Страница 14 из 35
Задумавшись, Броккен не глядя швырнул огрызок в чей-то двор. Собаки там не было, но хозяин разлаялся похлеще адской сторожевой. Беглецы прибавили шаг.
Расписание, приклеенное на бок старенькой деревянной остановки, покосившейся, будто к ней длительное время привязывали массивно-агрессивную псину, сообщало, что ближайший автобус до железнодорожной станции будет завтра утром, в 5-30. Он же единственный.
– Автобус раз в сутки?! – вопросил небеса недовольный Гербес. – Ещё и так поздно. Надо в полтретьего ночи. Я как раз люблю прогуляться в это время...
– Боишься, что тебя изнасилуют, а сам по ночам шляешься. В неблагополучном маргинальном районе. Есть над чем задуматься…
Гербес сумрачно посмотрел на Броккена.
– Я борюсь со своими страхами.
– Я огня боюсь, но не бросаюсь же головой в костёр. И что теперь делать?
– У тебя свечка есть?
– Нет. А что? – заинтересовался Броккен.
– Зажёг бы фитилёчек, сунул бы свой язычишко паскудный в пламенишко и заткнулся бы.
– Вряд ли это ускорит прибытие автобуса, даже если мы всю ночь простоим на остановке со свечками в руках.
– Свечки водителей не интересуют. Но стоит открыть банку пива с намерением скрасить ожидание, как тут же на горизонте показывается автобус, и именно тот, которого ты ждал. Пошли в бар “Золотая перчатка, которую надел Джек”. На стоянке шага негде ступить. Кто-то да едет в Новаском.
– Гляди, и гигантская улитка есть, – заметил Броккен. – И улитучер рядом с ней. Можно с неспешным ветерком добраться до Новаскома. И улиточный билет дёшево стоит.
– Это же заднеприводная улитка, Брокк. Посмотри на узор раковины. И раковина такая же фиолетовая. Заднеприводные очень своенравные. Помнишь, как мы на такой же из Ракком-сити удирали? Еле-еле заставили набрать приличную скорость. Нас даже тот старикан-зомбак едва не догнал на своей скрипучей инвалидной коляске. До сих пор с содроганием вспоминаю мерный визг коляски, его протянутые к нам полусгнившие руки и пустые глаза. Проклятье, как будто есть специальные инвалидные коляски для погони за жертвой на тот случай, если ты превратишься в зомби. А потом не могли эту рогатую заставить остановиться. Не, нафиг. Желательно на этом бы тоже не передвигаться на большие расстояния… да и на маленькие. – Гербес показал белую видавшую виды машину с красной окантовкой, похожую на толстую торпеду с гребным винтом. Сбоку к аппарату приделали неуклюжую коляску. – У меня нет доверия к машинам, которые выглядят, как гигантские тюбики зубной пасты…А к тем, кто их седлает, тем более нет.
В придорожном баре “Золотая перчатка, которую надел Джек” играла ныне забытая “Щенячья любовь” и хватало разнообразного народу. Хотя как забытая? В интернете никогда ничего не забывается окончательно. Интернет постоянно всем обо всём напоминает, даже о том, о чём ты никогда не знал и знать не хотел.
Автор мог бы описать крутую драчку, многое поведать о барах, так как является признанным бароведом в некоторых кругах, треугольниках и почётном пятиугольнике “Синусный коснус окосневший”, куда берут каждого третьего, но автор уже столько писал о барах и столько иронизировал над барами, что удивительно, как он вообще не спил… сался?!
Броккен заприметил синего тонконогого и тонкорукого типчика с треугольными наростами на голове, в красно-белых ботинках и белых перчатках. Типчик держал в руке бокал с пузырящимся коричневым напитком и общался с шаровидным толстяком в чёрных штанах, красной куртке и тоже белых перчатках. У толстяка были синие круглые очки без дужек, как бы вставленные в глаза, и длинные рыжие топорщащиеся усы, как у Рокфора, учуявшего сыр.
– И как отыскать тех, кто едет в Новаском? – спросил Броккен. – Вон, давай у них спросим. Вид у них вроде миролюбивый.
– Не дрейфь, брат, всё под контролем. Айда к стойке.
– Я и не дрейфлю, – пожал плечами Броккен.
Гербес подманил веснушчатого бармена пальцем и спросил:
– Есть такие, кто в Новаском собирается?
Бармен кивнул на синего типчика с усатым толстяком.
– А, чёрт! А ещё кто?
Бармен показал на парня в белом скафандре с весьма рельефной мускулатурой. Скафандр имел небольшой встроенный ранец и был перетянут крест-накрест синими подтяжками и синим поясом с чёрной кобурой на боку. Голову парню заменял земляной червяк исполинских размеров. Руки стягивали синие же перчатки.
Червяк сидел за столом, уперев одну руку до локтя в бедро, а другую положил на столешницу. Он зверски скалил зубы и пучил глаза, которые из-за маленьких разноцветных зрачков походили на глаза маньяка.
Компанию червю в скафандре составляли пузатая кружка пива и зелёный старик. Старик мирно храпел, положа руки на стол, а голову на руки. Кружка периодически подносилась ко рту. Старик периодически ворочал головой.
– Да они все тут выглядят, как психи! – сказал Гербес. – Нормальных-то нет?
Неразговорчивый бармен покачал головой.
– И питают слабость к синему цвету, – заметил Броккен.
Заиграла не менее забытая “Вы меня похитили!”. Гербес вздохнул.
– Ну пошли к этому червю и зелёному деду.
Червь в скафандре оживлённо разговаривал сам с собой.
– Коровы… коровы… – с ненавистью повторял он.
– Коровы? – насторожился Гербес, которому коровы с помощью нехитрой цепочки ассоциаций напомнили об изнасилованиях.
Червяк кивнул.
– Я с натугой переносил цветочных коров до коровника... Чёртовы пришельцы пытались их похитить, но я защитил коров, затушил их в огромном чану, а потом… потом одна из коров раздавила мою возлюбленную, даму-в-беде как её там, упав на неё сверху в тот самый момент, когда я после долгих лет скитаний отыскал её. С тех пор и пью.
“Белая горячка, – мелькнуло в голове у Гербеса. – Этот червь весь проспиртован текилой.”
“Бедняга”, – подумал Броккен.
– Давно это случилось? – участливо спросил Броккен.
– 30 лет назад. Когда-нибудь я разыщу корову-убийцу и отомщу ей… Я тоже упаду на её возлюбленную сверху... раздавлю в лепёшку гадину… гадину-говядину.
Червь выставил перед собой руку и сжал её во внушительный синий кулак.
– Мне очень жаль, – монотонно проговорил Гербес и представился.
– Жим-Жим, червь Жим-Жим, – в ответ представился червь в скафандре.
– Тебе что-то надо менять в своей жизни, Жим-Жим.
– Моя любовь раздавлена бездушной коровой. Всё тщетно и тленно…
– Но тщеславие влечёт меня наверх! – встрял Гербес.
– Влечь наверх должны здравый смысл, ну или зависть и жадность.
– А последние по утрам дают мне пинка. Тогда я падаю на пол и сильно ударяюсь головой.
– Стиильноо, – глухо промычал старик, как заправский зомби, не поднимая головы. – Гыыы… ыыы.
Братья настороженно посмотрели на старика. “Вот почему я подолгу валяюсь в постели, – догадался Брокен, любуясь зелёной плешивой башкой. – Во мне нет ни зависти, ни жадности, ни здравого смысла.”
– Бросай бухло, – предложил он, вернув Жим-Жима в обзор.
– Но тогда моя жизнь потеряет смысл! Я ведь больше ничего не делаю. Белая горячка как причастие. Похмелье как воскрешение. Запой как смерть. 30 лет назад я был известным героем, а сейчас обо мне почти все забыли. Я лишь тень самого себя… Отними у алкоголика спиртное, что от него останется? И я, и ты уйдём за ним, оставив только тени…
“За кем, за алкоголиком?” – подумал Броккен.
“Как неравнодушны пришельцы к коровам. Может, они их насилуют?” – подумал Гербес. Эта мысль странным образом утешила его.
– Слушай, Жим-Жим, тут такое дело, нам срочно нужно в Новаском. Подбросишь?
Червяк перестал таращиться на кружку с пивом и изучающе посмотрел на Гербеса с Броккеном своими маньячными глазами с точками-зрачками, словно медленно фокусируя на них сбитый пивом прицел. И медленно кивнул.
– Можно. Вот только пиво допью и полетим.
– Спасибо, Жим-Жим, – горячо поблагодарил Гербес. – Ты отличный чер… мужик!
– Десятка золотом. С каждого.
– Сколько?! – поперхнулся Гербес. – Это форменный грабёж!