала стенки, чтобы убедиться — нигде больше ничего не запрятали.
— Дорогой мой, — госпожа Эббот, сладко улыбаясь, смотрела на дядюшку Фирца.
— А? — с самым невинным видом обернулся тот, да еще глазами непонимающе захлопал.
Улыбка госпожи Эббот стала еще шире и еще слаще. Мэтресса Скотт весело хмыкнула и прищурилась. Илона припомнила матушкино лицо «ироническое недоумение крайней степени» и стала третьей в этом милом кружке. Дядюшку Фирца они знали не первый день. Чтобы старый лис ничего не припрятал? Скорей Илона пристрастится к квакису.
Помявшись для виду, тот вытащил пачку бумаг из кармана и вздохнул:
— Ох, дамы, вы хуже разбойников.
— Да-да, дорогой, лишаем тебя последнего, я понимаю, — сочувственно кивнула госпожа Эббот.
Дядюшка Фирц бросил бумаги в огонь, но троица, мило улыбаясь, продолжала выжидательно смотреть. Бросив жалобный взгляд на даму сердца, старый кваксер достал из другого кармана три маленьких листочка и покорно отправил их следом.
Когда догорел последний клочок, госпожа Эббот хорошенько пошевелила золу, а Илона осмотрела дымоход, чтобы ни одна бумажка не убереглась.